СЕНЕР против ТУРЦИИ (Sener v. Turkey)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

Третья секция 

Дело «СЕНЕР против ТУРЦИИ» 

(Sener v. Turkey)

(Заявление № 26680/95) 

Постановление Суда

Страсбург 

18 июля 2000 года

Это решение подлежит редакционной проверке перед тем, как будет воспроизведено в заключительной форме.

Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой, в состав которой вошли следующие судьи:

Г-н Дж.-П. Коста, Президент,
Г-н В.Фурманн,
Г-н П. Курис,
Г-жа Ф. Тулкенс,
Г-жа Х.С. Грив,
Г-н K. Трайя,
Г-н Ф. Гёлькюклю, специальный судья,
и г-жа С. Долле, Секретарь Секции,

После тайного совещания 27 июня 2000,

Выносит следующее решение, принятое в этот день.

1. Дело было передано в Суд Европейской Комиссией по Правам Человека («Комиссия») 11 сентября 1999 года. Дело было начато после принятия Комиссией заявления (№ 26680/95) против Республики Турция, которое было подано в соответствии со статьей 25 действовавшей тогда редакции Конвенции о защите прав и основных свобод человека («Конвенция») гражданкой Турции г-жой Пелин Сенер («заявительница») 7 марта 1995 года.

2. Интересы заявительницы в Суде представлял г-н Камил Текин Сюрек — адвокат, практикующий в Стамбуле (Турция). Правительство Турции («Правительство») не назначило Уполномоченного, который бы представлял Правительство на слушаниях в Суде.

3. Запрос, направленный Комиссией в Суд, касался действующих тогда статей 47 и 48 Конвенции, и требовал решения в отношении нескольких жалоб заявительницы:

что, в соответствии со статьей 10 Конвенции, обвинительный приговор в отношении нее явился необоснованным вмешательством в ее право на свободу выражения мнения;

что, в соответствии со статьей 18 Конвенции, ограничения, которые были применены к осуществлению этого права, противоречили законными целям, оговоренным в статье п. 2 ст. 10 Конвенции; а также

что, в соответствии со статьей 6 Конвенции, Стамбульский Государственный Суд Безопасности, в котором происходило разбирательство ее дела, не был независимым и беспристрастным.

4. Дело заявительницы было направлено в Третью Секцию (§ 1 Правила 52 Регламента Суда). В рамках этой Секции, состав Палаты, которая должна была рассматривать дело (часть 1 статьи 27 Конвенции) был таким, как это предусмотрено §1 Правила 26 Регламента Суда. Господин Риза Тюрмен, судья, избранный со стороны Турции, вышел из процесса по этому делу (Правило 28). Соответственно, на его место Правительство назначило господина Фейиаза Гёлькюклю как специального судью для рассмотрения данного дела, избранного со стороны Турции (статья 27 п. 2 Конвенции и § 1 Правила 29).

5. После совещания со сторонами, Суд решил, что не было необходимости проводить слушания. Каждая из сторон подала свои меморандумы. 

A. Статья в еженедельном журнале «Хаберде Йорумда Герсек» (Haberde Yorumda Gerсek)

6. В то время заявительница была владелицей и редактором еженедельного журнала под названием «Хаберде Йорумда Герсек» (Haberde Yorumda Gerсek) («Правда новостей и комментариев»; The Truth of News and Comments), издаваемого в Стамбуле.

7. 5 сентября 1993 года Стамбульский Суд Государственной Безопасности издал постановление о конфискации двадцать третьего номера журнала, датированного 4 сентября 1993 года, на том основании, что в статье под названием «Aydin Itirafi», опубликованной в журнале, содержалась сепаратистская пропаганда. В статье говорилось следующее (перевод с турецкого): 

«На наших глазах происходит массовое истребление нации. На наших глазах происходит геноцид в таких масштабах, что не будет ошибкой назвать это явление беспрецедентным. Стиснутые шестернями грязной войны, мы стонем. Мы знаем, что мы должны выразить свой протест против войны, но вместо того, чтобы выплеснуть свой гнев и разрушить эти шестерни, мы стонем. Мы только причитаем. Мы пытаемся славословить смерть в гробовом молчании. Страх проникает в наши комнаты вместе с шепотом ветра и шелестом листьев. Душа у нас уходит в пятки. Мы сдаемся государству и прославляем смерть, охваченные страхом смерти.

Внезапно мы становимся конфликтными — и во время наших лихорадочных прений, и тогда, когда мы просто пьем горячий чай под прохладным ветерком кондиционера. Мы говорим о праве нации на самоопределение. Мы говорим о том, что не должно быть никаких препятствий осуществлению этого права. Мы пытаемся объяснить, что признание курдского народа и его культуры — это важный шаг. Причина войны на Ближнем Востоке — американский империализм, и мы думаем, что если мы действительно хотим быть людьми, нам необходимо выступить против этой войны. В этот момент бомбят Намазские горы, Тендюрек, Нурхак и многие другие места. Курдистан пылает. Геноцид наносит новые удары. На наших цветных телеэкранах мы видим ужасы в Боснии.

