ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Четвертая секция
ДЕЛО «НИКУЛА против ФИНЛЯНДИИ»
(жалоба № 31611/96)
Постановление Суда
Страсбург
21 марта 2002 года
г-н Г. Ресс, Председатель,
г-н А. Пастор Ридруэхо,
г-н Л. Кафлиш,
г-н И. Кабрал Баррету,
г-н В. Буткевич,
г-жа Н. Вайч,
г-н М. Пеллонпе, судьи,
а также г-н В. Берже, Секретарь Палаты Суда,
Проведя 20 сентября 2001 года и 28 февраля 2002 года закрытые заседания,
Вынес следующее постановление, принятое в последний из вышеуказанных дней:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было начато после принятия Европейской Комиссией по правам человека (далее – Комиссия) заявления (№ 31611/96) против республики Финляндия, которое было подано в соответствии с действующей тогда статьей 25 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) 20 мая 1996 года финской гражданкой, Анне Никула (далее заявительница).
2. Заявительница утверждала, что было нарушено ее право на свободу выражения мнения в связи с тем, что она была привлечена к уголовной ответственности за диффамацию за высказанную ею, в качестве адвоката защиты, критику в адрес решения прокурора предъявить обвинение одному лицу (мешая, таким образом, клиенту заявительницы быть допрошенным в качестве свидетеля) и не предъявлять обвинение другому лицу (который, следовательно, мог бы свидетельствовать против клиента заявительницы).
3. Жалоба была передана в Европейский Суд по правам человека (далее – Суд) 1 ноября 1998 года после вступления в силу Протокола № 11 к Конвенции (пункт 2 статьи 5 Протокола № 11). После этого жалоба была передана на рассмотрение Четвертой Секции Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). Согласно п. 1 правила 26 Регламента Суда в этой Секции была образована Палата, рассматривавшая это дело (п. 1 статьи 27 Конвенции).
4. Решением от 30 ноября 2000 года Палата объявила жалобу частично приемлемой. Заявительница и Правительство Финляндии (далее – Правительство) представили замечания по существу дела (п. 1 правила 59). В дополнение были получены комментарии третьей стороны от Интерайтс (Международного центра правовой защиты прав человека), которой было разрешено Председателем произвести интервенцию в порядке письменной процедуры (п. 2 статьи 36 Конвенции и п. 3 правила 61). Стороны ответили на эти комментарии (п. 5 правила 61).
5. В соответствии с п. 2 правила 59 Регламента Суда 20 сентября 2001 года во Дворце прав человека в Страсбурге состоялось открытое рассмотрение дела.
Перед Судом предстали:
(а) со стороны Правительства:
господин А. Косонен, директор Министерства иностранных дел – Уполномоченный Финляндии при Европейском Суде по правам человека;
господин Вялимаа, советник по вопросам законодательства Министерства юстиции – Консультант;
(b) со стороны заявительницы:
господин З. Зундштрём, доктор юридических наук, представитель Финской Коллегии адвокатов;
господин М. Кауппи, адвокат Финской Коллегии адвокатов — Советники.
Суд выслушал обращения господина Косонена, господина Зундштрёма и господина Вялимаа.
6. 1 ноября 2001 года Суд изменил состав Секций (п. 1 правила 25), но данное дело осталось на рассмотрении Палаты, составленной прежней Секцией IV.
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
А. Уголовные процедуры против клиента заявителя
7. В 1992-1993 годах заявительница выступала в качестве адвоката защиты в Городском суде (raastuvanoikeus, rеdstuvurдtt) города Коккола в двух заседаниях в рамках уголовного процесса против ее клиента И.С. и других лиц. С согласия Городского суда заявительница действовала как адвокат по Закону о бесплатных процедурах 1973 года (laki maksuttomasta oikeudenkдynnistд, lag om fri rдttegеng 87/1973).
8. В 1992 году на суде прокурор Т. потребовал временно запретить И.С., его брату С.С. и Л.О. заниматься бизнесом (liiketoimintakielto, nдringsfцrbud). Требование было вызвано ликвидацией нескольких компаний, которыми подсудимые либо владели, либо занимали в них ответственные посты. На слушании 4 марта 1992 года Т., в числе прочего, утверждал, что независимо от участия С.С. в управлении компаний, его следует отстранить от ведения дел, учитывая его формальное членство в исполнительном органе. Были выслушаны показания бухгалтера компаний, М.Х., который являлся одним из свидетелей. Данное дело завершилось решением Верховного суда от 9 февраля 1993 года (korkein oikeus, hцgsta domstolen).
9. Тем временем И.С., С.С., Л.О. и М.Х. были допрошены как подозреваемые в связи с жалобой, поданной М.С. (женой С.С.), утверждавшей, что кроме всего прочего, они злоупотребляли своим положением в компаниях. 7 декабря 1992 года Т. решил не выдвигать обвинение против С.С., не найдя доказательств тому, что он принимал участие в каком-либо заседании исполнительного органа компаний для решения вопроса о размещении средств, инвестированных потерпевшей, в целях, с которыми она не была согласна, или тому, что С.С. каким-либо иным образом дал согласие на такое размещение капитала.
10. 2 февраля 1993 года И.С. было предъявлено обвинение в пособничестве и подстрекательстве к мошенничеству и злоупотреблении полномочиями. Л.О. был обвинен, кроме всего прочего, в мошенничестве с отягчающими обстоятельствами, в то время как М.Х. был обвинен в злоупотреблении служебным положением. Прокурор Т. потребовал от С.С. дать показания, но заявительница и другие адвокаты защиты опротестовали это решение от имени своих клиентов. В Городском суде заявительница зачитала и представила суду заявление, озаглавленное “Ролевое манипулирование и незаконное представление доказательств” (на финском языке – “Roolimanipulointi ja kiellonvastainen todistelu”), в котором, помимо всего прочего, утверждала:
“… Обвинение стремится утаить тот факт, что С.С. … был… председателем правления в компании, о которой идет речь…Явное злоупотребление в отношении представления доказательств должно повлечь отказ суда принимать такие доказательства …Действия прокурора показывают, что он пытается, используя процессуальную тактику, сделать одного из обвиняемых свидетелем, для того чтобы поддержать выдвинутые им обвинения. Для того чтобы помешать обвиняемому представить доказательства по этим вопросам, прокурор, в то же самое время, предъявил сфабрикованное обвинение человеку, который мог бы выступить свидетелем… Такое намеренное злоупотребление правом на усмотрение со стороны представителя власти крайне необычно в государстве, руководствующемся принципом верховенства закона.Что касается, в частности, процессуальных методов, которыми воспользовался прокурор в настоящем деле, а именно два случая ролевого манипулирования в одном и том же деле, то я утверждаю, что более мягкая форма такого манипулирования была осуждена Норвежским Верховным судом. В том прецеденте было выявлено противозаконное поведение, подобное поведению прокурора в настоящем деле…В этом деле прокурор использовал ролевое манипулирование, тем самым, нарушив свои служебные обязанности и поставив под угрозу авторитет правосудия…”
11. После того, как Т. отрицал вышеперечисленные претензии и настаивал на своем ходатайстве, Городской суд отклонил возражение защиты и разрешил С.С. давать показания. 23 февраля 1993 года в отношении подсудимых был вынесен обвинительный приговор. И.С. и Л.О. были приговорены условно к тюремному заключению и уплате штрафов, М.Х. был приговорен к уплате штрафа. Им также вменялось в обязанности возместить ущерб потерпевшей и оплатить судебные расходы. Все они обжаловали приговор, в процессе чего И.С. и Л.О., помимо прочего, утверждали, что С.С. не должен был выступать в качестве свидетеля.
