Когда директор информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский читал лекцию об «антиэкстремистском» законодательстве в России студентам, приехавшим на баркемп в Сыктывкар, «пакет Яровой» еще не был подписан президентом. Однако спикер почти не использовал сослагательное наклонение: настолько он был уверен, что «пакет» станет законом. «7×7» представляет краткий обзор лекции Александра Верховского, подготовленной совместно с фондом «Общественный вердикт»: что в России считается «экстремизмом», как не быть наказанным за собственные высказывания и за что можно действительно угодить за решетку.
Информационно-аналитический центр «Сова» — это экспертное агентство, исследующее правотворчество и правоприменение в том числе в области антиэкстремистского законодательства. Помимо выпуска аналитических сводок и отчетов, «Сова» ведет просветительствую деятельность, разрабатывает памятки и инструкции для активистов и простых граждан.
Почему дел так много
— Наше «антиэкстремистское» законодательство уникально, такого нет больше нигде. Только в странах СНГ, но они у России его просто переписали.
На самом деле, похожие нормы существуют в других странах. Мы ведем мониторинг с тех пор, как оно у нас появилось. В наше поле зрения попадают насильственные преступления по мотивам ненависти, участие в запрещенных организациях, различные «экстремиcтские» высказывания. Последняя группа преступлений в нашей статистике раньше составляла маленькую часть, но потом их доля стала быстро расти. Сейчас их количество значительно превышает число остальных преступлений. Стоит отметить, что 85% приговоров выносится за «экстремистские» высказывания, размещенные в интернете.
Слово «экстремистские» я интонационно ставлю в кавычки. Но мы живем с этим законом, и даже если он нам не нравится, с ним приходится считаться.
В нашей практике сложно отследить все случаи. Поэтому мы делим приговоры хотя бы на те, что были вынесены в соответствии с законом, и на те, что уже не в соответствии с ним или с грубыми натяжками. Последнюю категорию мы считаем неправомерными. Раньше таких случаев бывало около 5%. В прошлом году доросло до 10%.
Опыт показывает, что риск возникает у людей, которые в, скажем так, среднестатистической европейской стране с этим риском не столкнулись бы. Да, у них более независимый суд, полиция. Но есть и несколько специфических факторов. У нас выносится несколько сотен в год приговоров за высказывания, и мы далеко не всегда знаем, за какие конкретно. Из того, что знаем, большинство — за расистские высказывания или с призывами к военному джихаду, насилию. Так что нельзя сказать, что те люди пострадали очень уж невинно.
Но в Польше, Германии подобных преступлений на два порядка меньше. Там даже не каждый год такое случается. Почему? У нас суд и следствие не учитывают такой важный фактор, как степень опасности общественного высказывания. Некий человек написал призыв к погрому: ясный, понятный, инструктивный. Это плохо. Но у этого человека могла быть аудитория в 200 тысяч человек или — в десять. В условной европейской стране суд примет это во внимание, ведь от этого зависит общественная опасность. У нас даже в приговорах можно встретить: 12 человек-читателей. Вот отсюда эти сотни приговоров. Все, что можно прочесть в открытом доступе или даже в режиме только для друзей, считается публичным.
Также должно бы иметь значение качество аудитории. Скажем, один человек не любит определенную категорию граждан, и он написал, что он бы с ними сделал. Если его читатели — мирные домашние люди, они почитают, подивятся, возмутятся и будут крутить колесико мыши дальше. А бывает другая аудитория, которая прочитает и воспримет это как руководство к действию. Изучение аудитории — это непростое дело, но есть и очевидные случаи.
Вот почему дел так много. Мы видим, что репрессивные тенденции имеют обычай плавно усиливаться. Так работает бюрократическая машина. Первый следователь берет на себя риски, его будут критиковать внутри системы. А 3–4 успешных случая — дело идет уже легче. Но бывают политические решения, которые могут остановить эту машину. Или наоборот, разогнать. Я не готов предсказывать, каких политических решений нам стоит ждать.
Использование интернета — отягчающее обстоятельство
— У нас много статей, которые легко нарушить. По этим статьям почти никогда не сажают, но даже небольшие наказания в виде штрафов, но и другие негативные последствия.
Самая известная — статья 282 Уголовного кодекса «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Верховный суд разъяснил эту широкую формулировку примерно так: призывы к насилию, депортации, то есть к каким-то действиям. А критические отзывы о верованиях, национальных обычаях, организациях, их лидерах — здесь не в счет. Но эта оговорка не была услышана судами.