Внезапно нас переполняет гнев, и мы встаем на защиту прав человека. В Нурхакских горах применяется химическое оружие. Военные власти обещают «не оставить камня на камне». Высказанное ими намерение истребить целую нацию эхом звучит в наших ушах. «Операции будут проводиться не только в юго-востоке, но также и на западе. Это относится к тем, кто помогает террористам», — добавляет один из военных авторитетов, — и, конечно же, он не преминет удостовериться, что эта информация дошла до прессы. И здесь мы забываем, что, по нашим собственным словам, грязная война не может закончиться ничем другим, кроме как поражением. Мы [также] забываем аксиому, что единственный способ противостоять войне — это начать справедливую войну. Мы хотим забыть это. Падающая на Тендюрек бомба взрывается и в наших сердцах. «Как жаль, — говорит кто-то из нас. — Зачем проливать только крови? Разве курдская и турецкая нации — не братья?» И он начинает говорить как обычно.

Кажется, мы ждали этого все время, но не знали друг друга. Каждый из нас говорит о нашем страхе, — так, как будто мы ведем речь о разных вещах. Мы очень заботимся о том, чтобы безупречно служить армейскому офицеру. Мы единодушны в том, что никогда не одобряли турецкий шовинизм, но не можем одобрять также и курдский шовинизм. Мы закрываем глаза на тот факт, что угнетенная нация не может быть шовинистской. Мы бесстыдно проповедуем необходимость попыток мирного урегулирования курдской проблемы и обсуждаем, каким могло бы быть решение. Мы наполняем страницы наших газет лживыми новостями о набеге террористов на плато Сюндюз и подробностями о том, как они убивали женщин и детей. Забывая о факте, что общество в целом ничего не знает о брифинге, проведенном с прессой, мы демократично объясняем в наших газетах, что курдские и турецкие граждане в течение столетий жили вместе как братья, и что цель террористов состоит в том, чтобы подорвать их братство. И мы принижаем позицию курдских крестьян в отношении начатого ими марша свободы. Мы — интеллигенты. Мы не свернем с пути демократии. Но разве кто-либо когда-либо умирал ото лжи? Мы также берем за правило служение государству. Мы считаем людей глупыми. За многие годы копания в книжках мы стали отличаться от них. Таково наше признание.

Мы глупы.»

8. В обвинительном акте, датированном 29 сентября 1993 года, Прокурор Стамбульского Суда Государственной Безопасности (Istanbul Devlet Guvenlik Mahkemesi) обвинил заявительницу в пропаганде, направленной против целостности Государства, путем публикации вышеупомянутой статьи. Обвинения предъявлены в соответствии с разделом 8 Закона «О предотвращении терроризма» (далее «Закон 1991 года» («the 1991 Act»), см. параграф 18 ниже).

9. Во время процесса в Стамбульском Суде Государственной Безопасности заявительница отрицала предъявленные ей обвинения. Она утверждала, что статья не содержит сепаратистской пропаганды. Она заявила, что целью возбуждения уголовного дела против нее как владелицы и ответственного редактора было наложение наказания на журнал, поскольку автор оспариваемой статьи, чья фотография была опубликована вместе со статьей, никоим образом не преследовался. Заявительница ссылалась на Статью 10 Конвенции о правах и основных свободах человека и возражала, что часть 8 «Закона 1991 года» ограничивала ее право на свободу выражения мнения, тем самым противореча как Конституции Турции, так и Конвенции.

10. Решением от 5 июля 1994 года Стамбульский Суд Государственной Безопасности в составе трех судей, в число которых входил и военный судья, признал заявительницу виновной в преступлении, предусмотренном разделом 8 §1 «Закона 1991 года». Суд приговорил заявительницу к тюремному заключению сроком на шесть месяцев и штрафу в 50,000,000 турецких лир («TRL»), который должен был быть выплачен в форме десяти ежемесячных взносов. Суд также отдал распоряжение о конфискации публикации, нарушающей закон.

11. В мотивировочной части решения Суд постановил, что в оспариваемой статье определенная часть территории Турции была упомянута как «Курдистан»; утверждалось, что люди, живущие там, — курдские граждане, что курдскую нацию хотят истребить, что имел место геноцид, что территория, определенная как «Курдистан», подвергалась бомбардировкам и использованию химического оружия и горела. На этом основании Суд посчитал, что статья в целом пропагандирует сепаратизм в отношении Государства.

14. 10 июня 1997 года Кассационный Суд аннулировал решение от 8 марта 1996 года на том основании, что Стамбульский Суд Государственной Безопасности не заменил тюремное заключение заявительнице штрафом.