12. В своем решении от 20 декабря 1993 года Апелляционный суд (hovioikeus, hovrдtt) города Вааса поддержал решение о допросе С.С. в качестве свидетеля, но освободил И.С. и М.Х. от уплаты судебных издержек в части обвинения в злоупотреблении служебным положением. Тем не менее, им было предписано возместить ущерб, нанесенный потерпевшей.
13. М.Х. и Т. попросили разрешения обжаловать в апелляционном порядке это решение в Верховном суде. Потерпевшую попросили высказать свое мнение относительно ходатайства Т., в связи с чем она заявила от имени И.С., что С.С. не должен был выступать свидетелем. Жалобу разрешили подать только М.Х. Решением от 9 марта 1995 года Верховный суд освободил М.Х. от обязанности возместить ущерб потерпевшей.
В. Преследование заявительницы по обвинению в диффамации
14. Т. представил заявления заявительницы от 2 февраля 1993 года в Совет обвинителей (kanneviskaali, hovrдttsfiskalen) Апелляционного суда для решения вопроса о возможном преследовании ее за диффамацию. 27 декабря 1993 года действующий Совет обвинителей расценил, что заявительница виновна в диффамации, но решил не предъявлять ей обвинение, в силу малозначительности правонарушения. Действующий Совет обвинителей привел в обоснование такого решения, inter alia, следующие доводы:
“Рассматриваемая в этом деле диффамация не может нести наказания более сурового, чем штраф.[Заявительница] составила вышеупомянутое…заявление для того, чтобы помешать допросу С.С. в качестве свидетеля. Действуя таким образом, [заявительница] пыталась защитить интересы своего клиента в суде… В своем заявлении [она] пыталась, возможно, частично из-за своей неопытности, представить дело в Городском суде в контексте прецедента Норвежского суда и его формулировок. К тому же в записке использовались крайне резкие выражения, оскорбляющие Т. …, хотя [заявительница] не смогла представить необходимых фактических оснований выдвинутых в адрес [Т.] обвинений …На том же судебном разбирательстве … Городской суд не нашел препятствий для допроса [С.С.] в качестве свидетеля. В своих доводах Городской суд отметил, что ни в материалах предварительного расследования, ни в других документах не обнаружилось никаких сведений, на основании которых можно было бы сделать вывод, что прокурор умышленно отобрал определенных лиц и сделал их обвиняемыми по делу…Апелляционный суд оставил судебное решение Городского суда в силе. В подобных обстоятельствах [оскорбление заявителя] не причинило [Т.] какого-либо серьезного вреда…”.
15. Тем не менее, используя свое право на независимое частное обвинение, Т. все же возбудил в Апелляционном суде уголовное дело против заявительницы. В Апелляционном суде заявительница утверждала, что как адвокату защиты ей необходимо было предоставить бульшую свободу выражения мнения. Прокуроры и адвокаты должны относиться к критике в свой адрес намного терпимее, чем частные лица. Утверждения заявительницы были адресованы только Городскому суду, и в них она ограничилась критикой того, как Т., как прокурор, вел уголовное дело в отношении клиента заявительницы. Поскольку Городской суд отклонил возражение заявительницы о допросе С.С. в качестве свидетеля, эти утверждения нельзя рассматривать как диффамационные по определению п. 2 статьи 27 Уголовного Кодекса (rikoslaki, strafflag).
16. Т. доказывал, что утверждения заявительницы от 2 февраля 1993 года в Городском суде были оскорбительны для него, могли помешать исполнению им служебных обязанностей и его негативно сказаться на его карьере. Он ссылался на свою долгую профессиональную деятельность на посту прокурора, на занимаемый им ответственный пост в муниципальных органах и на то, что он является председателем в местном отделении политической партии.
17. 22 августа 1994 года Апелляционный суд признал заявительницу виновной в диффамации, совершенной “по неосведомленности” (julkinen ei vastoin parempaa tietoa tehty herjaus, offentlig smдdelse dock inte emot bдttre vetande), то есть в диффамации, допущенной по небрежности, которую следует отличать от “сознательного” публичного оскорбления, то есть, умышленного вменения Т. совершения правонарушения, зная, что он его не совершал (а не просто озвучивания подозрения, что он его совершил). Заявительница была приговорена к штрафу в сумме 4,260 финских марок (716 евро). Ей также надлежало выплатить 3,000 финских марок (505 евро) в качестве компенсации за причиненный Т. ущерб и 8,000 финских марок (1,345 евро) за издержки, понесенные им в суде (обе суммы с учетом 16% налога). Кроме того, ей было предписано выплатить 300 финских марок (50 евро) государственной пошлины в доход государства. Апелляционный суд, помимо прочего, отметил следующее:
“Обязанность адвоката – защищать интересы своего клиента на основании закона и адвокатской этики. Требования, связанные с деятельностью адвоката, описаны в довольно общих положениях и правилах. Согласно общепризнанным принципам, обвиняемый обеспечивается всеми необходимыми гарантиями защиты. Также и адвокат может потребовать, чтобы каждый аспект дела его клиента был рассмотрен судом всесторонне, справедливо и надлежащим образом. [Адвокат] обязан указывать на ошибки и недостатки, которые он заметил. С этой точки зрения, адвокат может критиковать все, что относится к делу. Но, тем не менее, такая критика должна быть уместной и основанной на фактах. Основания для критики должны быть внимательно изучены… Манера, в которой адвокат излагает критику также подлежит ограничениям, inter alia, положениями статьи 27 Уголовного Кодекса.В [рассматриваемом] деле было установлено, что [заявительница] утверждала в вышеупомянутом письменном заявлении, что [Т.] при определении обвиняемого по данному делу, намеренно злоупотребил своей свободой усмотрения и, тем самым, превысил свои должностные полномочия.Таким образом, Т. был обвинен в умышленном совершении правонарушения при исполнении своих должностных обязанностей в смысле раздела 10 главы 40 Уголовного Кодекса. Поведение [заявительницы] могло бы… подпасть под состав уголовного преступления, если бы ее заявления были способны нанести [Т.] оскорбление или помешать исполнению им своих служебных обязанностей или отрицательным образом сказаться на его карьере. С этой точки зрения, Апелляционный суд отмечает, что заявление было сделано практикующим юристом, имевшим образование судьи (varatuomari, vicehдradshцvding). Заявления были сделаны на открытом слушании в Городском суде. Таким образом, заявления могли стать достоянием общественности. Заявления, касающиеся … злоупотребления правом свободу усмотрения, проявившемся в нарушении служебных обязанностей могли быть для Т. оскорбительными, помешать исполнению им своих служебных обязанностей и негативно сказаться не его карьере.[В отсутствие достаточных доказательств, [Т.] не стал выдвигать обвинений против [С.С.]. Апелляционный суд отмечает, что не было установлено подтверждения тому факту, что вышеупомянутое решение [Т.] не базировалось на надлежащих, разъясненных в решении основаниях. В своем решении, вынесенном на том же открытом слушании … Городской суд не обнаружил препятствий для допроса [С.