ПРАГЕР И ОБЕРШЛИК против АВСТРИИ (Prager and Oberschlick v. Austria)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
 
ДЕЛО «ПРАГЕР И ОБЕРШЛИК против АВСТРИИ»
 
(Prager and Oberschlick v. Austria)
 
(жалоба № 15974/90)
 
Постановление Суда
 
Страсбург

22 марта 1995 года

 
В деле «Прагер и Обершлик против Австрии»[1],
 
Европейский суд по правам человека, заседая, в соответствии со статьей 43 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Конвенции») и соответствующими положениями Регламента Суда А[2], в виде Палаты, составленной из следующих судей:
 
г-н Р. Риссдал, Председатель,
г-н Ф. Гельчюклю,
г-н Ф. Матшер,
г-н Л. Э. Петтити,
г-н К. Руссо,
г-н З. К. Мартенс,
г-н Р. Пекканен,
г-н Ф. Биджи,
г-н Е. Макарчик,
а также г-н Х. Петцольд, Секретарь,
 
Проведя 24 ноября 1994 г. и 22 марта 1995 г. совещания при закрытых дверях,
 
Выносит следующее решение, которое было принято 22 марта 1995 г.:

 
ПРОЦЕДУРНЫЕ ВОПРОСЫ
 
1. Дело было передано на рассмотрение Суда Европейской комиссией по правам человека («Комиссией») 15 апреля 1994 г., в течение трехмесячного срока, предусмотренного п. 1 статьи 32 и статьей 47 Конвенции. Оно было возбуждено по жалобе (№ 15974/90) против Республики Австрия, поданной в Комиссию 21 декабря 1989 г. двумя австрийскими гражданами: г-ном Михаэлем Прагером и г-ном Герхардом Обершликом, — в соответствии со статьей 25 Конвенции.

Запрос Комиссии основывался на статьях 44 и 48 и на декларации, в которой Австрия признала обязательность для себя постановлений Суда (статья 46). Предметом запроса было получение решения по вопросу о том, свидетельствуют ли материалы дела о нарушении государством-ответчиком своих обязательств по статьям 10 и 14 Конвенции.

2. В ответ на запрос, сделанный в соответствии с п. 3 (d) правила 33 Регламента Суда A, заявители сообщили о своем намерении принять участие в разбирательстве дела в Суде и назначили адвоката для представления их в этом разбирательстве (правило 30 Регламента). Председатель Суда разрешил указанному адвокату пользоваться немецким языком (п. 3 правила 27 Регламента).

3. В состав Палаты, которой предстояло разбирать дело, вошли ex officio (по должности) г-н Ф. Матшер как избранный судья австрийской национальности (статья 43 Конвенции) и г-н Р. Риссдал как Председатель Суда (п. 3 (b) правила 21 Регламента). 26 апреля 1994 г. в присутствии Секретаря Председатель путем жеребьевки назначил остальных семерых членов Палаты, а именно: г-на Ф. Гелькюклю, г-на Л. Э. Петтити, г-на К. Руссо, г-на З. К. Мартенса, г-на Р. Пекканена, г-на Ф. Биги и г-на Е. Макарчика (заключительная часть статьи 43 Конвенции и п. 4 правила 21 Регламента).

4. В качестве Председателя Палаты (п. 5 правила 21 Регламента), г-н Риссдал, действуя через Секретаря, провел с представителем австрийского правительства («Правительства»), адвокатом заявителя и представителем Комиссии консультации по вопросам организации судебных слушаний (п. 1 правила 37 и правило 38 Регламента). По получении соответствующих предписаний, Правительство и заявитель подали Секретарю свои памятные записки 16 сентября и 6 октября 1994 г., соответственно. 25 октября 1994 г. Комиссия представила различные документы, запрошенные у нее Секретарем по поручению Председателя. 28 октября Секретарь Комиссии уведомил Секретаря Суда, что представитель Комиссии представит свои соображения во время слушания дела.

5. 25 августа 1994 г. Председатель разрешил, в силу п. 2 правила 37 Регламента, представить письменные соображения по отдельным аспектам данного дела двум международным правозащитным организациям — «Статье 19» и «Интерайтс». Их соображения поступили в судебную канцелярию 10 октября.

6. В соответствии с решением Председателя, слушание дела проводилось публично во Дворце прав человека в Страсбурге 22 ноября 1994 г. Предварительно Суд провел подготовительное заседание.
Перед Судом предстали:
(a) со стороны Правительства:
г-н В. Окресек, руководитель отдела международных дел Конституционного департамента Федеральной канцелярии, Представитель,
г-н С. Беннер, Федеральное министерство юстиции, прокурор,
г-жа Э. Бертаньоли, отдел прав человека департамента международного права Федерального министерства иностранных дел, Советники;
(b) со стороны Комиссии:
г-н Х. Г. Шермерс, Представитель;
(c) со стороны заявителей:
г-н Г. Лански, адвокат, Советник.

На слушаниях присутствовал также г-н Прагер.

Суд заслушал выступления г-на Шермерса, г-на Лански, г-на Прагера и г-на Окресека.

 
ФАКТИЧЕСКАЯ СТОРОНА ДЕЛА
 
I. Обстоятельства дела
 
7. Г-н Прагер и г-н Обершлик — журналисты, они проживают в Австрии. Последний — издатель (Medieninhaber) журнала «Форум».
 
A. Статья в журнале «Форум»
 
8. 15-го марта 1987 г. в № 397/398 журнала «Форум» была напечатана статья г-на Прагера под заголовком «Внимание! Суровые судьи!» (Achtung! Scharfe Richter!). В этой тринадцатистраничной статье содержалась критика в адрес судей, заседающих в австрийских уголовных судах. По словам автора, статья базировалась как на его собственных впечатлениях от присутствия на судебных заседаниях, так и на заявлениях адвокатов, сообщениях судебных репортеров и исследованиях ученых-правоведов.

После краткого изложения основного своего довода, за которым следовало общее вступление, он подробно описывал поведение девятерых членов Венского окружного уголовного суда (Landesgericht fur Strafsachen), в том числе судьи Й.
 
1. Краткое изложение основного довода
 
9. В кратком изложении основного довода говорится буквально следующее:

«С самого начала они обращаются с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден. Они сажают за решетку людей, приехавших в суд из-за рубежа, мотивируя это тем, что те якобы могут скрыться. Они спрашивают у людей, еще не пришедших в себя после обморока, согласны ли они с приговором. На заявления о невиновности они лишь пожимают плечами и выносят их авторам более суровое наказание за то, что те не сознались в преступлении. — Некоторые судьи австрийских уголовных судов способны на всё; все они способны на многое: всё это вошло в систему».

 
2. Общее вступление
 
10. В общем вступлении журналист сперва нападает на судей, которые, по его мнению, на протяжении многих лет пользуются абсолютной властью «на территории своего суда», играя на малейших слабостях и особенностях характера обвиняемых. «Чувствительность» судей способна превратить зал судебных заседаний в «поле боя»; осужденный, нанесшей самолюбию судьи даже малейшую обиду, рискует, вследствие предоставленной последнему ничем не стесненной так называемой свободы усмотрения при оценке свидетельств, получить лишний год тюрьмы или лишиться возможности отсрочки в исполнении приговора.

Вслед за этим г-н Прагер критикует судей, которые выносят оправдательный приговор лишь в самом крайнем случае, которые выносят намного более суровые приговоры, чем большинство их коллег, которые обращаются с адвокатами как со злодеями, которые чрезмерно изнуряют и унижают обвиняемых, которые продлевают срок предварительного заключения сверх наивысшего срока возможного наказания и которые не принимают во внимание вердикта присяжных, когда они с ним не согласны. Он утверждает, что их независимость служит лишь необузданному раздуванию их самомнения и дает им возможность применять нормы права во всей их жестокости и абсурдности, без всяческих колебаний и тогда, когда никто не в силах оказать им сопротивление.

Далее г-н Прагер рассказывает о своих личных впечатлениях от встреч с судьями и от присутствия на судебных заседаниях, отмечая в этой связи «необузданную заносчивость» (menschenverachtende Schikanen) судьи Й.
 
3. Описание судей
 
11. В статье приводится описание ряда конкретных судей. В описании судьи Й. говорится:

«Тип: неистовый… [Й.].
<…>
[Й.], обращаясь к венскому юристу [K.], адвокату защиты, несколько лет назад: «Говорите короче. Я уже принял решение».

[Й.]: судья, который не разрешает сотрудникам службы пробации (осуществляющим надзор за условно осужденными) находиться в своей канцелярии. Фактически, он отказывается разговаривать с ними.

[Й.]: судья, который однажды подал жалобу на проститутку, потому что он заплатил ей, а она со своим сутенером скрылась, ничего не сделав. Она, по всей видимости, считала, что ее клиент был слишком пьян, чтобы что-то заметить. Однако [Й.] не дремал и записал номер их машины.

Жалоба [Й.] повлекла за собой осуждение проститутки — и дисциплинарное разбирательство в отношении его самого, оказавшееся на редкость эффективным, ибо грязная история, немало говорящая о тупоумии [Й.], попала в газеты.