15. 25 сентября 1997 года Стамбульский Суд Государственной Безопасности решил отсрочить исполнение окончательного приговора, в соответствии с разделом 1 Закона №4304 от 14 июля 1997 года. Суд решил, на основании раздела 2 того же Закона, временно прекратить уголовное преследование в отношении заявительницы и исполнить приговор в том случае, если заявительница будет осуждена в дальнейшем за умышленное правонарушение, занимая должность редактора, в течение трех лет с момента вынесения настоящего приговора.

16. 17 ноября 1995 года Стамбульский Суд Государственной Безопасности также признал автора оспариваемой статьи, Эрхана Алтуна, виновным в преступлении, предусмотренном разделом 8 § 1 “Закона 1991 года”. Суд приговорил его к тюремному заключению сроком на 1 год, 1 месяц и 10 дней, а также к штрафу на сумму 111,111,110 турецких лир. Однако суд вынес приговор автору условно, принимая во внимание его хорошее поведение в прошлом, вероятность того, что он не совершит преступления в дальнейшем, а также тот факт, что он не был рецидивистом.

17. Полное описание соответствующего национального права может быть найдено в решении по делу «Сюрек (№1) против Турции», ([GC], № 26682/95, § § 23-36, Европейская Конвенция о правах человека -IV) — (Surek (No. 1) v. Turkey judgment ([GC], no. 26682/95, §§ 23-36, ECHR 1999-IV)).

18. Статья 8 Закона “О предотвращении терроризма” (Закон № 3713 от 12 апреля 1991 года) предусматривает преступление в виде нарушения территориальной целостности Республики Турция или неделимого единства нации путем письменной и устной пропаганды, митингов, собраний и демонстраций, вне зависимости от используемых методов и намерений. Любое лицо, вовлеченное в подобную деятельность, может быть приговорено к заключению или штрафу, что в настоящее время может составлять для редактора печатных изданий лишение свободы сроком до 2 лет и штраф до трехсот миллионов турецких лир.

19. Закон № 4126 от 27 октября 1995 года внес в Закон «О предотвращении терроризма» изменение, предписывающее повторное рассмотрение дел лиц, осужденных в соответствии с вышеупомянутым разделом 8. В Законе оговаривалась возможность замены лишения свободы другими видами наказания. В соответствии с Законом № 4304 от 14 августа 1997 года, редакторы, осужденные до 12 июля 1997 года за преступления, предусмотренные разделом 8, позднее получили право на изменение наказания на условное осуждение сроком до трех лет, при условии, что они в дальнейшем не совершат никаких правонарушений.

20. Статья 138 Конституции требует от судей беспристрастного исполнения их обязанностей. Суды Государственной Безопасности были созданы в соответствии со статьей 143 Конституции для рассмотрения дел о правонарушениях, направленных «против территориальной целостности Государства, или неделимого единства нации, или против свободной демократической системы правления, а также правонарушений, непосредственно затрагивающих внутреннюю или внешнюю безопасность Государства».

21. Согласно разделам 5 и 6 Закона № 2845 о создании Суда Государственной Безопасности и его процессуальных правилах, в состав таких судов должны входить президент, два других постоянных члена суда и два члена суда, назначаемых на четырехлетний срок. В то время один постоянный член и один назначенный на четырехлетний срок были военными судьями первого ранга.

22. На решения Суда Государственной Безопасности апелляции подаются в Кассационный Суд.

23. Карьеры военных судей, согласно разделу 7 Закона о военной юридической службе (Закон № 357), зависят от решения Государственного министра Министерства обороны, или катко Министра обороны. Раздел 8 этого Закона предписывает, что военные судьи должны быть назначены «комитетом в составе директора по кадрам и юрисконсульта при штабе армии, в котором служит данный человек, а также начальника отделения военно-правовых дел Министерства обороны …. » Правонарушением в соответствии со статьей 112 Военного Кодекса является попытка со стороны должностного лица повлиять на работу военного судьи при исполнении им его судебных функций. Размер заработной платы военных судей и дисциплинарные нормы устанавливаются Министром обороны (разделы 18 и 29). Результаты всех споров, возникающих относительно карьеры военных судей, в конечном итоге определяются Верховным Военным Административным Судом (раздел 22 Закона № 1602 от 4 июля 1972 года Верховного Военного Административного Суда).

24. Согласно поправкам, внесенным Законами № 4388 от 18 июня 1999 года и № 4390 от 22 июня 1999 года, военные судьи были удалены из Судов Государственной Безопасности.

25. Заявительница утверждала о неоправданном вмешательстве властей в ее право на свободу выражения мнения, гарантированное статьей 10 Конвенции, которая предписывает следующее:

“1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия”.

26. Правительство утверждало, что вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения было правомерным, согласно положениям части 2 статьи 10. Однако Комиссия согласилась с утверждением заявительницы.

27. Суд обращает внимание на ясный и бесспорный факт того, что имело место вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения, поскольку ей был вынесен обвинительный приговор, и она была приговорена к тюремному заключению согласно разделу 8 “Закона о Предотвращении Терроризма” («Закон 1991 года»).