С.] в качестве свидетеля. В своем решении от 20 декабря 1993 года … Апелляционный суд оставил решение Городского суда в силе.На основании обвинений, которые выдвинул [Т.] против [М.Х.], Городской суд признал [его] виновным в злоупотреблении служебными полномочиями. Вышеупомянутым решением Апелляционный суд оправдал [М.Х.], но поддержал решение Городского суда в части обязанности возместить ущерб. Апелляционный суд отмечает, что в этом случае не было найдено подтверждения тому факту, что [Т.] решил начать судебное разбирательство против [М.Х.] для того, чтобы его нельзя было допросить в качестве свидетеля.[Поведение, вменяемое Т.] не было доказано.Нет оснований полагать, что [заявительница] действовала умышленно…, хотя она выразила свою критику в адрес [Т.] в диффамационной манере. Для того чтобы защитить интересы клиента, [заявительница] пыталась помешать [С.С.] выступать в качестве свидетеля и высказывала сомнения в его надежности. В принципе, [заявительница] имела право критиковать прокурора и высказывать свое подозрение о том, что прокурор вел себя некорректно. В оценке вины [заявительницы] не было выявлено ни одной причины для какого-либо иного заключения, кроме того, что ей не удалось привести достаточно причин в обоснование своей критики. Поэтому Апелляционный суд пришел к выводу, что [заявительница] не действовала “по неосведомленности”. Вероятно, [она] осознавала, что ее заявления были диффамационными по характеру и могли быть оскорбительными для [Т.], помешать исполнению им служебных обязанностей и негативно сказаться не его карьере…»
“С одной стороны, это дело касается свободы слова адвоката защиты обвиняемого в уголовном процессе, с другой стороны, порога, когда критика действий прокурора при исполнении им служебных обязанностей рассматривается как уголовное преступление.Справедливому суду присуще то, что, если того требуют интересы клиента, адвокат защиты может критиковать действия прокурора, не опасаясь угрозы быть наказанным за это. Это считается основным принципом прав человека в Западных странах, где существует господство закона. Этот принцип [теряет значимость], если свобода выражения мнения адвоката сильно ограничена. Юридические положения, которые ограничивают свободу выражения мнения должны толковаться, таким образом, узко. Соответственно, разумно предполагать, что прокурор будет терпимо относиться даже к острой критике его служебных действий на публичном слушании. Это обусловлено особым характером должности прокурора.Деяние, вмененное [заявительнице] в вину.На основании аргументации Апелляционного суда я считаю, что [заявительница] не имела никакого намерения оскорбить [Т.] или действовать вопреки своей осведомленности. Вопрос состоит в том, виновна ли она в диффамации, вмененной ей Апелляционным судом.В рассматриваемом судебном разбирательстве [заявительница] посчитала, что интересы клиента требуют, чтобы [свидетеля обвинения] лишили права свидетельствовать против брата. С этой целью [заявительница] выразила подозрение о том, что [Т.] при предъявлении обвинения был виновен в … ролевом манипулировании. [Заявительница] посчитала необходимым, в частности, подчеркнуть, что такое действие, по ее мнению, несовместимо с финским правом и является злоупотреблением служебным положением прокурора. В качестве адвоката защиты [заявительница] имела право на выражение такого мнения, а [Т.] в качестве прокурора надо было отнестись к этой критике терпимо. В качестве стороны процесса [Т.] имел возможность ответить на утверждения [заявительницы] и снять подозрения противной стороны, если он считал их безосновательными.С другой стороны, [заявительнице], действующей в качестве адвоката защиты, не было никакой необходимости выражать свое мнение по поводу того, злоупотребил ли [Т.] своим служебным полномочием при исполнении служебных обязанностей, действуя в утверждаемой заявительницей манере… В этом отношении я расцениваю утверждения [заявительницы] неуместными.Основные элементы диффамации.Совершила ли [заявительница] диффамацию? Достаточно ли для состава преступления, предусмотренного в разделе 2 главы 27 Уголовного кодекса, утверждения, что кто-то “виновен в конкретном преступлении” при обстоятельствах, указанных в этой статье – или требуется, что утверждаемое оскорбление способно нанести вышеупомянутому лицу “вред его профессиональной деятельности и негативно сказаться на карьере”. Это положение можно толковать по-разному. Апелляционный суд выбрал толкование в пользу обвиняемой, решив, что ее поведение может составлять уголовное преступление только в том случае, если ее утверждения способны подвергнуть [Т.] оскорблению или нанести вред его профессиональной деятельности или негативно сказаться на карьере. Я согласен с толкованием Апелляционного суда.Принимая во внимание широкое определение этого преступления, неразумно полагать, что любое утверждение о якобы совершенном преступлении неминуемо ведет к …упомянутым в данной норме негативным последствиям. Чтобы утверждение о якобы совершенном преступлении подпадало под определение диффамации, в рассматриваемом деле необходимо представить доказательства того, что оно привело к негативным последствиям.Оценка негативного характера заявления о якобы совершенном преступлении.Всем известно, что адвокат защиты обвиняемого лица может критиковать решения прокурора о предъявлении обвинения… Это можно принять за правило, особенно когда не признаются обвинения против клиента адвоката. Также известно, что адвокат может использовать сильные выражения и то, что мнение адвоката субъективно. Присутствующая в суде публика обычно способна принять разумное отношение к критике, которой стороны подвергают друг друга. Нельзя всю критику понимать буквально, даже если она исходит из уст профессионального юриста.Что касается обвинения [Т.] в ролевом манипулировании, [заявительница] не утверждала, что [Т.] сделал что-нибудь такое, чего на самом деле не было. Вместо этого она ставила под сомнение уместность [его] решения… [Заявительница] утверждала, что подлинная цель действий прокурора не соответствовала утверждаемым основаниям этих действий. В этом случае [заявительница] объявила, что она считает официальные действия [Т.] незаконными и умышленно вредными для ее клиента. Несмотря на безоговорочный тон и формулировку, утверждения [заявительницы] необходимо понимать до некоторой степени как ее собственные сомнения в отношении причин такого поведения [Т.].Заключение.В свете вышеизложенных соображений я не считаю, что утверждение [заявительницы] о том, что [Т.] совершил преступление при исполнении служебных обязанностей, было способно нанести [ему] оскорбление или нанести вред его профессиональной деятельности или карьере в смысле части 1 пункта 2 статьи 27 Уголовного Кодекса. Таким образом, я полагаю, что совершение [заявительницей] диффамации не доказано… Я отменяю решение Апелляционного суда и отклоняю требования о компенсации ущерба [против заявительницы].Издержки.Что касается судебных издержек, я полагаю, несмотря на решение суда, что использовав неуместные выражения, [заявительница] дала повод [Т.] возбудить против нее уголовное дело. Тем не менее, учитывая все факты, я считаю, что каждая сторона должна нести свои собственные расходы».