Несмотря на всё это, он чуть было не стал прокурором. Но пресса раскрыла историю, в которой имя его снова вышло на поверхность, на этот раз в связи с разбирательством уголовного дела и подозрениями, что он дал юридическую консультацию без надлежащего на то разрешения (Winkelschreiberei). Двое, г-н Л. и его сын, обвинялись в получении денег от людей, желавших купить квартиры в старых зданиях с помощью мошеннических договоров. Когда стало ясно, что договоры были составлены [Й.], сторона обвинения поменяла тактику: внезапно мошенническими стали не сами договоры, а намерения, стоявшие за их использованием.

[Й.] не стал прокурором, но остался судьей. Редакторы «Курьера» [австрийской ежедневной газеты] сожалеют теперь об этом, потому что должность прокурора менее опасна.

В сентябре «Профиль» [австрийский журнал] показал почему. В качестве судебного следователя [Й.] больше года держал в камере предварительного заключения больного наркоманией, хотя официально назначенный защитник этого заключенного неоднократно докладывал ему, что он ошибается относительно количества изъятых наркотиков, и что подходящим наказанием было бы лишение свободы на срок от четырех до шести месяцев.

Несмотря на это, вместо того чтобы направить в Верховный суд прошение заключенного о признании недействительным решения о содержании его под стражей, как то предписывают правила, он передал его в Апелляционный суд и председателю Апелляционного суда, которым понадобилось целых три месяца, чтобы решить вопрос, нужно ли освободить этого человека из-под стражи и не были ли судебным следователем допущены какие-либо ошибки.

Простая ксерокопия избавила бы заключенного от трех лишних месяцев пребывания за решеткой. В начале марта новый судья, которому судьи Верховного суда передали материалы дела, освободил его из-под стражи, после того как он провел за решеткой 13 месяцев, а в конце марта его наконец приговорили к лишению свободы сроком на пять месяцев.

По оценкам двух защитников, назначенных представлять интересы потерпевшего от действий [Й.], только гонорары адвокатам за этот период составили 85 000 шиллингов.

Непохоже, впрочем, чтобы всё это осталось без последствий для судьи [Й.]. У высокого, бородатого судьи низкий, звучный голос. Однако во время разбирательства дела Марианны О., воровки-гастролерши, лицо коллеги судьи [С.] постоянно искажалось тиком.

Потом вердикт присяжных был приостановлен, а против адвоката защиты [Г.] было возбуждено дисциплинарное разбирательство».

 
B. Дело по обвинению в диффамации
 
12. 23-го апреля 1987 г. судья Й. возбудил против г-на Прагера дело по обвинению в диффамации (uble Nachrede, статья 111 Уголовного кодекса Австрии — см. пункт 18 ниже). В дополнение к конфискации соответствующего номера журнала «Форум» и опубликования извлечений из судебного решения, он требовал, в частности, возмещения морального вреда от издателя, издания судебного приказа о наложении на последнего штрафа солидарно с автором и обязывающего их уплатить судебные издержки (статьи 33—36 Закона о средствах массовой информации — Mediengesetz, см. пункт 19 ниже).

13. 11 мая 1987 г. заявители дали отвод Венскому земельному уголовному суду и Венскому апелляционному суду (Oberlandesgericht). Верховный суд (Oberster Gerichtshof) отклонил 5 августа отвод в отношении Апелляционного суда. 17 сентября он удовлетворил отвод в отношении Венского земельного уголовного суда и передал дело в Земельный суд Эйзенштадта.

 
1. В судах первой инстанции
 
14. 11 октября 1988 г. Земельный суд Эйзенштадта признал г-на Прагера виновным в диффамации судьи Й. на основании следующих мест в оспариваемой статье:

(1) «С самого начала они обращаются с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден».
(2) «Некоторые судьи австрийских уголовных судов способны на всё».

(3) «Ничто не может сравниться с …необузданной заносчивостью судьи Й.».

(4) «Тип: неистовый… [Й.].»

(5) «Несмотря на всё это, он чуть было не стал прокурором. Но пресса раскрыла историю, в которой имя его снова вышло на поверхность, на этот раз в связи с разбирательством уголовного дела и подозрениями, что он дал юридическую консультацию без надлежащего на то разрешения. Двое, г-н Л. и его сын, обвинялись в получении денег от людей, желавших купить квартиры в старых зданиях с помощью мошеннических договоров. Когда стало ясно, что договоры были составлены [Й.], сторона обвинения поменяла тактику: внезапно мошенническими стали не сами договоры, а намерения, стоявшие за их использованием.

[Й.] не стал прокурором, но остался судьей. Редакторы «Курьера» [австрийской ежедневной газеты] сожалеют теперь об этом, потому что должность прокурора менее опасна».
 

Основываясь на статье 111 Уголовного кодекса, Земельный суд приговорил г-на Прагера к 120 дневным штрафам по 30 шиллингов каждый и лишению свободы сроком на 60 дней в случае невыплаты штрафа. Г-на Обершлика обязали выплатить судье Й. компенсацию вреда в размере 30 000 австрийских шиллингов; кроме того, было объявлено, что он вместе с первым заявителем несет солидарную ответственность в отношении штрафа и судебных издержек (статьи 6 (1) и 35 Закона о средствах массовой информации).

Наконец, суд издал приказ о конфискации остатков тиража соответствующего выпуска журнала «Форум» и публикации извлечений из его решения.

15. В основании своего решения Земельный суд в первую очередь указал, что налицо объективные признаки такого преступления, как диффамация. Из оспариваемых мест статьи, в отрывках № 2 и 4 истцу прямо приписывается достойное презрения качество или отношение (eine verachtliche Eigenschaft oder Gesinnung), а в отрывках № 1, 3 и 5 он обвиняется в бесчестном и позорящем поведении, объективно способном унизить или опорочить его в глазах общественности (ein unehrenhaftes und gegen die guten Sitten versto?endes Verhalten, das objektiv geeignet ist, ihn in der offentlichen Meinung verachtlich zu machen oder herabzusetzen). Короче говоря, встретившись с такой полномасштабной критикой, беспристрастному читателю не остается ничего иного, кроме как заподозрить истца в бесчестном поведении (ehrloses Verhalten) и наличии у него презренного характера (verachtliche Charaktereigenschaften), причем автор прекрасно отдавал себе в этом отчет.

Затем Земельный суд рассмотрел ходатайства г-на Прагера о предъявлении документов и свидетельских показаний в подтверждение истинности его утверждений и журналистской осмотрительности, проявленной им при написании статьи. По мнению суда, только отрывки № 1, 3 и 5 допускают такой тип доказательства, другие же высказывания являются оценочными суждениями. После рассмотрения данного вопроса суд решил, что ни одно из предлагаемых свидетельств не способно в достаточной мере обосновать утверждения, о которых идет речь.

Так, утверждение № 1 о том, что судья Й. обращается с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден, не доказывается тем лишь фактом, что судья, о котором идет речь в данном деле, просил адвоката защиты быть лаконичным, потому что он уже принял решение. Схожим образом, трех решений судьи Й., приведенных г-ном Прагером в подтверждение высказывания № 3, недостаточно для подтверждения того, что судья применял в своей практике приемы запугивания. Ни в одном из этих случаев не прослеживается ни малейшего намерения вызвать ненужные страдания. Наконец, обвинения, выдвинутые в отрывке № 5, были решительно опровергнуты дисциплинарным решением Венского апелляционного суда от 6 декабря 1982 г. Два архивных документа, о предъявлении которых ходатайствовал заявитель, не могли изменить позицию суда, ибо в первом не содержалось никаких сведений о личности судьи Й., а на второй, касающийся кандидатуры судьи на должность прокурора, был наложен гриф секретности.

По мнению суда, г-ну Прагеру не удалось доказать и то, что он проявил при написании рассматриваемой статьи надлежащую осмотрительность, как того требует от журналистов статья 29 (1) Закона о средствах массовой информации (см. пункт 19 ниже). Мало того, что он не дал судье Й. возможности ответить на выдвинутые против него обвинения, но он и расследование провел поверхностным образом; к тому же, он и сам признал, что не присутствовал ни на одном судебном заседании, на котором председательствовал судья Й., что воспроизвел содержание старых газетных статей, не проведя проверки их достоверности, и представил в качестве истинных сведения, основанные на слухах.
 
2. В апелляционном суде
 
16. 26 июня 1989 г. Венский апелляционный суд подтвердил это решение, но сократил размер компенсации вреда до 20 000 шиллингов (см. пункт 14 выше). В частности, он постановил, что Земельный суд никоим образом не нарушил права защиты, когда отклонил как несущественные свидетельства, которые пытался предъявить г-н Прагер. Данная ситуация возникла из-за той формы, в какую он облек свою критику. Она была столь всеобъемлющей и общей, что не было никакой возможности указать свидетельство, способное доказать ее правильность. Более того, данное дело следует отличать от дела Лингенс против Австрии (постановление Европейского суда по правам человека от 8 июля 1986 г., Серия A, т. 103), поскольку в данном случае речь идет о подтверждении различных фактов, а не о высказывании оценочных суждений. Что же касается осмотрительности, которую журналисты обязаны проявлять при занятии своей профессиональной деятельностью, она должна следовать правилу «audiatur et altera pars» (пусть будет выслушана и другая сторона).