28. Это вмешательство нарушило бы статью 10 Конвенции, если бы не было «предписано законом», не преследовало бы одну или более законных целей, упомянутых в части 2 статьи 10, и не было бы «необходимым в демократическом обществе» для достижения такой цели или целей. Суд рассмотрит каждый из этих критериев по очереди.

29. Заявительница не предоставила никаких комментариев по поводу того, было ли соблюдено это требование.

30. Правительство утверждало, что меры, принятые в отношении заявительницы, основывались на разделе 8 “Закона 1991 года”.

31. Комиссия согласилась с Правительством в том, что вмешательство было предписано законом.

32. Суд, как и Комиссия, считает, что поскольку осуждение заявительницы основывалось на разделе 8 Закона 1991 года, вытекающее из этого вмешательство в ее свободу выражения мнения могло быть расценено как «предписанное законом», тем более, что заявительница не оспаривала этого (см., в связи с этим, «Решение по делу «Сюрек (№1) против Турции», ([GC], № 26682/95, §§ 23-36, Европейская Конвенция о правах человека 1999-IV) — (Surek (No. 1) v. Turkey judgment ([GC], no. 26682/95, §§ 23-36, ECHR 1999-IV)).

34. Правительство заявило, что целью рассматриваемого вмешательства было обеспечение «национальной безопасности» и «общественного порядка». Комиссия согласилась с этим мнением.

35. Суд полагает, что, принимая во внимание уязвимость ситуации c безопасностью в юго-восточной Турции (см. вышеупомянутое решение по делу «Сюрек (№1) против Турции» §52) и необходимость бдительности со стороны властей к действиям, которые могут повлечь за собой излишнее насилие, — можно считать, что меры, принятые в отношении заявительницы, способствовали достижению некоторых из целей, упомянутых Правительством, а именно обеспечению национальной безопасности и общественного порядка. Безусловно, это так, поскольку на фоне ситуации в юго-восточной Турции на момент обстоятельств этого дела участники сепаратистского движения прибегали к методам, основанным на применении насилия.

36. Заявительница утверждала, что она не должна быть наказана за статью, которую она не писала. Далее она заявила, что опровергаемая статья прославляла демократию и права человека и предполагала, что интеллигенция должна проявлять большую смелость в защите последнего из упомянутых приоритетов. Она утверждала, что статья не призывала обращаться к терроризму и насилию, а напротив, критиковала терроризм, направленный против людей. По утверждению заявительницы, меры, принятые в отношении нее, представляли собой необоснованное и непропорциональное вмешательство в ее право, предусмотренное статьей 10.

37. Правительство утверждало, что заявительница пропагандировала сепаратизм, поскольку рассматриваемая статья поощряла террористическое насилие в отношении Государства. В поддержку этого утверждения, Правительство выделило некоторые фрагменты статьи и заявило, что фраза: «Мы забываем аксиому, что единственный способ противостоять войне — это начать справедливую войну», — представляет собой явное подстрекательство и пропаганду насилия. По заявлению Правительства, автор критиковал интеллигенцию за то, что последняя считала «невинных курдских крестьян» «террористами» и принижала их марш свободы.

По мнению Правительства, смысл статьи заключался в том, что единственным средством для решения курдской проблемы было развертывание террористических действий против Государства, и что интеллигенция должна была обеспечить необходимую поддержку таких действий. Правительство считало, что на фоне волны терроризма заявительница должна была воздержаться от пропаганды, нацеленной на поддержку террористического насилия. Далее оно утверждало, что заявительница была справедливо осуждена в соответствии с разделом 8 Закона 1991 года, и что меры, принятые в отношении нее, должным образом соответствовали праву властей на свободу усмотрения при принятии решения в этой сфере. Соответственно, вмешательство было оправдано согласно части 2 статьи 10 Конвенции.

Наконец, Правительство указало на то, что окончательное осуждение заявительницы было условным, в связи с принятием Закона № 4304 от 14 августа 1997 года, предусматривающего более мягкие санкции за правонарушения, совершенные с использованием прессы.

38. Комиссия отметила, что инкриминируемая публикация является статьей, написанной представителем интеллигенции, в заявлениях которого содержится острая критика политики и действий Турции в отношении ее населения курдского происхождения. Автор выразил свое мнение относительно курдского вопроса и не связывал себя с применением насилия в рамках курдского сепаратистского движения. На взгляд Комиссии, меры, принятые в отношении заявительницы, явились своего рода цензурой, которая, вероятно, в будущем воспрепятствует публикации подобных мнений другими. На этом основании Комиссия посчитала, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

39. Суд напоминает, что в его решениях по делу «Зана против Турции» (Zana v. Turkey) от 25 ноября 1997 года (Отчеты о решениях и постановлениях (Reports of Judgments and Decisions) 1997-VII, стр. 2547-48, § 51) и вышеупомянутому делу «Сюрек против Турции»(№ 1) (упомянутое выше, § 58), он обобщил основные принципы, установленные в его прецедентном праве в отношении статьи 10 Конвенции:

(i) Свобода выражения мнения представляет собой одну из несущих опор демократического общества и одно из основополагающих условий его прогресса и самореализации каждого его члена. В соответствии с параграфом 2 статьи 10, это применимо не только к «информации» или «идеям», которые благосклонно принимаются или расцениваются как безобидные или нейтральные, но также и к тем, которые оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых нет «демократического общества». Как говорится в статье 10, свобода выражения мнения допускает ряд исключений, которые, однако, должны строго регламентироваться, и необходимость любых ограничений должна быть убедительно определена.