II. Соответствующее внутреннее право и практика
19. В соответствии с п. 2 статьи 27 Уголовного Кодекса, действовавшего на то время, лицо, утверждающее, лицо, пусть даже будучи убежденным в правильности своих знаний, что кто-то совершил правонарушение, признается виновным в диффамации, если только не представит возможных причин в подтверждение своего утверждения.
20. В действующей редакции части 2 п. 9 статьи 24 Уголовного Кодекса, измененного Законом № 531/2000, установлено, предусматривает, что если критика направлена на поведение другого лица при осуществлении им своей политической или коммерческой деятельности, государственной службы или общественной функции, научной, художественной или другой сопоставимой общественной деятельности, и если очевидно, что эта критика не преступает границ приемлемого поведения, то она не должна признаваться диффамацией в смысле части 1.
21. В соответствии с пунктом 10(а) статьи 15 Судебного Процессуального Кодекса суд может отстранить неподходящего представителя, юриста от дальнейшего участия в разбирательстве дела. На тех же основаниях суд также может отменить назначение адвоката по программе бесплатной юридической помощи (пункт 14 Закона о бесплатном судебном разбирательстве).
III. Сравнительное право и практика.
А. Замечания, представленные организацией “Интерайтс”
22. Третья сторона, добровольно вступившая в разбирательство, заключила из произведенного ей обзора положения дел в ряде государств-участников Совета Европы (а именно Бельгии, Дании, Франции, Италии, Нидерландов, Испании, Швеции и Соединенного Королевства), а также некоторых других государств (Австралии, Канады и Южной Африки), что подавляющее большинство государств предоставляет адвокатам привилегию по отношению к заявлениям, которые они делают, представляя в суде своих клиентов. Хотя степень и применение этой привилегии может отличаться от юрисдикции к юрисдикции, каждое из рассмотренных государств признает, что право адвоката на выражение собственного мнения тесно связано с обязанностью адвоката защищать клиента. Привилегия на якобы диффамационные утверждения позволяет адвокату защиты как можно более эффективно доказать свою точку зрения, опираясь на факты, в достоверности которых они могут быть и не уверены. Например, в Нидерландах заявления о том, что прокурор злоупотребил правом на свободу усмотрения, постоянно выдвигаются адвокатами защиты. Заявлениям, хотя потенциально и относящимся к делу, но абсолютно безосновательным попросту не придают значения.
Что касается степени ограничения заявлений адвоката в суде, большинство юрисдикций, рассмотренных “Интерайтс”, предпочитают дисциплинарные меры уголовным санкциям. С точки зрения третьей стороны, это отражает позицию, занятую Судом в контексте статьи 10, а именно то, что даже относительно незначительная уголовная санкция может оказать сдерживающее влияние на уместную и взвешенную критику (см., например, постановление по делу “Торгер Торгерсон против Исландии” (“Thorgeir Thorgeirson v. Iceland”) от 25 июня 1992 года, Series A, № 239).
24. В большинстве юрисдикций, рассмотренных третьей стороной, уголовные санкции теоретически допустимы, но на практике они применяются редко и обычно в чрезвычайных обстоятельствах и в том случае, если доказан умысел в отличие от простой небрежности. Даже если заявления адвоката служат объектом ограничения, эти ограничения налагаются только в том случае, не только носят диффамационный характер, но и полностью не связаны с судебным разбирательством или сторонами по делу.
Более того, почти все юрисдикции, рассмотренные третьей стороной, признают основное различие между ролью прокурора как противника обвиняемого и ролью судьи. Это различие, в основном, обусловливает повышенную защиту критических заявлений по отношению к прокурору.
26. Третья сторона пришла к выводу, что в большинстве рассмотренных юрисдикций адвокат защиты вряд ли будет обвинен в совершении уголовного преступления за высказанную критику относительно манеры, в которой прокурор ведет дело, или за замечание о том, что прокурор злоупотребил своей свободой усмотрения. По этим фактам возбуждение уголовного дела не считается необходимым.
В. Принципы, принятые международными организациями.
27. Согласно § 20 Основных положений о роли адвокатов, принятых восьмым Конгрессом ООН по предупреждению преступлений и обращению с преступниками в 1990 году, адвокаты пользуются “иммунитетом от гражданской и уголовной ответственности за относящиеся к делу утверждения, сделанные добросовестно в письменных или устных пояснениях суду при выступлении в суде, трибунале или другом юридическом или административном органе”.
28. В своей Рекомендации № 21 (2000) Комитет министров Совета Европы предлагает властям государств-членов принимать или усиливать все меры, которые они считают необходимыми, с целью обеспечения свободы исполнения адвокатами профессиональных обязанностей. Например, “адвокаты не должны страдать или находится под угрозой любых санкций или давления, если они действуют в соответствии с профессиональными нормами”. Тем не менее, адвокаты обязаны “уважать суд и выполнять свои обязанности по отношению к нему в манере, совместимой с внутренними юридическими и другими правилами или профессиональными нормами” (принципы I:4 и III:4).
ПРАВО
I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции
Заявительница утверждала, что в том, что ее нашли виновной в оскорблении прокурора Т., было нарушено ее право на свободное выражение мнение в качестве адвоката. При этом она ссылается на статью 10 Конвенции, которая гласит:
“1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ…2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия”.
А. Вмешательство со стороны государственных органов
30. Стороны судебного процесса согласились, что обвинение заявительницы можно приравнять к вмешательству в осуществление ее права на свободу выражения мнения. Суд не находит причин считать иначе.
В. Оправдание вмешательства
31. Вмешательство нарушает статью 10, если только оно не “предусмотрено законом”, преследует одну или несколько законных целей, указанных в п. 2 статьи 10 и “необходимо в демократическом обществе” для достижения этих целей.
1. “Предусмотрено законом”
32. Заявительница возразила против толкования внутренними судами Уголовного Кодекса, а именно против того, что его необходимо применять даже для защиты заявлений адвоката в суде первой инстанции.
33. Правительство напомнило, что заявительницу обвинили в диффамации на основании п. 2 статьи 27 Уголовного Кодекса, действовавшего в то время. Толкование этого положения в рассматриваемом деле не было случайным, и, таким образом, вмешательство было “предусмотрено законом”.
34. Суд допускает, что вмешательство основывалось на справедливом толковании п. 2 статьи 27 Уголовного Кодекса, действующего в относящееся к делу время. Таким образом, оно было “предусмотрено законом”.