17. Остатки тиража номера, о котором идет речь, фактически конфискованы не были (см. пункт 14 выше).

 
II. Соответствующее внутреннее законодательство 
 
1. Уголовный кодекс
 
18. Статья 111 Уголовного кодекса предусматривает:

«1. Каждый, кто обвиняет другого в обладании презренным характером, либо в нечестивом или аморальном поведении, оскорбляющем или унижающем его в глазах людей, причем делает это таким образом, что обвинения воспринимаются как таковые третьими лицами, наказывается тюремным заключением сроком до шести месяцев или денежным штрафом…

2. Каждый, кто совершает это правонарушение в печатном документе, радио- или телепередаче или каким-либо иным образом, посредством которого диффамация становится доступной широкой общественности, наказывается тюремным заключением сроком до одного года или денежным штрафом…

3. Лицо, сделавшее утверждение, не наказывается, если будет доказана истинность этого утверждения. В отношении определенного в п. 1 правонарушения, лицо также не считается виновным, если будут установлены обстоятельства, которые дают достаточные основания предполагать, что утверждение является истинным».

Статья 112 предусматривает:

«Не допускается в качестве средства судебной защиты доказательство достоверности фактов и добросовестности, если только сделавшее утверждение лицо не сошлется в свое оправдание на правильность своего утверждения или свою добросовестность…»

В соответствии с п. 1 статьи 114, «поведение того рода, о котором идет речь в статье 111 …оправдано в том случае, если оно составляет исполнение правового долга или осуществление права». Согласно п. 2 того же самого положения, «лицо, которое по особым причинам вынуждено сделать заявление в смысле статьи 111 …именно в той форме и манере, в какой оно было сделано, не подлежит наказанию, если только заявление не является ложным и правонарушитель мог узнать об этом, если бы действовал с необходимой осмотрительностью».

 
2. Закон о средствах массовой информации
 
19. Статья 6 Закона о средствах массовой информации предусматривает строгую ответственность издателя за диффамацию; потерпевший может в таких случаях требовать от него возмещения вреда. Кроме того, на издателя может быть возложена солидарная ответственность вместе с лицом, осужденным за правонарушение в средствах массовой информации, за выплату наложенных штрафов и присужденных судебных издержек и расходов (статья 35).

Потерпевший от диффамации может потребовать конфискации тиража издания, в котором было совершено данное правонарушение (статья 33). В соответствии со статьей 36, он может также потребовать немедленного ареста тиража, если есть основания предполагать, что будет принято решение о конфискации согласно статье 33, и если неблагоприятные последствия такого ареста не будут несоразмерными тем правомерным интересам, которые собираются защитить подобным образом. К аресту не прибегают, когда правомерные интересы можно лучшим образом защитить такой мерой, как публикация информации о возбуждении уголовного дела (статья 37). Наконец, потерпевший может потребовать опубликования судебного решения в том объеме, в каком это необходимо для информирования общественности (статья 34).

Статья 29 (1) предусматривает, в частности, что издатели и журналисты освобождаются от осуждения за преступление в отношении информации, точность которой поддается доказыванию, не только в том случае, если они представят такое доказательство, но и тогда, когда в опубликовании информации был большой общественный интерес и причины, которые, при проявлении надлежащей журналистской осмотрительности, оправдывали принятие на веру соответствующего сообщения.

 
РАЗБИРАТЕЛЬСТВО В КОМИССИИ ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
 
20. В своей жалобе (№ 15974/90), поданной в Комиссию 21 декабря 1989 г., г-н Прагер и г-н Обершлик утверждали, что их осуждение было нарушением их права на свободу выражения мнения, гарантированное статьей 10 Конвенции, и что судебный приказ о конфискации остатков тиража журнала составлял дискриминацию, запрещенную статьей 14, рассматриваемой в сочетании со статьей 10. Кроме того, они жаловались на нарушение статей 6 и 13 Конвенции.

21. Комиссия 29 марта 1993 г. объявила пункты жалобы, касающиеся нарушения статей 10 и 14, приемлемыми, а остальные пункты жалобы — неприемлемыми. В своем докладе от 28 февраля 1994 г. (статья 31) Комиссия выразила мнение: пятнадцатью голосами против двенадцати, что нарушения статьи 10 не было, и единогласно — что не было нарушения статьи 14, рассматриваемой в сочетании со статьей 10.
Полный текст выводов Комиссии и двух содержащихся в докладе особых мнений приведен в приложении к настоящему постановлению.[3]

 
ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ В СУД ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ОБЪЯСНЕНИЯ
 
22. В своей памятной записке Правительство просило Суд:

(a) объявить неприемлемыми пункты жалобы второго заявителя, основывающиеся на нарушении статей 14 и 10 Конвенции, рассматриваемых совместно, и статьи 10, рассматриваемой отдельно, по тем, соответственно, причинам, что он не исчерпал внутренних средств правовой защиты и к нему не применим статус жертвы;

(b) постановить, что заявители не были жертвами нарушения статьи 10.

23. Заявители просили Суд признать факт нарушения статьи 10.

 
ВОПРОСЫ ПРАВА
 
I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции 

24. Заявители жаловались на нарушение их права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, в которой говорится:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
 

A. Предварительное возражение Правительства
 
25. Правительство утверждало, как и ранее оно безуспешно делало это в Комиссии, что г-н Обершлик не может быть признан «жертвой» в смысле п. 1 статьи 25 Конвенции. Так как он всего лишь опубликовал статью, которую написал не сам он лично, то нельзя говорить, что он воспользовался своей свободой выражения мнения. Кроме того, он не понес никакого материального ущерба в результате возбужденного против него судебного разбирательства: будучи совместным должником, он не обязан был ничего платить в отношении штрафа и процессуальных издержек; к тому же, он мог потребовать от г-на Прагера возмещения любых иных расходов, понесенных им в связи с осуждением (см. пункты 14-15 выше).

26. Под «жертвой» в статье 25 понимается лицо, непосредственно затронутое рассматриваемым действием или бездействием, причем нарушение понимается даже в отсутствие какого-либо ущерба; последнее относится только к применению статьи 50 (см., в частности, «Гроппера радио АГ» и другие против Швейцарии, постановление Суда от 28 марта 1990 г., Серия A, т. 173, стр. 20, п. 47).

27. Согласно с Комиссией и заявителями, Суд указывает, что возбужденное по жалобе судьи Й. уголовное дело было направлено как против г-на Прагера, так и против г-на Обершлика. Последний был самолично осужден за опубликование статьи в своем периодическом издании (см. пункт 14 выше). Таким образом, его непосредственно затронули решения Земельного суда Эйзенштадта и Венского апелляционного суда. Следовательно, он вправе требовать признания себя жертвой предполагаемого нарушения.

Таким образом, предварительное возражение Правительства должно быть отклонено.

 
B. Существо жалобы
 
28. Никем не оспаривается, что осуждение г-на Прагера за диффамацию и другие обжалуемые заявителями меры равносильны «вмешательству» в осуществление заявителями их свободы выражения.

Это вмешательство не нарушает статью 10 только в том случае, если оно было «предусмотрено законом», преследовало одну или несколько правомерных целей, как они сформулированы в п. 2 статьи 10, и было «необходимым в демократическом обществе» для достижения указанных целей.
 
1. «Предусмотрено законом»
 
29. По мнению заявителей, статья 111 Уголовного кодекса Австрии и статья 29 Закона о средствах массовой информации не могут считаться «законом» в смысле Конвенции. Поскольку согласно этим положениям только истец мог определять, какие отрывки текста будут предметом судебного разбирательства, а у обвиняемого не было возможности предъявить доказательства существенных фактов, то их применение не отвечало требованию достаточной степени предсказуемости.

30. В ряде предыдущих дел Суд установил, что статья 111 Уголовного кодекса обладает характеристиками «закона» (см. следующие постановления Суда: по делу Лингенса, указанное выше, стр. 24, п. 36; по делу Обершлик против Австрии, 23 мая 1991 г., Серия A, т. 204, стр. 24, п. 54; по делу Швабе против Австрии, 28 августа 1992 г., Серия A, т. 242-B, стр. 31-32, пп. 25). Нет ничего такого, что позволило бы сделать отличный вывод в отношении статьи 29 Закона о средствах массовой информации. Степень неопределенности, связанной с применением в данном случае этих двух положений, не превышала той, какую могли ожидать заявители, пользуясь при необходимости советами (см., mutatis mutandis, постановление Суда по делу «Ферайнигунг демократишер золдатен остеррайхс» и Губи против Австрии от 19 декабря 1994 г., Серия A, т. 302, стр. 18-19, пп. 46).
 
2. О правомерности преследуемой цели
 
31. Как и Комиссия, Суд не видит причин сомневаться в том, что рассматриваемые решения были осуществлены, как то утверждает Правительство, для защиты репутации других лиц, в данном случае — судьи Й., и для обеспечения авторитета правосудия, каковые цели являются правомерными в смысле п. 2 статьи 10.
 