(ii) Прилагательное “необходимый” в соответствии с п. 2 статьи 10 подразумевает наличие “острой социальной потребности”. Государства-участники имеют определенную свободу усмотрения при оценке наличия данной необходимости, но эта свобода не противоречит Европейскому контролю, который распространяется как на законы, так и на решения, применяющие их, даже если эти решения выносятся независимым судебным органом. Суд имеет полномочия выносить окончательные решения о совместимости “ограничения” со свободой выражения мнений, в том виде, как она защищается статьей 10.

(iii) Осуществляя свою контролирующую функцию, Суд должен рассматривать вмешательство в свете всего дела в целом, в том числе содержание опровергаемых утверждений и контекст, в котором они были сделаны. В частности, Суд должен определить, является ли вмешательство, о котором идет речь, “соразмерным преследуемой законной цели”, и являются ли причины, выдвинутые национальными властями, «уместными и достаточными» для того, чтобы оправдать это вмешательство.

В этой связи Суд обращает внимание на то, что характер наказания и их тяжесть — это также факторы, которые будут приняты во внимание при оценке адекватности вмешательства (см. решение по делу «Сейлан против Турции» [GC], № 23556/94, § 49, Европейский Суд по правам человека 1999-IV (Ceylan v. Turkey [GC], no. 23556/94, § 49, ECHR 1999-IV)). При этом Суд должен убедиться, что критерии, которые применили национальные власти, соответствуют принципам, изложенным в статье 10 и, кроме того, что они основаны на приемлемой оценке фактов, имеющих значение для данного дела.

40. Далее, Суд обращает внимание, что в упомянутом ранее решении по делу “Сюрек (№1) против Турции” (§61), им было повторно упомянуто о том, что п. 2 статьи 10 Конвенции допускает весьма ограниченные рамки ограничений в отношении политических выступлений или дискуссий по вопросам общественной значимости. Кроме того, пределы допустимой критики более широки в отношении правительства, чем в отношении частного лица или даже политического деятеля. В демократическом государстве действия, а также ошибки правительства должны быть предметом пристального внимания со стороны не только законодательных и судебных властей, но также и общественного мнения.

Кроме того, главенствующее положение, которое занимает правительство, само по себе требует от него проявления сдержанности в применении уголовного наказания, особенно в тех случаях, когда доступны другие средства для ответа на необоснованные нападки и критику со стороны его противников. Разумеется, в компетенции компетентных государственных властей, как гарантов общественного порядка, остается принятие мер, в том числе уголовно-правового характера, имеющих целью отреагировать на подобные замечания, но при этом их реакция должна быть адекватной и не выходящей за рамки необходимости (см. решение по делу «Инкал против Турции» от 9 июня 1998 года, Отчеты 1998-IV, стр. 1567, § 54 (“Incal v. Turkey” judgment of 9 June 1998, Reports 1998-IV, p. 1567, §54)). Наконец, если подобные выступления подстрекают людей к насилию, государственные власти пользуются более широкой свободой усмотрения при решении вопроса о необходимости вмешательства в свободу выражения мнения.

41. Поскольку заявительница была признана виновной в сепаратистской пропаганде через журнал, редактором которого она являлась, оспариваемое вмешательство также должно рассматриваться в контексте основной роли прессы по обеспечению должного функционирования системы политической демократии (см., помимо прочих источников, решение по делу «Лингенс против Австрии» от 8 июля 1986 года, Series A, № 103, стр. 26, § 41 (“Lingens v. Austria”, 8 July 1986, Series A, no. 103, p. 26, § 41), и упомянутое ранее решение по делу «Сюрек (№ 1) против Турции», § 59). В то время как пресса не должна преступать границы, установленные, в том числе, для защиты жизненно важных государственных интересов, таких как национальная безопасность или территориальная целостность, от угрозы насилия, или в целях предотвращения беспорядков или преступлений, — тем не менее, на прессу возложена обязанность распространять информацию и идеи по политическим проблемам, включая и спорные вопросы. Если на прессе лежит задача распространять такую информацию и идеи, то общественность имеет право получать их. Свобода печати наделяет к тому же общество одним из самых совершенных инструментов, позволяющих узнать и составить представление об идеях и позициях политических лидеров. (см. ранее упомянутое решение по делу «Лингенс против Австрии», стр. 26, §§ 41-42).