2. Законная цель
35. Заявительница утверждала, что вмешательство не служило ни одной из законных целей, указанных в п. 2 статьи 10.
36. С точки зрения Правительства, вмешательство служило законной цели защиты репутации и прав прокурора Т. и, более того, стремилось поддержать авторитет суда и судебной системы, в целом.
37. Суд отмечает, что в своих письменных пояснениях в качестве адвоката защиты критиковала решение прокурора Т. о предъявлении обвинения одному лицу, таким образом, не позволяя клиенту заявительницы допрашивать это лицо в качестве свидетеля.
38. Суду нет необходимости решать, служило ли процессуальное действие, предпринятое господином Т. в качестве прокурора, законной цели защиты правосудия, поскольку Суд может признать, что вмешательство в любом случае преследовало законную цель защиты репутации и прав господина Т.
3. “Необходимо в демократическом обществе”.
(а) Заявления сторон.
39. Заявительница утверждала, что рассматриваемое вмешательство не удовлетворяло требованиям “необходимости”. Критика, приведшая к обвинению ее в диффамации, была справедливой и основанной на фактах, которые не были опровергнуты. Адвокат защиты должен пользоваться свободой высказывать правдивые утверждения, которые противная сторона не хотела бы слышать. Статью 10 необходимо понимать таким образом, чтобы запрещать любое вмешательство государственных органов и любую угрозу такого вмешательства в то, как проводится защита обвиняемого.
40. Правительство полагало, что вмешательство можно было считать “необходимым в демократическом обществе” для достижения вышеупомянутых целей. Оно не приняло доводы, предоставленные третьей стороной, отметив, что они были основаны только на примере нескольких юридических систем, некоторые из которых не были европейскими. Осуществление свободы выражения мнения требует выполнения определенных обязательств и ответственности, что подчеркивается в Рекомендации № (2000) 21 государствам-членам Совета Европы. Утверждения заявительницы, высказанные ею в качестве адвоката защиты, не ставили цель распространения информации или идей. Поскольку заявительница не была членом Коллегии адвокатов, она не подверглась возможному дисциплинарному разбирательству в этой организации. Следовательно, неприменение к ней Уголовного Кодекса поставило бы ее в предпочтительное положение по сравнению с членами Коллегии адвокатов.
41. Правительство заявило о том, что прокуроры составляют часть судебной машины в широком смысле и поэтому должны, как и суды, пользоваться доверием общественности. Что касается ключевой роли профессии юриста, логично ожидать, что юристы будут способствовать надлежащему отправлению правосудия и тем самым оправдывать общественное доверие в этой сфере. Хотя пределы допустимой критики, когда она касается государственных служащих, шире, нежели когда она обращена против частных лиц, национальные суды находятся в более выгодном положении для установления баланса между различными поставленными на карту интересами, в том числе достоинством юридической профессии.
42. Правительство повторяет, что заявительницу обвинили за утверждение о том, что господин Т. действовал, нарушая свои должностные обязанности прокурора, он совершил должностное преступление. Такое утверждение не было ни необходимым, ни даже полезным с точки зрения защиты клиента заявительницы. Поскольку адвокат еще одного обвиняемого по этому делу также возразил против заслушивания брата клиента заявительницы в качестве свидетеля, он сделал это, не прибегая к помощи заявлений о том, что прокурор Т. совершил преступление при исполнении служебных обязанностей, и не описывая его поведение как “предумышленное”, “явное злоупотребление свободой усмотрения” или обвиняя его в вынесении “сфабрикованного обвинения”, — здесь приведены лишь некоторые из тех резких выражений, которые заявительница подготовила заблаговременно перед слушанием, и которые нельзя поэтому приравнивать к заявлениям, сделанным в ходе ожесточенной судебной дискуссии. Если бы заявительница доказала достоверность своих утверждений, Т. могли бы освободить от занимаемой должности и приговорить к лишению свободы.
43. Правительство допускает, что угроза судебного преследования за диффамацию, как в форме частного обвинения, выдвинутого государственным служащим, так и от лица общественности, может оказать сдерживающее воздействие на свободу выражения адвокатов и привести к тому, что они станут воздерживаться от высказывания даже уместной критики. Однако в данных конкретных обстоятельствах вмешательство, о котором идет речь, не было несоразмерно преследуемой правовой цели, ибо в конечном счете оно приняло форму обвинительного приговора без каких-либо вытекающих из него уголовных санкций, и, следовательно, национальные суды не преступили пределов своего усмотрения.
(b) Оценка Суда
(i) Общие принципы
44. В осуществлении своей контролирующей функции Суд должен рассматривать оспариваемое вмешательство в свете дела в целом, включая содержание замечаний, высказанных заявительницей, и контекст, в котором она их выразила. В частности, необходимо определить, было ли рассматриваемое вмешательство “пропорционально преследуемым законным целям” и являются ли доводы национальных властей для оправдания этого вмешательства “уместными и достаточными”. Для этого Суд должен принять то, что национальные власти применяли стандарты, которые соответствовали всем принципам, указанным в статье 10, и, более того, что они основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов.
45. Суд еще раз повторяет, что особый статус адвокатов ставит их в центральное положение при отправлении правосудия как посредников между обществом и судом. Такое положение объясняет обычные ограничения поведения членов Коллегии адвокатов. Суды — гаранты правосудия, чья роль является ключевой в государстве, основанном на верховенстве закона — должны пользоваться доверием общественности. Принимая во внимание ключевую роль адвокатов в этой области, логично ожидать, что они будут способствовать надлежащему отправлению правосудия и тем самым поддерживать доверие общества в этой сфере (см. постановление по делу “Шёпфер против Швейцарии” (“Schцpfer v. Switzerland”) от 20 мая 1998 года, Reports of Judgments and Decisions 1998-III, сс. 1052-1053, §§ 29-30, с последующими ссылками).
46. Далее Суд напоминает, что статья 10 защищает не только содержание идей и информации, но также и форму, в которой они были представлены. Разумеется, адвокаты также имеют право публично комментировать процесс отправления правосудия, однако их критика при этом не должна преступать определенных границ. В связи с этим надо принять во внимание необходимость соблюдения правильного баланса между различными интересами, которые включают право общественности получать информацию по вопросам, связанным с принятыми судебными решениями; требования надлежащего отправления правосудия и достоинством профессии юриста. При оценке необходимости вмешательства национальным властям предоставлены определенные пределы усмотрения, однако это усмотрение подлежит европейскому контролю, распространяющемуся как на законодательство, так и на решения, применяющие его (см. вышеупомянутое постановление по делу Шёпфера, сс. 1053-1054, § 33). Тем не менее, в рассматриваемом деле нет особых обстоятельств, таких, например, как очевидное отсутствие у государств-участников общей точки зрения на рассматриваемые принципы или необходимость допустить разнообразие концепций морали, которые бы оправдали использование национальными властями более широких пределов судейского усмотрения (см., например, постановление по делу “Санди Таймс против Соединенного Королевства” (“Sunday Times v. the United Kingdom”) от 26 апреля 1979 года, Series A № 30, сс. 35-37, § 59, с последующими ссылками на постановление по делу “Хэндисайд против Соединенного Королевства” (“Handyside v. the United Kingdom”) от 7 декабря 1976 года, Series A, № 24).