3. Необходимость вмешательства
 
32. Заявители утверждают, что обвинительный приговор в их отношении был ничем не оправдан. Дав краткую характеристику ряду членов Венского земельного уголовного суда, г-н Прагер всего лишь затронул ряд серьезных проблем, стоящих перед австрийской системой уголовного судопроизводства. В журнале такого рода обращение к карикатурному изображению и преувеличениям было общепринятой практикой, как способ привлечь внимание читателей и повысить уровень их осведомленности о разбираемом вопросе. В данном конкретном случае автор никоим образом не злоупотребил этим приемом, особенно учитывая то обстоятельство, что его статья увидела свет в журнале для интеллектуальных читателей, способных к здравым суждениям. Более того, из восьми упоминаемых в статье судей, иск возбудил лишь судья Й.

В то же самое время г-н Прагер и г-н Обершлик критиковали проводившееся против них разбирательство. Им было отказано в надлежащих мерах судебной защиты. Судья Й. самостоятельно, не оставляя возможности оспорить его выбор, определил отрывки статьи для частного обвинения; тем самым он вырвал разные общие предложения и высказывания из их контекста — в частности, отрывки №№ 1 и 2 (см. пункт 14 выше), — и неверно представил их как направленные против него лично. Земельный суд не только провел некорректное различие между утверждениями (отрывки №№ 1, 3 и 5) и оценочными суждениями (отрывки №№ 2 и 4), но и неправомерно лишил заявителей права доказать некоторые события, способные установить как истинность первых, так и то, что последние были добросовестным комментарием (см. пункт 15 выше). Что же касается фактов, в отношении которых суд разрешил предъявить доказательства, то в нарушение закона он возложил на обвиняемого бремя доказывания истинности этих фактов. Подобный подход способен в конечном счете отбить у журналистов всяческий интерес обращаться к вопросам функционирования системы правосудия.

Наконец, неверно было бы утверждать, что при написании статьи г-н Прагер не проявил должной журналистской осмотрительности. Напротив, он принялся за статью после более чем полугодичного исследования, в ходе которого он общался с адвокатами, судьями и правоведами. К тому же, на протяжении трех с половиной месяцев он каждодневно посещал слушания в здании Венского суда.

33. Правительство утверждает, что соответствующие отрывки отнюдь не способствовали обсуждению вопросов функционирования австрийской системы правосудия, а содержали лишь личностные нападки на судью Й., — и это притом, что последний не сделал ничего такого, что могло бы спровоцировать г-на Прагера. Поэтому они не заслуживают повышенной защиты, которая действует, когда речь идет о выражении политических взглядов. Автор не смог доказать истинность своих утверждений просто потому, что они были беспочвенными. Выраженные г-ном Прагером мнения не могут претендовать на полную неприкосновенность только по той причине, что правильность их не поддается проверке. Наказания в отношении этих утверждений были наложены потому, что они преступили рамки допустимой критики. Г-н Прагер не мог ссылаться в свою защиту на добросовестность, так как он пренебрег самыми элементарными правилами журналистики, в частности теми, что обязывают журналиста лично проверять достоверность полученной информации и дают лицам, которых затрагивает такая информация, возможность ее прокомментировать.

34. Суд еще раз напоминает, что пресса играет особую роль в правовом государстве. Хотя она и не должна преступать определенных границ, установленных в том числе и для предотвращения беспорядков и защиты репутации других лиц, тем не менее, на нее возлагается обязанность передавать информацию и идеи по политическим вопросам и иным темам, представляющим общественный интерес (см., mutatis mutandis, постановление Суда по делу Кастеллс против Испании от 23 апреля 1992 г., Серия A, т. 236, стр. 23, п. 43).
Безусловно, это относится и к вопросам, касающимся функционирования системы правосудия — учреждения, жизненно важного для любого демократического общества. Пресса является одним из инструментов, с помощью которого политики и общественное мнение могут удостовериться, что судьи исполняют свои нелегкие обязанности в полном соответствии с той целью, которая лежит в основе возложенной на них задачи.

Однако следует учитывать и ту особую роль, которую играет в обществе судейский корпус. В качестве гаранта правосудия, основополагающей ценности в правовом государстве, он должен пользоваться общественным доверием, если намерен и далее успешно выполнять свои обязанности. Поэтому может оказаться нужным защитить такое доверие от ничем не обоснованных нападок, особенно имея в виду то обстоятельство, что на судьях лежит долг сдержанности, не позволяющий им отвечать на критику.

35. Оценка этих факторов принадлежит прежде всего национальным властям, которые пользуются определенной сферой усмотрения при определении наличия оснований и степени необходимости вмешательства в осуществление свободы слова. Однако это усмотрение подлежит контролю со стороны институтов Совета Европы, который охватывает как закон, лежащий в основе решения, так и само решение, в том числе и вынесенное независимым судом (см., в числе прочих, постановление Суда по делу Барфод против Дании от 22 февраля 1989 г., Серия A, т. 149, стр. 12, п. 28).

36. По мнению Суда, классификация рассматриваемых отрывков на оценочные суждения и фактические утверждения подпадает под рамки этой свободы усмотрения.

Из содержащихся в этих высказываниях обвинений некоторые были чрезвычайно серьезными. Поэтому вовсе неудивительно, что от их автора можно было бы ожидать объяснений. Утверждая, что венские судьи «обращаются с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден», или наделяя судью Й. эпитетом «неистовый» и приписывая ему тактику «запугивания» при исполнении им своих служебных обязанностей, заявитель косвенным образом обвинял лиц, о которых идет речь, в том, что они, как судьи, нарушают закон, или, по меньшей мере, свои профессиональные обязанности. Тем самым он не только причинил вред их репутации, но и подорвал доверие общества к честности судебной ветви власти в целом.

37. Причина, по которой г-н Прагер не смог доказать истинность своих утверждений, или то, что его оценочные суждения были добросовестным комментарием, кроется не столько в том, как суд применял законодательство, сколько в их общем характере; действительно, всё указывает на то, что именно это соображение лежало в основе наложенных наказаний. Как указала Комиссия, свидетельства показывают, что соответствующие решения были направлены вовсе не против использования заявителем его свободы выражения как таковой в отношении системы правосудия и даже не против того факта, что он выступил с критикой конкретных лиц, которых он назвал поименно, а против чрезмерного размаха обвинений, которые, не имея под собой достаточной фактической основы, отличаются высокой степенью предвзятости. Так, Земельный суд Эйзенштадта указал в своем решении, что «встретившись с такой полномасштабной критикой, беспристрастному читателю не остается ничего иного, кроме как заподозрить истца в бесчестном поведении и наличии у него презренного характера» (см. пункт 15 выше).
С точки зрения Суда, не удалось г-ну Прагеру продемонстрировать и свою добросовестность и соблюдение им норм журналистской этики. Проводившееся им исследование не представляется достаточно адекватным, чтобы дать основания для выдвижения столь серьезных обвинений. В этой связи достаточно отметить, что, по его собственному признанию, заявитель не присутствовал ни на одном уголовном заседании, на котором председательствовал судья Й. Более того, он не дал этому судье ни единой возможности прокомментировать выдвинутые против него обвинения.

38. Верно, что при условии соблюдения требований п. 2 статьи 10, свобода выражения применима не только по отношению к «информации» или «идеям», которые благоприятно воспринимаются в обществе либо рассматриваются как безобидные или не достойные внимания, но также и по отношению к тем, которые шокируют, обижают или вызывают обеспокоенность у государства или части населения (см., mutatis mutandis, вышеуказанное постановление по делу Кастеллс против Испании, стр. 22, п. 42, и вышеуказанное постановление по делу «Ферайнигунг демократишер золдатен остеррайхс» и Губи против Австрии, стр. 17, п. 36). Суд напоминает также, что журналистская свобода включает и возможность прибегнуть к некоторой степени преувеличения или даже провокации.

Однако, принимая во внимание все вышеуказанные обстоятельства дела и свободу усмотрения, которая должна быть оставлена государствам-участникам, оспариваемое вмешательство не представляется Суду несоразмерным преследуемой правомерной цели. Поэтому его можно признать «необходимым в демократическом обществе».

39. Таким образом, нарушение статьи 10 установлено не было.

 
II. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции, рассматриваемый в сочетании со статьей 10 Конвенции 
 
40. В своей жалобе в Комиссию г-н Прагер и г-н Обершлик заявляли также о нарушении статьи 14 Конвенции, рассматриваемой в сочетании со статьей 10 (см. пункт 20 выше). Однако они не стали поднимать этот вопрос в Суде, и Суд не считает нужным рассматривать его по собственной инициативе.

 
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД
 
1. Отклонил единогласно предварительное возражение Правительства;

2. Постановил пятью голосами против четырех, что нарушения статьи 10 Конвенции не было;

3. Постановил единогласно, что нет необходимости рассматривать дело в свете статьи 14 в сочетании со статьей 10.
 
 
Совершено на английском и французском языках и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге 26 апреля 1995 г.

 
Рольф Риссдал, Председатель;
Герберт Петцольд, Секретарь
 
 
В соответствии с п. 2 статьи 51 Конвенции и п. 2 правила 53 Регламента Суда, к настоящему постановлению прилагаются следующие отдельные мнения судей:
 
(a) особое мнение г-на Петтити;
(b) особое мнение г-на Мартенса, к которому присоединились г-н Пекканен и г-н Макарчик.
 