Статья 280 — «Призывы к экстремистской деятельности». Определение суда длинное, занимает несколько страниц печатного текста. Но смысл понятен: призыв к вражде, сепаратизму, перевороту. Что значит призывать? Людям кажется, что повелительное наклонение — это призыв, а фраза «перебить бы их всех» — выражение эмоций. Для суда это одно и то же. Суд анализирует не лексику, а текст как целое — создает ли ощущение к призыву. Найдется эксперт-лингвист, который подтвердит, если следователю это нужно, а суд послушается. Эта статья применяется гораздо реже, чем предыдущая, но чаще, чем применялась раньше.
К ней добавился недавно пункт первый — призывы к сепаратизму. Человеку без специального опыта чтения российских законов может показаться, что это призыв к вооруженному мятежу. На практике же осудили в Карелии одного депутата, который о российской власти высказался так: «Лучше бы в Финляндию податься». В реальности пока подобных приговоров мало, в основном — про Крым. Но «кандидатов» на эту статью очень много.
В обеих этих статьях использование интернета — отягчающее обстоятельство. Легким штрафом отделаться трудно: лишение свободы, и хорошо, если условное.
Есть еще статья 205.2 — «Призывы к террористической деятельности или призывы к терроризму». Статья сформулирована разумно, поэтому упоминаю только «для порядку»: за признание терроризма оправданной и заслуживающей поддержки деятельности грозят серьезные последствия.
Теперь про «реабилитацию нацизма». Это очень неправильное название. Под ним у нас понимается три разных действия. Одно распространено в европейских странах — оправдание преступлений, определенных Нюрнбергским трибуналом. Второй состав могу только процитировать, он очень странный: «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны». Есть один пример: в июне был вынесен приговор украинскому националисту, живущему в России. Он написал, что СССР вместе с нацистской Германией напали на Польшу. Ключевое выражение — заведомо ложное. Мы знаем, что не одновременно, а через две недели, но можно ли было сформулировать и таким образом? И как определить: заведомо ложное или он просто забыл? Тем не менее ему выписали штраф. К счастью, по таким делам никто не «садится», но приятного мало.
Третий пункт — грубые высказывания, осквернение памятных дат и символов, связанных с российской историей. Пока еще не очень опробованная вещь. Был один кейс — с осквернением памятника. Но как применять это к высказываниям — непонятно.
Три года назад была введена статья 148 — «Оскорбление религиозных чувств верующих». Было несколько дел, некоторые из которых связаны с интернетом. Наиболее медийное дело — о патриотичном человеке, который считал, что он мастер вуду и хотел навести порчу на Порошенко и Яценюка. Он резал петуха, какой-то текст произносил и выложил видео. Среди предметов было распятие и еще какие-то элементы из православной символики. Верующих не спрашивали, оскорбило их это или нет, но следователь оскорбление усмотрел.
Есть и редко применяемые статьи — участие в экстремистском сообществе или членство в запрещенной организации. Если вы из интереса, любопытства у себя репостнете документ запрещенной организации, то это действие может быть понято как пропаганда или участие в сообществе. Поэтому надо внимательно следить, особенно за Фейсбуком, потому что там вас легко могут вписать в непонятные группы. Еще один момент: при цитировании пользователям интернета, в отличие от журналистов, оговариваться о том, что организация запрещена в России, не надо. Список таких организаций можно посмотреть на сайте нашей организации. Сайт «Совы» всегда up-to-date.
С запрещенной символикой запретил знакомиться Роскомнадзор
— На этом уголовная часть заканчивается, но не заканчиваются трудности.
Есть процедура запрета экстремистских материалов, массовое распространение которых является нарушением. Под «массовым» у нас понимается в том числе любое распространение в интернете, вне зависимости от того, сколько человек это увидело. В списке таких материалов больше 3,5 тысяч пунктов. Их не просто невозможно запомнить, но иногда даже нереально, что именно запрещено. Например, в списке фигурируют названия типа «3.jpg». То есть риск нарушить закон есть у каждого человека.
Наказание за это хоть и невелико — это «нетяжелая» административная статья — но начинать не хочется. Можно попытаться минимизировать эффект: полиция тоже не помнит полного списка, поэтому привлекают только по ограниченной части наименований, которые на слуху. Поэтому прежде чем репостить, проверьте по списку. Но кто знает, любой материал могут запретить завтра, так что следить придется и за старыми записями.