(ii) Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле.
47. Обращаясь к фактам настоящего дела, задачей Суда с учетом всех обстоятельств является определение того, отвечало ли ограничение свободы выражения мнения госпожи Никула “насущной общественной потребности”, и было ли оно “пропорционально преследуемой законной цели”, а также были ли “уместными и достаточными” доводы, приведенные национальными судами в оправдание такого вмешательства.
48. Пределы допустимой критики при некоторых обстоятельствах могут быть шире, когда она касается государственных служащих, нежели когда она обращена против частных лиц. Однако нельзя полагать, что государственные служащие сознательно оставляют открытым для пристального анализа каждое свое слово и действие в той мере, как это делают политики, и, следовательно, что они должны находиться с последними в одинаковом положении, когда речь заходит о критике их действий. Если государственные служащие хотят успешно исполнять свои обязанности, они должны пользоваться общественным доверием на условиях, свободных от чрезмерного беспокойства. Это доказывает необходимость защищать их от обидных и оскорбительных словесных нападок при исполнении ими служебных обязанностей (см. постановление по делу “Яновский против Польши” (“Janowski v. Poland”) [GC], № 25716/94, § 33, ECHR 1999-I, с последующими ссылками). В настоящем деле нет необходимости взвешивать требования такой защиты с интересами свободы прессы или открытой дискуссии по вопросам, представляющим общественный интерес, поскольку утверждения заявительницы не были произнесены в таком контексте.
49. Суд не исключает возможности, что в данных обстоятельствах вмешательство в свободу выражения мнения заявительницы в процессе судебного разбирательства также касается статьи 6 Конвенции относительно права обвиняемого лица на справедливое судебное разбирательство. Следовательно, принцип “равенства сторон” и другие соображения справедливости также являются аргументами в пользу свободных и даже яростных по накалу прений сторон. Тем не менее, Суд отвергает предложение заявительницы о том, что свобода выражения мнения адвоката защиты должна быть неограниченной.
50. Заявительница по данной жалобе была осуждена за критику решений прокурора, принятых им в качестве стороны по уголовному делу, в котором заявительница защищала одного из обвиняемых. Суд еще раз указывает на существующее в разных государствах-участниках различие между ролью прокурора как оппонента обвиняемого и ролью судьи (см. п. 25 выше). Вообще говоря, это различие должно обеспечивать более высокий уровень защиты заявлениям, в которых обвиняемый критикует прокурора, в отличие от устных нападок на судью или на суд в целом.
51. Очевидно, что заявительница обвинила прокурора Т. в противоправном поведении, но эта критика была в сущности направлена на стратегию обвинения, избранную господином Т., то есть на два конкретных решения, принятые им еще до судебного разбирательства и составлявшие, как она полагала, “ролевое манипулирование,… нарушающее служебные обязанности”. Хотя некоторые из использованных терминов были неуместными, ее критика строго ограничивалась исполнением обязанностей Т. в качестве прокурора в деле против клиента заявительницы, что следует отличать от критики, направленной на общие профессиональные и другие качества господина Т. В данном процессуальном контексте Т. должен был терпимо отнестись к суровой критике со стороны заявительницы в ее роли адвоката защиты.
52. Кроме того, Суд отмечает, что утверждения заявительницы были представлены в зале суда в отличие от критики судьи или прокурора, озвученной, например, в средствах массовой информации (см. вышеупомянутое постановление по делу Шёпфера, с. 1054, § 34; решение Комиссии по делу “Принс против Соединенного Королевства” (“Prince v. the United Kingdom”), жалоба № 11456/85, от 13 марта 1986 года, DR 46, с. 222). Суд также не может согласиться с тем, что критика, высказанная заявительницей в адрес прокурора и носящая процессуальный характер, представляет собой личное оскорбление (см. решение Комиссии по делу “В.Р. против Австрии” (“W.R. v. Austria”), № 26602/95, от 30 июня 1997 года [не включено в сборники судебных решений и постановлений], в котором адвокат описал мнение судьи как “смешное”, и решение Комиссии по делу “Малер против Германии” (“Mahler v. Germany”), жалоба № 29045/95, от 14 января 1998 года [не включено в сборники судебных решений и постановлений], где адвокат утверждал, что прокурор составил проект обвинительного акта “в состоянии полного опьянения”).
53. Далее Суд повторяет, что даже если заявительница не была членом Коллегии адвокатов и тем самым не могла быть субъектом дисциплинарного разбирательства, тем не менее, она обязана была подчиняться контролю и распоряжениям суда, рассматривавшего дело. Нет никаких свидетельств тому, что прокурор Т. просил председательствующего судью отреагировать на критические замечания заявительницы как-то иначе, чем путем принятия решения по процессуальному протесту, высказанному стороной защиты относительно допроса свидетеля обвинения, о котором идет речь. Действительно, городской суд ограничился отклонением этого протеста. Тем не менее, председательствующий судья мог бы прервать выступление заявительницы и сделать ей замечание даже в отсутствие соответствующей просьбы со стороны прокурора. Городской суд мог даже отменить ее назначение в качестве адвоката по программе бесплатной юридической помощи либо отстранить ее от участия в судебном разбирательстве. В этой связи, Суд хотел бы подчеркнуть роль судов и председательствующего судьи в таком ведении судебного процесса, при котором обеспечивается надлежащее поведение сторон и, самое главное, справедливость судебного разбирательства, чтобы не проверять в суде последующей инстанции приемлемость утверждений одной из сторон в зале суда.
54. Верно, что в результате выдвинутого прокурором Т. частного обвинения, заявительница была признана виновной лишь в диффамации вследствие небрежности. Столь же существенно и то, что Верховный суд отменил этот приговор, посчитав это мелким правонарушением. Даже если наложенный на нее штраф, таким образом, был снят, оставалось в силе возложенная на нее обязанность компенсировать ущерб и судебные издержки. Даже в этом случае, угрозу постфактум пересмотра критических замечаний адвоката в адрес другой стороны в уголовном деле — которой, без всякого сомнения, следует признать прокурора — трудно согласовать с долгом адвоката защиты рьяно отстаивать интересы своего клиента. Отсюда следует, что оценку уместности и полезности доводов защиты следует, при надлежащем надзоре со стороны судей, предоставить главным образом самим адвокатам, не подвергая их потенциальному “сдерживающему эффекту” даже сравнительно малозначительного уголовного наказания или обязательства компенсировать причиненный ущерб или понесенные судебные издержки.