Р. Р.
Г. П.
 
 
 

 
Я хочу выразить свое согласие с особым мнением г-на Мартенса.

Сверх того, я хотел бы привести еще ряд доводов в обоснование своего мнения.

Журналистское расследование функционирования системы правосудия имеет крайне важное значение для обеспечения контроля за соблюдением прав граждан в демократическом обществе. Оно представляет собой продолжение правила, по которому разбирательство судебных дел должно быть публичным, что является неотъемлемой частью принципа справедливого судебного разбирательства.

Судьи, которые по статусу обладают неприкосновенностью, а в большинстве государств-участников еще и защищены от судебного преследования по гражданским делам, в свою очередь должны терпимо относиться к неограниченной критике в их адрес, когда она ведется добросовестно.

Это — общемировая тенденция.

Ситуация в Америке такова, что судьи, занимающие свой пост в качестве избранных членов судейского корпуса, подвержены ничем не ограниченной критике. В журнале Американской ассоциации адвокатов тиражом в 250 000 экземпляров публикуются материалы комиссии, разбирающей поведение судей, и нередко в адрес судей звучит весьма резкая критика.

Очевидно, что судей необходимо защищать от диффамации, но если они желают возбудить судебное дело, то было бы предпочтительно, чтобы они прибегали при этом к гражданскому, а не уголовному разбирательству.
Государства, которые разрешают телевизионные трансляции с судебных заседаний, косвенно признают тем самым, что поведение судей открыто критическому взору общественности. Лучший способ обеспечить передачу объективной информации населению для его образования — наладить более полное и более открытое сотрудничество судебных органов с прессой.
 

ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ МАРТЕНСА,
К КОТОРОМУ ПРИСОЕДИНИЛИСЬ СУДЬИ ПЕККАНЕН И МАКАРЧИК

 
1. У меня есть только одно разногласие с большинством Суда. Со времени своего постановления по делу Бартольда[4] Суд последовательно держался той линии, что ввиду важности прав и свобод, гарантированных в пункте 1 статьи 10, контроль со стороны Суда должен быть строгим, что означает в том числе и то, что необходимость любого их ограничения должна быть установлена со всей убедительностью[5]. Хотя выбранная большинством формулировка может дать повод для сомнений[6], следует предположить, что они не желали отказаться от этой доктрины, и потому полагают, что со всей убедительностью было установлено, что оспариваемое вмешательство в право заявителей на свободу выражения мнения было «необходимым в демократическом обществе». По изложенным ниже доводам я в конечном счете пришел к заключению, что я не могу согласиться с этим мнением.

2. «В конечном счете» я сказал потому, что должен признаться, что при первом прочтении статья г-на Прагера[7] произвела на меня весьма неблагоприятное впечатление. Она была, как мне казалось, произведением тщеславного и самоуверенного журналиста, очевидно не имеющего никакого юридического образования и опыта и столь же очевидно сильно предубежденного против системы уголовного правосудия, который, впрочем, уверен, что он имеет право опубликовать язвительную статью на эту тему, выставляя на посмешище девятерых судей. К тому же, при подаче материала журналист явно предпочитает стилистические эффекты, в особенности злонамеренные, доходчивости и сдержанности.

Такие первые, весьма резкие и негативные впечатления опасны для судьи. Он должен осознавать их и оставаться бдительным в отношении предвзятости, какую они могут создать. Интересно, поступили ли так австрийские судьи.

3. Однако второе прочтение заставило меня переосмыслить свои первые впечатления. Оно убедило меня, что после того как любопытство г-на Прагера было пробуждено научной литературой, он не только затратил много времени и энергии на проверку на месте причин описанных социологами явлений, но и был искренне потрясен тем, с чем столкнулся.

Социологи выявили явные различия между тем, как отправляется уголовное правосудие в юрисдикции Венского апелляционного суда и в остальных частях Австрии.

В юрисдикции Венского суда судьи намного чаще прибегали к назначению предварительного заключения и на более длительные сроки, чем где-то еще, а приговоры были почти вдвое строже[8].

Г-н Прагер отправился в Венский земельный уголовный суд попытаться найти объяснение таким различиям. После полугодичного собирания фактов[9] он несомненно убедился в том, что в отношении данного суда объяснение нужно искать как в личности судей, отправляющих правосудие в этом суде, так и в их корпоративном духе.
Как показывает его статья, он был не просто потрясен, но и переполнен искренним негодованием. На этот счет не может быть никаких сомнений. Однако прежде чем дать выход своим чувствам, он всё тщательно обдумал, пытаясь объяснить увиденное обращением к некоторым особенностям австрийской системы уголовного судопроизводства. Это сделано во вступительной части его статьи. В ней г-н Прагер обращает внимание на громадную власть судей, рассматривающих уголовные дела и, на этом фоне, на опасность занятия ими своей должности на протяжении длительного времени, в отсутствие какого бы то ни было реального контроля за их деятельностью. По его словам, власть развращает людей, в том числе и в уголовных судах. Поэтому необходимо внешнее наблюдение за их работой. Безусловно, в его словах есть здравый смысл, и их следует принимать в рассмотрение[10]. С другой стороны, когда лорд Деннинг сказал, что по характеру своей должности судьи не могут отвечать на критику, он тоже высказал здравую мысль, и ее тоже в определенной степени следует иметь в виду[11].

4. Прежде чем продолжить свой анализ оспариваемой статьи, напомню, что судья Й., — один из подвергнутых критике судей, посчитал, что статья г-на Прагера носит диффамационный характер, и возбудил против него частное преследование по статье 111 Уголовного кодекса Австрии[12]. Вне всякого сомнения, отдельные высказывания, касающиеся конкретно судьи Й.[13], действительно и объективно носили диффамационный характер. Однако согласно Конвенции г-н Прагер мог быть осужден за диффамацию только в том случае, если национальные суды, изучив и оценив оспариваемую статью в целом с учетом установления баланса между требованиями защиты свободы слова и требованиями защиты репутации других лиц, признали бы, что последние имеют больший вес в обстоятельствах данного дела. Контроль со стороны Суда не ограничивается второй частью их заключения: в делах, где на карту поставлена свобода выражения мнения, Суду «предстоит рассмотреть обжалуемое вмешательство в свете дела в целом и определить, являются ли основания, выдвигаемые национальными властями в его оправдание, соответствующими и достаточными».

Иными словами, Суду надлежало изучить убедительность оснований, приведенных в оправдание осуждения и наказания г-на Прагера.

«Поступая таким образом, Суд должен убедиться также в том, что национальные власти применяли нормы, соответствующие принципам статьи 10 и, более того, что их применение основывалось на приемлемой оценке обстоятельств, относящихся к делу»[14].

Установление справедливого баланса между правом на свободу выражения мнения и потребностью в защите других лиц, очевидно, возможно только в том случае, когда выраженное мнение надлежащим образом истолковано и оценено в своем контексте. Следовательно, выполняя свою роль высшего гаранта права на свободу выражения мнения, Европейский суд по правам человека не может ограничиваться лишь контролем над тем, как внутренние суды занимаются установлением должного баланса, но обязательно и прежде всего должен анализировать данное ими толкование и оценку спорных высказываний. Только такая двойная проверка позволяет Суду убедиться, что право на свободу выражения мнения не было незаконно урезано[15].

5. Продолжу теперь свой анализ оспариваемой статьи. После вышеупомянутого «теоретического» вступления (см. пункт 3 выше) в ней приводятся и комментируются впечатления г-на Прагера от длившегося три с половиной месяца сбора фактов в Земельном суде (подзаголовок его статьи гласит: «Lokalaugenschein», т.е. отчет об осмотре места действия). Очевидно, что цель этой (второй) «главы» — проиллюстрировать сделанные во вступлении утверждения и передать читателям свое негодование.

Эта (вторая) «глава» снова начинается чем-то вроде вступления (общая информация; то, что он ранее слышал более чем от десятка адвокатов и судебных репортеров; ряд общих впечатлений от царящей в суде атмосферы и от его первых соприкосновений с некоторыми судьями; несколько иронических размышлений на тему должного уровня самоцензуры у молодого репортера, пишущего о системе правосудия).

Следом идут девять более-менее подробных «словесных портретов» судей. Каждому из них предшествует отдельный заголовок, который не только указывает на основной род дел, разбираемых соответствующим судьей (или судьями), но и приписывает каждому судье свой «тип». Эти девять портретов, в том числе отнесение судей к тому или иному «типу», очевидно служат изложению г-ном Прагером критики в адрес того, как отправляется уголовное правосудие в Венском земельном суде, и усилению ее убедительности через персонификацию объектов критики.

6. Конечно, это вопрос вкуса, но, по моему мнению, портреты некоторых других судей еще более ядовиты, чем судьи Й. По-видимому, судья Земельного суда Эйзенштадта думала точно так же. Она даже отметила в своем решении, что возбудить дело по иску о диффамации могли все судьи, которые были подвергнуты критике и названы поименно. Возможно, это и так, но факты свидетельствуют, что они так не поступили. Конечно же, это не доказывает, что их словесные портреты были верными. В то же время, это — фактор, которой следует в определенной мере учитывать при оценке контекста оспариваемых отрывков, посвященных судье Й. Ибо, по меньшей мере, не было доказано ни то, что другие портреты были полностью нереалистичными, ни, соответственно, то, что общая картина царящей в суде атмосферы была полностью неверной.