42. Суд подчеркивает, что обязанности и ответственность, которыми сопровождается осуществление права на свободу выражения мнения сотрудниками редакций СМИ, обретают особое значение в напряженных и конфликтных ситуациях. Особую осторожность следует соблюдать при публикации мнений, которые содержат подстрекательство к насилию, направленному против государства, с тем, чтобы CМИ не стали средством для разжигания розни и нетерпимости и пропаганды насилия. В то же время, если подобные взгляды не подпадают под указанные категории, договаривающиеся Государства не могут, под видом защиты территориальной целостности или национальной безопасности, или предотвращения преступлений или беспорядков, ограничивать право общественности быть информированной об этих взглядах путем возложения уголовно-правового бремени на СМИ (см. решение по делу «Эрдогду и Инсе против Турции» [GC], № 25067/94, § 54, Европейская Конвенция по правам человека 1999-IV (“Erdogdu and Ince v. Turkey” [GC], no. 25067/94, § 54, ECHR 1999-IV)).

43. Далее, Суд принимает во внимание предыдущую практику рассмотрения дел, направленных ему, в частности, по вопросам, связанным с предотвращением террористических актов (см. решение по делу “Каратас против Турции” [GC], № 23168/94, § 51, Европейский Суд по правам человека 1999-IV (“Karatas v. Turkey” [GC], no. 23168/94, § 51, ECHR 1999-IV)). В свете этого, он учитывает обеспокоенность властей Турции по поводу распространения взглядов, которые, как они считают, могли бы обострить серьезные волнения, происходящие в Турции на протяжении почти пятнадцати лет.

44. Суд обращает внимание на то, что журнал заявительницы опубликовал статью, написанную представителем интеллигенции, выразившим свои взгляды на курдскую проблему. В оспариваемой статье остро критиковалась политика Правительства и действия государственных сил безопасности в отношении населения курдского происхождения. Утверждая, что интеллигенция и турецкая пресса принижают «марш свободы курдских крестьян», автор критиковал их взгляд на курдскую проблему в целом. Автор далее предлагал признать курдскую реальность, и попытаться применить мирные методы для возможного урегулирования курдской проблемы, вместо обращения к военным действиям. Он сожалел о крови, пролитой в ходе вооруженного конфликта между курдами и турками, поскольку смотрел на них как на братские нации. Он также выражал свое неодобрение всем проявлениям шовинизма, в том числе шовинизму по отношению и к курдам, и к туркам.

45. Далее, Суд обращает внимание на то, что, хотя тон некоторых фраз кажется агрессивным, — в частности, той, которая была особо выделена Правительством, — статья в целом не восхваляет насилие. Она также не подстрекает людей ни к ненависти, ни к мести или взаимным обвинениям, ни к вооруженному сопротивлению. Напротив, эта статья представляет собой интеллектуальный анализ курдской проблемы и призывает покончить с вооруженным конфликтом. По мнению Суда, все это представляет существенные факторы, которые должны быть приняты во внимание (см. ранее цитированное решение по делу «Сейлан против Турции», § 36).

Кроме того, Суд подчеркивает, что заявительница была осуждена Стамбульским Судом Государственной Безопасности не за подстрекательство к насилию, а за сепаратистскую пропаганду, поскольку в статье говорилось об определенном регионе Турции как «Курдистане» и утверждалось, что население курдского происхождения, проживающее в этом регионе, подвергается притеснениям. В этом отношении Суд полагает, что власти страны в данном случае не придали достаточного значения праву общества быть информированным о различных перспективах ситуации на юго-востоке Турции, вне зависимости от того, насколько горькими эти перспективы могут быть для них. Как отмечено выше, взгляды, выраженные в инкриминируемой статье, не могут рассматриваться как подстрекательство к насилию, и соответственно не могут подлежать ответственности как подстрекающие к насилию. Поскольку это так, причины, выдвинутые Стамбульским Судом Государственной Безопасности для осуждения заявительницы, будучи уместными, в то же время не могут быть расценены как достаточные для оправдания вмешательства в ее право на свободу выражения мнения.

46. Суд также обращает внимание на то, что, несмотря на тот факт, что окончательное наложенное на заявительницу наказание было условным, тем не менее она столкнулась с угрозой серьезного наказания (см. ранее цитированное решение по делу «Эрдогду и Инсе против Турции», §53). Для Суда, принятие благоприятного для заявителя решения или избрание благоприятной меры ответственности, в принципе не является достаточным для того, чтобы лишить его статуса «жертвы», если только национальные власти не признали, явно или по сути, факт нарушения Конвенции и затем не предоставили компенсацию за него (см. решение по делу «Озтюрк против Турции», № 22479/93, § 73, Европейская Конвенция о правах человека 1999-VI (Ozturk v. Turkey [GC], no. 22479/93, § 73, ECHR 1999-VI)).