55. Следовательно, только в исключительных случаях ограничение свободы выражения мнения адвоката защиты – даже в виде мягкой уголовной санкции – должно быть принято как необходимое в демократическом обществе. Как решение действующего Совета обвинителей не выдвигать обвинение против заявительницы, так и мнение Верховного суда о незначительности оскорбления показывают, что национальные власти были далеко не единодушны по вопросу о наличии достаточных оснований для рассматриваемого ныне вмешательства. С точки зрения Суда, такие причины не были представлены и, таким образом, ограничение свободы выражения мнения госпожи Никула не отвечает требованию “насущной общественной потребности”.
56. В данных обстоятельствах Суд приходит к выводу, что имело место нарушение статьи 10, выразившееся в том, что решение Верховного суда, в котором он поддержал обвинительный приговор в отношении заявительницы и обязал ее выплатить компенсацию ущерба и судебные издержки, не было пропорционально законной цели, которую преследовало вмешательство.
II. Предполагаемое нарушение статей 17 и 18 Конвенции
57. После того, как жалоба заявительницы была объявлена приемлемой, она не стала настаивать на рассмотрении той ее части, которая касается статей 17 и 18 Конвенции. Суд не находит никаких отдельных вопросов, возникающих по какой-либо из указанных статей.
III. Применение статьи 41 Конвенции
58. Статья 41 Конвенции гласит:
“В случае, если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне”.
А. Ущерб
59. Заявительница потребовала справедливого возмещения материального ущерба, который она понесла в результате обязательства выплатить 4,464 финских марок (750,80 евро) за нанесенный Т. ущерб и 14,480 финских марок (2,345 евро), чтобы покрыть его судебные издержки согласно решению от 27 февраля 1996 года.
60. Далее заявительница потребовала 800,000 финских марок (134, 550 евро) с начислением 13% годовых начиная с 15 февраля 1996 года в качестве компенсации за понесенное ею разочарование и потерянные возможности по работе. Решение Верховного суда по ее делу было опубликовано и, таким образом, стало известно как ее коллегам, так и ее потенциальным клиентам. Дело широко освещалось средствами массовой информации и тщательно анализировалось в академических кругах. Как утверждает заявительница, в результате всего этого у нее возникли проблемы в профессиональной деятельности и вступлении в коллегию адвокатов. Ко всему прочему, она якобы была лишена каких-либо шансов получить должность государственного служащего. Она заявляла, что осуждение ее по обвинению в диффамации поставило ее в невыгодное с точки зрения профессиональной деятельности положение, которое длилось более семи лет. По ее утверждению, ее осуждение за диффамацию поставило ее в профессионально невыгодное положение, которое длилось более 7 лет.
61. По мнению Правительства, даже если Суд и признает нарушение статьи 10 Конвенции, то вышеупомянутое требование заявительницы является чрезмерным. Несмотря на то, что заявительнице следует возместить суммы, которые она должна была уплатить по решению Верховного суда, не может быть никакой причинной связи между другим якобы имевшим место материальным ущербом и нарушением статьи 10.
62. Если Суд все же посчитает, что нарушение данного положения имело место, то Правительство готово выплатить компенсацию за моральный вред в размере 30 000 финских марок (5042 евро).
63. Суд отмечает причинную связь между нарушением статьи 10 и обязательством заявительницы выплатить возмещение ущерба прокурору Т. в сумме 3,000 финских марок (505 евро) и возместить понесенные им судебные издержки в сумме 8,000 финских марок (1, 345 евро). Наконец, ее обязали выплатить 300 финских марок (50 евро) судебных издержек в доход государства. Заявительница не обосновала причин, по которым она хочет получить возмещение расходов и издержек, превышающее сумму, фигурировавшую в решении Апелляционного суда от 22 августа 1994 года и поддержанного в этом отношении Верховным судом (см. п.п. 17 и 59). Поэтому Суд присуждает ей суммы, обозначенные в этом решении (1,900 евро).
64. Не найдя причинной связи между остальными пунктами утверждаемого материального ущерба и установленным нарушением, Суд отклоняет эту часть требований.
65. Суд принимает то, что нарушение свободы выражения мнения заявительницы причинило ей моральный вред, который нельзя возместить простым признанием нарушения. Согласно справедливой оценке Суд присуждает ей 5,042 евро в качестве компенсации в данной части.
В. Судебные издержки и расходы.
66. Заявительница требует возмещения издержек и расходов, понесенных в связи разбирательством в национальных судах на сумму 22,000 финских марок (3,700 евро) с начислением 16% годовых в сумме 15,000 финских марок (2,523 евро), начиная с 22 сентября 1994 года и 13% годовых в сумме 7,000 финских марок (1,177 евро) с 15 марта 1996 года. Далее она потребовала 300 финских марок (50,46 евро) возмещения издержек, которые Апелляционный суд обязал ее уплатить в доход государства.
67. Заявительница также потребовала возмещения расходов в органах Конвенции в сумме 124,869.42 финских марок (21,001.53 евро) с начислением соответствующего процента.
68. Правительство напомнило, что только один из семи пунктов жалобы заявительницы был объявлен приемлемым, и, следовательно, компенсацию, которая могла быть присуждена по этому пункту, следовало подвергнуть соответствующей корректировке. Осознавая, что заявительница понесла некоторые издержки и расходы в национальных судах и органах в Страсбурге, Правительство оставляло решение вопроса о степени обоснованности ее требований на усмотрение Суда.
69. Компенсация по этому пункту присуждается только по судебным издержкам и расходам, которые были фактически произведены с целью избежать или получить возмещение за нарушение статьи 10 (см., постановление по делу “Хертель против Швейцарии” (“Hertel v. Switzerland”) от 25 августа 1998 года, Сборник отчетов 1998-VI, с. 2334, § 63). Возмещению могут подлежать судебные издержки и расходы, понесенные не только в связи с разбирательством в национальных судах, но и в связи с разбирательством в учреждениях Конвенции. Однако компенсация может присуждаться только по судебным издержкам и расходам, имеющим отношения к тем пунктам жалобы, которые объявлены приемлемыми (см., например, постановление по делу “Матс Якобсон против Швеции” (“Mats Jacobsson v. Sweden”) от 28 июня 1990 года, Series A, № 180-A, с. 16, § 46).
70. Суд уже присудил заявительнице компенсацию за судебные издержки, которые она выплатила государству, признав их частью причиненного ей материального ущерба. Она не представила никаких счетов в обоснование оставшейся части требуемой ею суммы за издержки и расходы, понесенные ею во внутренних судах и органах Конвенции. При разбирательстве во внутренних судах ей помогал адвокат только в Апелляционном суде. При разбирательстве в органах Конвенции, после объявления Судом жалобы приемлемой по статье 10 и неприемлемых жалоб по статьям 6 и 13, она решила представлять себя сама.
71. В данных обстоятельствах и при справедливой оценке Суд присуждает заявительнице возмещение издержек и расходов в сумме 6,500 евро, увеличенную с учетом налога на добавленную стоимость.
С. Мораторные проценты.