7. Не только другие судьи не обратились в суд, но и Правительство в Суде не то что не доказывало, но даже не обсуждало, что основное положение г-на Прагера — а именно то, что уголовное правосудие в судах первой инстанции Вены не только слишком строгое, но и чрезмерно суровое — не имело под собой фактических оснований.

Следовательно, нарисованный г-ном Прагером словесный портрет судьи Й. необходимо оценивать с учетом того, что судья Й. является членом такого уголовного суда, какой своими решениями и своим отношением к обвиняемым и их адвокатам — короче говоря, своим корпоративным духом — заслуживает, по меньшей мере, общественного контроля со стороны прессы. Статью г-на Прагера следует считать обсуждением вопросов, представляющих значительный общественный интерес. Поэтому вполне резонно, что она была напечатана в журнале («Форум»), который характеризуется как «издание, посвященное продвижению демократических принципов, принципа господства права и интересов неимущих» (памятная записка заявителей) и «типичный журнал для интеллектуалов» («ein typisches Blatt der intellektuellen Szene») (устный довод). Ни та, ни другая характеристика не были оспорены Правительством.

Позвольте мне сразу сказать, что напрасно было бы искать подобной оценки в решениях австрийских судов: они нигде ясно не говорят, что они сопоставили право судьи Й. на защиту его репутации с правом г-на Прагера (и журнала «Форум») согласно статье 10 писать столь критически, сколь он считал уместным, по теме, представляющей значительный общественный интерес!

8. Вышеприведенный анализ статьи г-на Прагера (см. пункты 3 и 5 выше), тот факт, что она была напечатана в серьезном журнале для мыслящих читателей (см. пункт 7 выше) — то есть, для читателей, способных выносить самостоятельные суждения — и то обстоятельство, что она затрагивала вопрос, представляющий значительный общественный интерес — возмутительную, с точки зрения автора, манеру отправления уголовного правосудия, — всё это нужно принимать во внимание не только при окончательном решении вопроса о необходимости вмешательства, но еще и при толковании текста пяти конкретных изолированных отрывков статьи, которыми судья Й. ограничил свое частное обвинение (см. пункт 4 выше: «в свете дела в целом»).

9. На этом фоне многое говорит в пользу того, что все эти отрывки, за исключением пятого, следует квалифицировать как оценочные суждения.

Очевидно, — и это было признано эйзенштадским судьей, — что четвертый отрывок, то есть отнесение рассматриваемого судьи к определенному «типу», является оценочным суждением.

Это тем более верно, что г-н Прагер не единожды приписал один и тот же тип разным судьям. Так, он посчитал, что судья Й. относится к типу «неистовый», как и один из его коллег, судья A.

В отношении первых двух отрывков отмечу, что они не входят в основной текст самой статьи, а являются составной частью чего-то вроде краткого изложения, которое вместе с заглавием («Внимание! Суровые судьи!») и подзаголовком («Отчет об осмотре места действия») помещено в рамочку[16]. Безусловно, это задумано, да и на самом деле служит тому, чтобы привлечь внимание читателей. В любом случае, будучи частью этого краткого изложения, указанные предложения ясно выражают суть критики г-ном Прагером уголовного суда и находят себе оправдание в этой (коллективной) критике.

При этих обстоятельствах представляется по меньшей мере сомнительной допустимость рассматривать эти явно обобщающие предложения так, как если бы они были частью (основного текста) статьи, посвященной исключительно судье Й. Но именно так поступили австрийские суды, не удосужившись даже хоть как-то обосновать избранный ими подход[17].

Аналогичные соображения применимы и к третьему «отрывку». Этот отрывок представляет собой замечание, сделанное в контексте вступительной части второй «главы» (см. пункт 5 выше). Непросто уловить точный смысл раздела, частью которого он является. По моему мнению, наиболее правдоподобным представляется то толкование, что этот раздел неким образом продолжает вышеупомянутые иронические размышления журналиста о должном уровне самоцензуры (см. пункт 5). Согласно такому толкованию, данное замечание означает, что поведение судьи Й. настолько недопустимо, что его нельзя не обличить. Это поведение характеризуется затем термином «menschenverachtende Schikane», который не так-то просто перевести[18], но во всяком случае оно весьма порочащее. Из замечания в тексте, впрочем, становится ясно, что эта характеристика — лишь резюме следующего далее подробного словесного портрета. В качестве такового оно, несомненно, является оценочным суждением. Более того, если рассматривать его в контексте статьи в целом, то представляется весьма (мягко говоря) сомнительным предполагать — как это сделал судья в Земельном суде Эйзенштадта — что слово «Schikane» означает, будто судья Й. использует свое положение, чтобы умышленно вредить обвиняемым. Верно, что, судя по словарям слово «Schikane» может иметь такой оттенок, но я полагаю, что в контексте описания уголовного суда и статьи в целом его следует понимать — и, по меньшей мере, с достаточной степенью разумности можно понимать — как характеризующее чрезвычайно суровое применение уголовного законодательства без оглядки на вызываемые этим человеческие страдания. Здесь, как и при толковании других отрывков, эйзенштадтский судья выбрала из двух возможных трактовок ту, которая наиболее неблагоприятна для обвиняемого и привела к его осуждению, даже не удосужившись указать, что она рассмотрела и другую трактовку, или привести основания, по которым она ее отвергла.

Я обращаю внимание на эту особенность вынесенного ею решения, потому что по этому пункту я целиком согласен с мнением Конституционного суда Германии. В соответствии с установившейся практикой этого суда, судья, осуждающий говорящего или автора, чьи высказывания объективно открыты для различного истолкования, не приводя убедительных причин в пользу выбора той трактовки, которая ведет к осуждению, нарушает тем самым право на свободу выражения мнения.

10. Австрийские суды[19] выбрали совершенно иной подход. Они строго ограничили свое разбирательство пятью конкретными изолированными отрывками, указанными судьей Й. в его частном обвинении[20]. Нечего и говорить, что эта фундаментальная разница в подходах прослеживается во всем.

Например, эйзенштадский судья отказалась даже рассматривать тот (неоспоримый) факт, что судья Й. однажды предупредил адвоката защиты «говорить короче», поскольку он «уже принял решение». Конечно, данный факт не доказывает ни «общую предвзятость», ни то, что судья Й. с самого начала обращался с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден, но он, по крайней мере, демонстрирует наличие у судьи Й. того корпоративного духа, какой г-н Прагер наблюдал во время сбора фактической информации и, соответственно, то, что имелись определенные основания включить его в галерею словесных портретов.

11. Данный пример позволяет проследить систему. Другое ее проявление можно обнаружить в том, как эйзенштадский судья прореагировала на предложение г-на Прагера предъявить доказательство фактической основы для его оценочных суждений. Сначала судья принимает — без указания надлежащих причин — ту трактовку рассматриваемых оценочных суждений, которая наименее благоприятна для ответчика, а затем заявляет, что его предложение необходимо отклонить на том якобы основании, что и так очевидна невозможность убедить суд, что судья Й. действовал так, как если бы у него был злой умысел вызвать людские страдания[21].
В словесном портрете судьи Й.[22] довольно-таки много места уделено случаю, когда судья Й. настойчиво — и без особой необходимости — продлевал срок предварительного заключения и, более того, не направил в соответствующие органы прошение заключенного о признании недействительным решения о содержании его под стражей. Судья Й. не счел нужным включать этот отрывок в свое частное обвинение, но он стал существенным, когда г-н Прагер заявил, что именно этот эпизод лежит в основе его оценочного суждения «menschenverachtende Schikane» (см. пункт 9 выше), и поэтому хотел его доказать. Его предложение было отклонено эйзенштадским судьей на том основании, что она считает абсолютно неправдоподобным, чтобы судья Й. сознательно и злонамеренно хотел продлить срок предварительного заключения.

12. Позволю себе еще один пример того же самого механизма, на этот раз в отношении пятого отрывка, выбранного судьей Й. В этом отрывке несомненно содержится утверждение о факте (фактах). Конечно же, вначале нужно установить, каких именно фактов. Это представляется мне весьма простой задачей. Г-н Прагер утверждает, что (по-видимому, какое-то время назад) судью Й. чуть было не назначили прокурором, намекая при этом, что тот не получил этой должности, потому что его имя снова[23] попало на страницы печати, в том числе в связи с подозрениями его в причастности к бесчестным махинациям[24]. Не отрицается ни то, что такие статьи действительно появились в печати, ни то, что в этих статьях были озвучены конкретные подозрения в отношении судьи Й. Тем не менее, эйзенштадский судья — опять же, без всякого рассмотрения возможностей иного толкования — усмотрел в этом отрывке утверждение, что такие подозрения все еще существовали на момент опубликования оспариваемой статьи. Однако далее она говорит, что несколько лет назад Венский апелляционный суд принял решение, по которому с судьи Й. снимаются все подозрения на сей счет. Она могла бы разъяснить, откуда г-н Прагер мог узнать об этом решении. Но сейчас я веду речь не об этом. Важно то, что здесь мы опять наталкиваемся на ту же самую систему, которая проявилась в пунктах 10 и 11 выше: сначала немотивированное и (мягко говоря) не самое очевидное, но зато уж точно самое неблагоприятное толкование, а затем на этой основе отклонение предложения г-на Прагера доказать exceptio veritatis (отвод посредством ссылки на действительные обстоятельства).