Однако, в данном случае, Стамбульский Суд Государственной Безопасности приостановил исполнение окончательного приговора в отношении заявительницы при условии, что она не совершит никакого правонарушения в течение трех лет с момента этого решения, исполняя обязанности редактора (см. параграф 15 выше). Если заявительница не выполнит это условие, она будет автоматически осуждена за первоначальное правонарушение. Другими словами, рассматриваемое решение не снимало с нее статуса «жертвы». Напротив, условный приговор имел эффект ограничения работы заявительницы в качестве редактора, и сокращение ее возможностей представлять общественные взгляды, присутствующие в общественных дискуссиях, и существование которых нельзя отрицать (см. решение по делу «Эрдогду против Турции», (Erdogdu v. Turkey) № 25723/94, §72, готовится к публикации в Сборнике Европейского суда по правам человека в 2000 году; см. также, после внесения необходимых изменений, решение по делу “Хертель против Швецарии” (Hertel v. Switzerland) от 25 августа 1998 года, Отчеты 1998-VI, стр. 2331, § 50).

47. Основываясь на вышеуказанных соображениях, Суд считает, что осуждение заявительницы было непропорционально преследуемым целям и, соответственно, не являлось «необходимым в демократическом обществе «. Поэтому имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

48. Заявительница предъявила жалобу, что присутствие военного судьи среди судей Стамбульского Суда Государственной Безопасности, который судил ее и вынес ей обвинительный приговор, — означало, что ей было отказано в справедливом разбирательстве ее дела, чем нарушалась статья 6 §1 Конвенции, в соответствующей части которой говорится:

«При… обвинении в совершении любого преступления, каждый человек имеет право на справедливое … разбирательство его дела … независимым и беспристрастным судом, в соответствии с законом … «

49. Правительство оспорило эти претензии, в то время как Комиссия приняла их к рассмотрению.

50. По утверждению заявительницы, в соответствии с правилами, которые применялись в то время, военные судьи, назначенные в Суды Государственной Безопасности, наподобие Стамбульского Суда Государственной Безопасности, зависели от исполнительной власти и армии в плане своего назначения и карьеры. Такие связи делали невозможным для военных судей независимое и беспристрастное выполнение ими своих судебных функций. Заявительница далее подчеркнула, что независимость и беспристрастность военных судей, и, следовательно, судов, в которых они работали, были поставлены под угрозу, поскольку эти судьи не могли занять позицию, которая противоречила бы взглядам их военных начальников.

Заявительница утверждала, что эти обстоятельства помешали Стамбульскому Суду Государственной Безопасности быть независимым и беспристрастным и лишили ее возможности справедливого разбирательства ее дела, в нарушение статьи 6 §1 Конвенции.

51. Правительство ответило, что действующие в то время правила назначения военных судей в Суды Государственной Безопасности и выполнения ими своих судейских функций гарантировали, что эти суды будут полностью отвечать требованиям независимости и беспристрастности в пределах значения статьи 6 § 1. Правительство оспаривало возражение заявительницы о том, что военные судьи были подотчетны вышестоящим офицерам. Во-первых, это было нарушением статьи 112 Военного Кодекса со стороны государственного чиновника пытаться повлиять на выполнение военным судьей его судейских функций (см. параграф 23 выше). Во-вторых, карьерное продвижение военных судей соотносится только с их внесудебными обязанностями. Военные судьи имеют доступ к отчетам, где оценивается их деятельность, и могут оспорить содержание этих отчетов в Высшем Военном Административном Суде (см. параграф 23 выше). Действуя в качестве судьи, военный судья оценивается так же, как и гражданский судья.

52. Правительство добавило, что тот факт, что членом Суда Государственной Безопасности был военный судья, не отразился на справедливости судебного процесса по делу заявительницы. Ни стоящие над военным судьей в военной иерархии начальники, ни органы государственной власти, которые назначили его на должность судьи, не имели заинтересованности как в процессе по делу, так и в его исходе.

Правительство также убеждало Суд в необходимости особо учитывать тот контекст государственной безопасности, в котором было принято решение о создании Судов Государственной Безопасности, согласно статье 143 Конституции. Принимая во внимание опыт вооруженных сил в борьбе против терроризма, власти посчитали необходимым укрепить эти суды путем включения военных судей, чтобы обеспечить суды необходимым опытом и знаниями при рассмотрении дел, связанных с угрозами безопасности и целостности Государства.

53. Правительство далее утверждало, что Законом № 4388 от 18 июня 1999 года и Законом № 4390 от 22 июня 1999 года были внесены поправки, предписывающие вывод военных судей из состава Судов Государственной Безопасности, с целью исполнения требований Конвенции. Правительство заявило, что в настоящее время в состав Судов Государственной Безопасности входят только гражданские лица.

54. Комиссия пришла к заключению, что Стамбульский Суд Государственной Безопасности не может рассматриваться как независимый и беспристрастный с позиций статьи 6 §1 Конвенции. В этом отношении Комиссия сослалась на решение по делу «Инкал против Турции» от 9 июня 1998 года (Отчеты 1998-IV) и на причины, обосновывающие это решение.