72. Согласно имеющейся у Суда информации, процентная ставка, действовавшая в Финляндии на дату принятия настоящего судебного решения, составляла 11% годовых. Указанную процентную ставку следует применять ко всем пунктам присужденной компенсации, за исключением судебных издержек и расходов, которые заявительница выплатила Т. (см. пункты 59 и 63 выше), и которые должны быть возмещены ей исходя из процентной ставки в 13% начиная с 27 февраля 1996 года.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД
1. Постановляет пятью голосами против двух, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;
2. Постановляет единогласно, что не возникает отдельных вопросов, подпадающих под статьи 17 или 18 Конвенции;
3. Постановляет пятью голосами против двух, что государство-ответчик в течение трех месяцев со дня принятия настоящего решения в соответствии с п. 2 статьи 44 Конвенции должно выплатить заявительнице 5,042 евро (пять тысяч сорок два евро) за моральный вред.
4. Постановляет единогласно, что государство-ответчик в течение трех месяцев со дня принятия настоящего решения в соответствии с п. 2 статьи 44 Конвенции должно выплатить заявительнице следующие суммы:
(i) 1,900 евро (одна тысяча девятьсот евро) за материальный ущерб;
(ii) 6,500 евро (шесть тысяч пятьсот евро) за издержки и расходы с учетом налога на добавленную стоимость, подлежащего выплате;
5. Постановляет единогласно,
(а) что присуждаемая сумма 1,900 евро подлежит выплате с учетом простого процента в размере 13 % годовых, начиная с 27 февраля 1996 года;
(b) что остальные присуждаемые суммы подлежат выплате с учетом простого процента в размере 13 % годовых по истечении указанных трех месяцев и до полного расчета;
6. Отклоняет единогласно оставшуюся часть требования о справедливом возмещении.
Совершено на английском языке и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге 21 марта 2002 года.
Георг Ресс Председатель Суда
Венсан Берже Секретарь Суда
В соответствии с п. 2 статьи 45 Конвенции и п. 2 правила 74 Регламента Суда, к настоящему постановлению прилагается совместное особое мнение г-на Кафлиш и г-на Пастор Ридруэхо.
Совместное особое мнение судей Кафлиша и Пастор Ридруэхо
1. В настоящем деле заявительница – адвокат защиты, которая в открытых слушаниях в финском суде, обвинила прокурора Т. в “явном злоупотреблении относительно представления доказательств”, в процессуальной тактике, использованной для того, чтобы “сделать одного из обвиняемых свидетелем, для того чтобы поддержать выдвинутые им обвинения”, в “намеренном злоупотреблением правом на усмотрение”, в “ролевом манипулировании” и, в конце концов, в “нарушении своих служебных обязанностей и угрозе авторитету правосудия” (см. п. 10 настоящего постановления). Это обвинения в ненадлежащем исполнении своих профессиональных обязанностей и нечестности прокурора Т. После долгого хождения дела по национальным судебным инстанциям главное наказание — денежный штраф — было отменено, и от заявительницы требовалось только оплатить прокурору его судебные издержки и нанесенный ущерб.
2. Большинство членов Суда пришли к заключению, что Финляндия нарушила статью 10 Конвенции. При этом они ссылались на то, что по вопросам, охватываемым данной статьей, государству предоставлены узкие пределы усмотрения, в том числе и по делам, касающимся поведения адвокатов в суде (постановление Суда, п. 46), и что оценку уместности и полезности доводов защиты следует предоставить главным образом самим адвокатам, не подвергая их потенциальному “сдерживающему эффекту” (там же, п.п. 54-55).
3. Статья 10 Конвенции защищает свободу выражения мнения. В п. 2 этой статьи указано, что осуществление этой свободы налагает обязанности и ответственность и может быть подвержено ограничениям, если они предусмотрены законом или “необходимы в демократическом обществе” для преследования определенных целей, таких как “защита репутации и прав других лиц” и “обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия”, которому должны способствовать адвокаты защиты (см. постановление по делу “Шёпфер против Швейцарии” (“Schцpfer v. Switzerland”) 20 мая 1998 года, Отчеты 1998-III, п. 29). Другими словами, на осуществление адвокатами свободы выражения в суде и за его пределами могут налагаться ограничения, но они должны быть соразмерными и соответствующими преследуемой ими цели ограничения могут быть наложены на осуществление адвокатом свободы выражения мнения в суде и вне его, но они должны быть пропорциональны и соответствовать преследуемым целям, то есть, защите прав других лиц и правосудия (последнее включает в себя высокий статус судебного процесса), без нарушения свободы, гарантированной статьей 10.
4. При рассмотрении настоящего дела необходимо взвешивать интересы, защищаемые способами, против которых выступила заявительница.
5. Ясно, что обвинения, выдвинутые заявительницей в открытом судебном разбирательстве были достаточно серьезными. Они были равносильны не только утверждению о том, что действия прокурора Т. были неправомерными — которое само по себе было законным, — но и утверждению, что он злоупотребил своими должностными обязанностями и вел себя непорядочно. Это — одно из самых серьезных обвинений, какие только можно выдвинуть в адрес государственного служащего вне зависимости от того, является ли оно должностным лицом или нет. Это означат не только то, что должностное лицо не соответствует своей должности, но и, возможно, занимать другие должности, это также вредит репутации правосудия. Другими словами, интересы, защищаемые таким способом, являются очень важными.
6. Тем не менее, также очевидно, что адвокат должен обладать определенной свободой в критике стратегии прокурора и в развитии своей собственной стратегии. Но эту свободу нельзя рассматривать как дозволенность подвергать личным нападкам, ставящих под сомнение честность прокурора или других должностных лиц. Нападки заявительницы представляются намного более серьезными, чем те, что имели место в вышеуказанном постановлении по делу Шёпфер, где Суд не нашел нарушения — заключение, которое нельзя объяснить одним только фактом, что они были сделаны публично, а не в суде на публичном слушании, как в настоящем деле (постановление Суда, п. 52). Безусловно, они были оскорбительными по отношению к лицу, к которому они относились, и одинаково оскорбительными по отношению к достоинству судебной системы.
7. Теперь необходимо сопоставить два указанных интереса с обжалуемыми мерами, которые в ходе национальных судебных разбирательств в конечном счете были сведены к уплате судебных издержек и расходов (постановление Суда, п. 18). На заявительницу не была наложена судимость. Таким образом, едва ли можно утверждать, что такое решение подвергло риску будущую карьеру заявительницы.
8. Можно соглашаться или не соглашаться с исходом судебных разбирательств на национальном уровне, однако, сопоставляя интересы Т. и судебной системы с интересами заявительницы, и принимая во внимание, что последняя могла изложить те же самые доводы от лица своего клиента, не прибегая к столь резким выражениям, нам представляется, что принятая мера в том виде, как она сформулирована в решении Верховного суда Финляндии, была оправданной.
9. Поэтому мы приходим к выводу, что в настоящем деле существует разумная пропорциональность между вовлеченными интересами и принятыми мерами. Соответственно, статья 10 Конвенции не была нарушена.
© Перевод Центра Защиты Прав СМИ, 2004