13. Пожалуй, можно задаваться вопросом, соответствует ли, и в какой степени, наложение на журналиста бремени доказывания в делах, подобных настоящему, статье 10[25], но поскольку этот вопрос не оспаривается, то я оставляю его открытым. Следует, впрочем, подчеркнуть, что постановление Апелляционного суда ясно показывает, что австрийское законодательство излишне требовательно в отношении предложения доказать exceptio veritatis. Обвиняемый должен точно указать, какие именно факты он хочет доказать. Более того, он должен не только в точности объяснить, почему эти факты служат подтверждением сказанного или написанного им и как эти факты могут быть доказаны с помощью предлагаемого свидетельства, но и, сверх того, должен с самого начала убедить суд в том, что с большой вероятностью эти факты будут доказаны.

14. Г-ну Прагеру не только (за одним исключением) не разрешили представить предлагаемое им свидетельство в отношении фактов, на которых основывались его оценочные суждения, но ему было указано, что в его действиях не прослеживалась надлежащая журналистская осмотрительность.

Данный упрек имеет под собой определенные основания, ибо всеми признается, что г-н Прагер не дал судье Й. возможности высказать свои комментарии по поводу чернового варианта статьи. Это действительно было серьезной ошибкой в том, что касается проявления должной осмотрительности[26], независимо от того — а это остается почвой для предположений, — воспользовался ли бы судья Й. этой возможностью для дачи соответствующих комментариев, или нет.

Однако, сколь бы серьезным ни было это нарушение журналистской осмотрительности, само по себе оно не оправдывает обвинения в «вопиющей небрежности», какое эйзенштадский судья выдвинул в адрес г-на Прагера. Верно, что она основывает это обвинение на двух дополнительных аргументах, но оба они некорректны, поскольку базируются на проанализированном в предшествующих пунктах одностороннем подходе.

Эйзенштадский судья не приняла во внимание статью в целом и, более того, отнеслась к двум изолированным предложениям из краткого изложения, указанным в пункте 9 выше, как если бы они составляли основную часть статьи, посвященной исключительно судье Й.

Из статьи в целом становится вполне очевидно, что она основывается на личных наблюдениях автора за продолжительный промежуток времени, а также на опросах таких свидетелей, которые благодаря своему профессиональному опыту хорошо знают этот конкретный суд и его судей — адвокатов по уголовным делам, судебных репортеров и сотрудников службы пробации. Эйзенштадский судья дает понять, что результатом таких опросов являются только свидетельства, основанные на слухах, в истинности которых возникают большие сомнения, но, по моему мнению, использованные г-ном Прагером методы сами по себе не могут считаться нарушением стандарта надлежащей журналистской осмотрительности.

Тот аргумент, что г-н Прагер самолично не присутствовал на судебных заседаниях под председательством судьи Й., звучит неубедительно, ибо — если только не трактовать неправильно краткое изложение как фактические утверждения о судье Й. — нигде в статье г-на Прагера не критикуется манера судьи Й. вести судебные заседания. Пожалуй, есть лишь одно исключение — краткий рассказ об увещевании быть лаконичным (см. пункт 10 выше), но я не думаю, что журналиста можно обвинить в нарушении должной осмотрительности, если он руководствовался при этом рассказом того самого адвоката, к которому было обращено это увещевание, особенно с учетом того, что оно полностью соответствовало тому корпоративному духу, который наблюдал он сам и о котором ему рассказывали многие другие свидетели.

15. Это приводит меня еще к одному ключевому моменту. Эйзенштадский судья установила «очевидность» того, что г-н Прагер действовал со злым умыслом опорочить судью Й. Она пошла дальше и назвала злой умысел г-на Прагера «усиленным». Однако единственными ее обоснованиями было то, что образовательный уровень г-на Прагера выше среднего и, более того, он — опытный журналист. Таким образом, продолжает она далее, г-н Прагер должен был отдавать себе отчет в том, что пять отрывков касательно судьи Й. были излишне негативными и должны были произвести соответствующий эффект.

А это, по моему мнению — критерий, с которым невозможно согласиться. Не буду отрицать, что бывают случаи, когда одного лишь высказывания о поименованном лице оказывается достаточно, чтобы вынести заключение, что оно сделано со злым умыслом опорочить. Однако несовместимо с правом на свободу выражения мнения делать такой вывод на основании формулировок всего лишь пяти изолированных отрывков из длинной статьи в серьезном журнале по вопросу, представляющему большой общественный интерес. Не говоря уже об одностороннем истолковании этих пяти отрывков, лежащем в основе оспариваемого заключения, просто нельзя допустить, чтобы одной лишь формулировки критического комментария по вопросу, представляющему большой общественный интерес, было достаточно для того, чтобы квалифицировать этот комментарий как сделанный со злым умыслом опорочить. Это означало бы, что суды могли полностью игнорировать стремление автора инициировать общественную дискуссию; это означало бы, что de facto во внимание принимались бы только интересы истца, а свобода выражения мнения была ограничена до недопустимой степени. Напоминаю, что «статья 10 защищает не только содержание высказываемых идей и информации, но также и форму, в которой они сообщаются»[27]. По этим причинам я считаю, что по меньшей мере там, где речь идет о критическом комментарии по вопросу, представляющему большой общественный интерес, даже очень преувеличенные высказывания и язвительные описания сами по себе не оправдывают вывода о наличии злого умысла опорочить.

Решающий критерий должен быть таким: может ли оспариваемая формулировка, сколь бы дерзкой, резкой или грубой она не была, тем не менее быть признана исходящей из откровенного мнения по рассматриваемому вопросу — какой бы неумеренной или недостойной эта формулировка не могла показаться, — или же единственным возможным выводом будет то, что исключительным или главным стремлением было оскорбить человека.

Здесь опять я полагаю, что австрийские суды применили критерии, которые не соответствуют принципам статьи 10, и здесь опять я (по меньшей мере) задаюсь вопросом, а не пришли бы ли они к иному заключению, если бы применили правильный критерий. Как я уже указывал, я убежден, что г-н Прагер был искренне потрясен увиденным в Венском земельном суде. И не просто потрясен, но и переполнен искренним негодованием, если не сказать гневом. Он полностью осознавал, что изливает свой гнев в необычайно сильных выражениях, но в своем гневе он чувствовал, что единственно важным было довести до читателей свое сообщение, независимо от чувствований девяти судей, на которых была нацелена его критика. По его мнению, они не заслуживали снисходительности[28]. Такая позиция может быть морально, а возможно, и юридически предосудительной; по моему мнению, она не составляет злого умысла.

16. Все вышесказанное я суммировал бы следующим образом:

(a) Австрийские суды приняли во внимание только пять конкретных изолированных отрывков, проигнорировав их контекст. Правительство утверждает, что они не могли поступить иначе, так как по австрийскому уголовному законодательству они были связаны рамками частного обвинения. Я не считаю этот аргумент убедительным: статья 10 Конвенции обязывает принимать во внимание контекст, а поскольку в Австрии Конвенция имеет тот же самый ранг, что и конституционное право[29], то австрийские суды должны были не обращать внимания на те положения уголовно-процессуального права, которые делают невозможным рассмотрение статьи журналиста в целом.

(b) Австрийские суды трактовали эти пять отрывков очень односторонне и, во всяком случае, не привели никаких оснований, почему они решили не принимать других возможных и более благоприятных истолкований.

(c) Такая односторонняя трактовка и чрезмерно суровые австрийские нормы в отношении возможности представления доказательства exceptio veritatis привели к тому, что г-н Прагер практически был лишен возможности представить такое доказательство[30].

(d) Вышеуказанные недостатки повлияли и на решение суда Эйзенштадта по вопросу о надлежащей журналистской осмотрительности; более того, примененный им при решении этого вопроса критерий является частично неприемлемым.

(e) Критерий, примененный при установлении наличия у г-на Прагера соответствующего злого умысла, является неприемлемым.

(f) Совокупный эффект от всех этих упущений таков, что de facto внутренние суды полностью пренебрегли требованием об установлении надлежащего баланса между требованиями защиты репутации и требованиями свободы слова.

17. Осуждение и наказание г-на Прагера составляют серьезное вмешательство в право прессы на свободу выражения мнения. Эйзенштадский судья недвусмысленно заявила, что тем самым она собирается дать урок г-ну Прагеру и его собратьям-журналистам.

Чтобы быть приемлемым для Суда по правам человека, такое намеренное вмешательство на основании статьи в серьезном периодическом издании по вопросу, представляющему большой общественный интерес, должно быть очень убедительно обосновано. По причинам, изложенным выше и резюмированным в пункте 16, я утверждаю, что решения австрийских судов не удовлетворяют этому критерию.