Другая статья предусматривает ответственность за демонстрирование запрещенной символики. Она бывает нескольких видов: нацистская, как раньше в Германии, и неонацистская, типа кельтского креста. Всю ее тоже помнить не могут, но есть каталоги. У нас на сайте была ссылка на такой каталог, но ее пришлось убрать по указанию Роскомнадзора. Также нельзя демонстрировать символику, сходную с запрещенной до степени смешения. Суды признают похожими на свастику практически любые формы повернутых крестов.
Есть еще символика запрещенных организаций. Для этой категории никакого каталога нет, у этих организаций, может, и вообще нет символики, но есть и такие, чья символика широко используется. Четвертая часть статьи — совсем загадочная. В ней говорится о символике организаций, сотрудничающих с Третьим рейхом во время Второй мировой войны. Парламентарии поняли, что сами ничего не поняли, и поручили правительству составить каталог. Но пока это поручение не выполнено.
Чтобы попасть под эту статью, не обязательно пропагандировать нацизм или деятельность запрещенной организации. Достаточно эту символику просто изобразить, и таких случаев — тьма. В июне был осужден гражданин, который сделал коллаж — Путина в нацистской форме, и рисунок — свастика и серп и молот взвешиваются на весах. По контексту он ничего не пропагандировал, он использовал символику как элемент политической критики. Но все равно был оштрафован. Обжаловали решения в конституционном суде два раза, и два раза в суде повторяли: нельзя ни в каком виде.
«Случайных» дел мало
— Самый «толстый» правовой нюанс — это ответственность за репост. Кстати, за «лайки» пока никто не «попадал», а вот за репосты — многие. Насколько это вообще законно? Ответа на самом деле нет. Репост — это в сущности цитирование. В 10-м году суд подтверждал норму: ответственность за цитируемое не может устанавливаться для СМИ, но определяется контекстом. Если воспроизвести цитату с призывами к погромам и убийству и написать, что это плохо — это одно дело, а если написать, что это хорошо — то другое. К сожалению, следствие, как правило, игнорирует эту разницу.
Еще у каждого цитирования существует контекст. Любой человек пишет в своем блоге, ориентируясь на свою читательскую аудиторию. Так что если антифашист процитирует фашистский текст, читатели домыслят. Но следователю это неочевидно. Он должен был бы оценить не только пост и репост, но и почитать, что у блогера написано выше и ниже. Но следователь не будет этого делать. Нет, не надо каждый чих комментировать и писать, все время имея в виду следователя. Просто не репостите то, что может привлечь внимание.
Распространено мнение, что все, что написано на сервере Фейсбука, неподсудно России. Это неверно. Действие Уголовного кодекса распространяется на территорию России или на любую другую территорию, если действия направлены против интересов РФ. Неважно, на каком языке, лишь бы к материалу был доступ в России. Даже если писали его из Мадагаскара — неважно. Как нарушителя там, на Мадагаскаре, найдут, это уже другой вопрос. Его могут просто «ждать» в России, например.
Еще нюанс: под вашим постом могут появиться комментарии, из-за которых могут возбудить уголовное дело. По идее, в отношении авторов этих комментариев: это довольно легко сделать во «ВКонтакте», потому что администраторы выдают персональные данные владельцев аккаунтов. Но были случаи, когда обвиняемым стал автор изначального поста. Где-то из-за разгильдяйства, где-то по злой воле, но такое бывает.
Последнее — про срок давности высказываний. По уголовным статьям сроки давности большие, по административным — всего 3 месяца. Вопрос, от какой даты это исчисляется. Оказывается, не когда вы это написали, а с того момента, когда это полиция обнаружила и зафиксировала. То есть человек может репостить что-то, что было не запрещено. Через год это запрещают, текст попадает в список, и репост годичной давности становится административным правонарушением, хотя вы о нем уже не помните. Можно, конечно, постоянно чистить ленту и удалять все то, что уже не актуально [такой вариант на встрече предлагает Асмик Новикова, руководитель исследовательских проектов фонда «Общественный вердикт»], но это непосильный труд.
Да, я сказал, что приговоров за «лайки» не было еще. Зато был случай, когда кто-то тегнул [отметил] одну девушку на каком-то видео, которое, как оказалось, нарушало закон. Она была не одна, кого отметили, но почему-то именно ее, даже не владельца видео, осудили по административному делу. Похоже, никто просто не хотел даже разобраться в ситуации.
Но глядя на всю совокупность дел, мы видим, что совсем случайных людей бывает довольно мало. Обычно это случается с людьми, которые ведут общественную деятельность. Офицеры их ленты почитывают.
Источник: «7×7»