Соответственно, я полагаю, что осуждение и наказание заявителей составляют нарушение статьи 10[31].

 
[1] Делу присвоен номер 13/1994/460/541. Первое число означает порядковый номер дела в списке дел, переданных в Суд в соответствующем году (второе число). Последние два числа указывают на порядковый номер дела в списке дел, переданных в Суд с момента его создания, и в списке соответствующих входящих жалоб в Комиссию.
[2] Регламент A применим ко всем делам, переданным в Суд до вступления в силу Протокола № 9 (P9), а после этого — только к делам, касающимся государств, не подписавших этот Протокол (P9). Он соответствует Регламенту, вступившему в силу 1 января 1983 г., с учетом вносимых в него несколько раз поправок.
[3]Примечание Секретаря: по практическим соображениям это приложение появится только в печатном варианте постановления (томе 313 Серии A Публикаций Суда), однако копию доклада Комиссии можно получить в Секретариате Суда.
[4]Постановление Суда от 25 марта 1985 г., Серия A, т. 90, стр. 25, п. 55.
[5]См., в качестве наиболее свежего источника, постановление Суда (Большой палаты) по делу Йерсилд против Дании от 23 сентября 1994 г., Серия A, № 298, стр. 26, п. 37. См. также более ранние постановления: «Аутроник АГ» против Швейцарии от 22 мая 1990 г., Серия А, т. 178, стр. 26-27, п. 61, и «Информационсферайн Лентиа» и другие против Австрии от 24 ноября 1993 г., Серия A, № 276, стр. 15, п. 35.
[6]См. в особенности пункт 38: «…оспариваемое вмешательство не представляется Суду несоразмерным преследуемой правомерной цели. Поэтому его можно признать «необходимым в демократическом обществе».
[7]Жаль, что недоступен полный перевод этой статьи; читатель постановления Суда вынужден довольствоваться сделанным Судом конспективным изложением (пункты 8-11 постановления Суда), которое хотя, и не является неверным, однако в ряде мест несет на себе отпечаток общей оценки статьи Судом и, во всяком случае, не может дать правильного представления об оригинальном тексте на тринадцати страницах.
[8]Следует отметить, что в Суде Правительство даже не пыталось опровергать эти выводы.
[9]По словам заявителя, сбор фактов занял у него шесть месяцев; на протяжении по меньшей мере трех с половиной месяцев он ежедневно посещал судебные заседания.
[10]См., в качестве выражения той же самой идеи, пункт 34 постановления Суда.
[11]Я согласен с важностью общественного доверия к судейскому корпусу (см. пункт 34 постановления), но не согласен с тем, что такое доверие должно поддерживаться обращением к уголовному преследованию для осуждения критики, которую тот же самый судейский корпус может посчитать «деструктивной».
[12] См. пункт 18 постановления Суда.
[13]Перевод отрывков, на которых основывается частное преследование, см. в пункте 14 постановления Суда.
[14] Суд заявлял так неоднократно, однако данная выдержка, как впрочем, и предыдущая, взята из вышеупомянутого постановления Большой палаты по делу Йерсилда, стр. 23-24, п. 31.
[15] Из первого подпункта пункта 36 постановления можно сделать вывод, что право решать, как квалифицировать обжалуемое высказывание — как фактическое утверждение или как оценочное суждение — в принципе предоставлено внутренним судам, которым должна быть оставлена определенная свобода усмотрения. По моему мнению, такой вывод противоречит правилу, согласно которому Суд должен убедиться в том, что национальные власти применяли нормы, соответствующие принципам статьи 10 и, более того, что их применение основывалось на приемлемой оценке обстоятельств, относящихся к делу (см. в тексте выше); к тому же, это — заслуживающий сожаление отход от таких постановлений Суда, как по делу Лингенса (Серия A, № 103), Обершлика (Серия A, № 204) и Швабе (Серия A, № 242-B).
[16]Текст этого краткого изложения см. в пункте 9 постановления Суда.
[17]Мимоходом отмечу, что в отношении второго отрывка австрийские суды даже не приняли в рассмотрение целый отрывок в тексте:
Сошлюсь при этом на полный текст в пункте 9 постановления Суда.
В полном тексте говорится:
«Некоторые судьи австрийских уголовных судов способны на всё; все они способны на многое: всё это вошло в систему».
Не вдаваясь в смысл этого текста в целом, австрийские суды предположили, что фраза «некоторые судьи австрийских уголовных судов способны на всё» может быть истолкована как порочащее судью Й. высказывание.
[18]Предложенный заявителем перевод таков: «презрительная софистика»; Суд сделал свой выбор в пользу «необузданной заносчивости».
[19] В настоящем деле самым важным решением можно считать решение судьи Земельного суда Эйзенштадта. Не было новой апелляционной жалобы; Апелляционный суд рассмотрел только основания для апелляции заявителей; обозрение им доводов эйзенштадского судьи было весьма кратким; однако, он одобрил их и отклонил апелляционную жалобу.
[20]Я не недооцениваю того факта, что эйзенштадский судья, истолковав пять оспариваемых отрывков указанным мною образом, так резюмировала свое решение по вопросу, были ли эти пять отрывков действительно диффамационными:
«Следовательно, не может быть сомнений, что пять отрывков, инкриминируемых автору статьи в частном обвинении, как взятые по отдельности, так и рассматриваемые в контексте статьи, являются диффамационными в смысле статьи 111 Уголовного кодекса».
Очень внимательно изучив ее решение и отметив для себя, что это первый и последний раз, когда в нем упоминается «контекст статьи», я не могу расценивать поставленные мною в кавычки слова иначе как неискренние уверения в преданности принципу, который de facto она полностью проигнорировала.
[21]О требованиях к предложению доказать exceptio veritatis, см. пункт 13 ниже.
[22] См. пункт 11 постановления Суда.
[23] «Снова» потому, что, как также рассказывает г-н Прагер, оно уже выплывало на поверхность в связи с довольно отвратительным инцидентом с проституткой.
[24]Чтобы не создалось впечатление, что г-н Прагер намекает здесь на то, что судья Й., возможно, подозревался в ужасных вещах, отмечу, что в оригинальном тексте недозволенное поведение, о котором идет речь, называется словом «Winkelschreiberei», которое — как было нам разъяснено — означает, что судья Й. подозревался в предоставлении юридической консультации, что запрещено делать судье.
[25]По прецедентному праву Верховного федерального суда ФРГ, когда пресса затронула вопросы, представляющие общественный интерес, и показала, что она проявила при этом должную журналистскую осторожность, бремя доказывания ложности возлагается на истца: см., например, J. Soehring, «Die neue Rechtsprechung zum Presserecht», NJW 1994, стр. 16 и далее.
[26]Довод австрийского правительства, что вследствие этого упущения со стороны г-на Прагера его статья не может быть признана вкладом в критическое обсуждение вопроса, представляющего значительный общественный интерес, очевидно является нелогичным заключением.
[27]Эта выдержка также взята из постановления Суда по делу Йерсилда (стр. 23-24, п. 31); см. сноску 2 выше. Когда Правительство утверждало, что г-н Прагер мог облечь свое сообщение в менее агрессивную формулировку, оно очевидно не обратило внимания на ту доктрину Суда, которая обязывает пересмотреть привычный подход внутренних судов, задающихся вопросом, а не мог ли автор изложить свое мнение в «более умеренных» выражениях, и признающих его виновным, если они посчитают, что на этот вопрос можно дать положительный ответ.
[28] Это не одностороннее толкование с моей стороны. В статье есть по меньшей мере одно высказывание, которое недвусмысленно подкрепляет мой тезис. Г-н Прагер дает комментарий по поводу приговора по делу, в котором смертельно больной художник был признан виновным в налоговых нарушениях. Очевидно, он считает этот приговор излишне суровым. Он приписывает эту суровость желанию не допустить и мысли, что к некоторым людям можно относиться более снисходительно, чем к остальным. Это желание, по-видимому, также является достойным презрения, ибо далее он задает риторический вопрос: «а вправе ли рассчитывать на понимание судьи и работники судебных учреждений, действующие с таким уровнем ‘правильного’ непонимания».
[29] См., в числе прочих источников: М. Новак, «Реализация положений Европейской конвенции по правам человека в национальных законодательствах», Материалы Четвертой копенгагенской конференции по правам человека, 28-29 октября 1988 г., стр. 33 (M. Nowak in «The Implementation in National Law of the European Convention on Human Rights», Proceedings of the Fourth Copenhagen Conference on Human Rights).
[30] Поэтому я весьма удивлен указанием Суда (пункт 37), что осуждение заявителя было обоснованным, поскольку «в отсутствие достаточной фактической основы» его обвинения «отличаются высокой степенью предвзятости»!
[31] Во избежание недоразумений отмечу, что данный вывод не означает автоматически, что статья г-на Прагера удовлетворяет требованиям этого положения; он означает лишь, что решения австрийских судов не удовлетворяют этим требованиям. Иными словами: я не утверждаю, что любой судебный иск, основывающийся на оспариваемой статье, неизбежно провалился бы, так как любое решение в пользу истца нарушило бы статью 10; я всего лишь говорю — и я не обязан говорить большего – что рассматриваемые здесь решения нарушили эту статью.