55. Суд принимает во внимание изменения, внесенные в систему Судов Государственной Безопасности на основании Закона № 4388 от 18 июня 1999 года и Закона № 4390 от 22 июня 1999 года. Однако, рассмотрение настоящего дела должно быть ограничено рамками действующего в то время законодательства и состава Стамбульского Суда Государственной Безопасности, который судил заявительницу и вынес ей обвинительный приговор.

56. Суд повторяет, что и в упомянутом выше решении по делу “Инкал против Турции” от 9 июня 1998 года (стр. 1547), и решении по делу «Шираклар против Турции» от 28 октября 1998 года (Отчеты 1998-VII, стр. 3071) (Ciraklar v. Turkey, October 1998 (Reports 1998-VII, p. 3071), ему пришлось привести доводы, аналогичные выдвинутым Правительством в данном деле. В этих доводах Суд отметил, с одной стороны, что статус военных судей, входящих в Суды Государственной Безопасности, действительно обеспечивал некоторые гарантии независимости и беспристрастности (см. вышеупомянутое решение по делу «Инкал против Турции», стр. 1571, § 65). С другой стороны, Суд нашел, что определенные аспекты статуса этих судей ставили под сомнение их независимость и беспристрастность (там же. § 68): например, тот факт, что они являются служащими, все еще относящимися к армии, которая, в свою очередь, выполняет приказы исполнительной власти; тот факт, что они подчиняются воинской дисциплине; а также тот факт, что решения, имеющие отношение к их назначению, в значительной степени принимаются административными властями и армией (см. параграф 23 выше). Заявительница упомянула о некоторых из этих недостатков в своих замечаниях.

57. Как и в решении по делу «Инкал против Турции», Суд полагает, что его задача состоит не в том, чтобы теоретически оценить необходимость создания Судов Государственной Безопасности в свете оправдывающих обстоятельств, выдвинутых Правительством. Его задача в том, чтобы установить, нарушил ли способ, в котором функционировал Стамбульский Суд Государственной Безопасности в то время, право заявительницы на справедливое судебное разбирательство, — в частности, с объективной точки зрения, имела ли она законную причину опасаться, что суд, который судил ее, был недостаточно независимым и беспристрастным (см. ранее упомянутые решения по делам «Инкал против Турции», стр. 1572, § 70, и «Шираклар против Турции», стр. 3072, § 38).

Что касается этого вопроса, Суд не видит никаких причин для решения, отличного от решений по делам Инкала и Шираклара, оба из которых, как и данная заявительница, являлись гражданскими лицами. Вполне понятно, что заявительница, привлеченная к ответственности Судом Государственной Безопасности за пропаганду, нацеленную на подрыв государственной и общественной безопасности, должна была опасаться быть судимой судом, в состав которого входил офицер регулярной армии и член Военной Юридической Службы. По поводу этого она имела законные основания опасаться, что Стамбульский Суд Государственной Безопасности мог поддаться незаконному влиянию соображений, не имеющих никакого отношения к сути дела. Другими словами, опасения заявительницы по поводу недостаточной независимости и беспристрастности того суда могут быть расценены как объективно оправданные. Рассмотрение дела в Кассационном Суде не могло рассеять эти опасения, так как этот суд не имел полной юрисдикции (см. заключение в ранее упомянутом решении по делу Инкала, стр.1573, § 72).

58. По этим причинам Суд считает, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции.

59. Заявительница утверждала, что ограничения ее права на свободу выражения мнения, наложенные в соответствии с разделом 8 «Закона о Предотвращении Терроризма» 1991 года, противоречат законным целям, изложенным в статье 10 §2 Конвенции, и, соответственно, противоречат статье 18 Конвенции, в которой говорится:

«Ограничения упомянутых прав и свобод, предусмотренные Конвенцией, не должны применяться ни для каких целей, кроме тех, для которых они были предписаны».

61. Комиссия посчитала, что ограничения, которые применялись к праву заявительницы на свободу выражения мнения, соответствовали законным целям, предусмотренным статьей 10 § 2 Конвенции. Соответственно, не было никакого нарушения статьи 18.

62. Со своей стороны, Суд не видит никакой причины для несогласия с мнением Комиссии. Поэтому Суд считает, что нарушение статьи 18 Конвенции не имело места.

63. Заявительница требовала справедливой компенсации в соответствии со статьей 41 Конвенции, в которой говорится:

«Если Суд приходит к заключению, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, и если внутригосударственный закон высокой договаривающейся стороны допускает только частичную компенсацию, Суд должен, при необходимости, предоставить справедливое удовлетворение потерпевшей стороне».

64. Заявительница не просила Суд о покрытии материального ущерба, но потребовала 30.000 французских франков (FRF) в качестве компенсации морального вреда. Она утверждала, что, в связи с уголовным процессом против нее, она была вынуждена покинуть свою страну, уехать в Германию и жить там на положении беженки.

66. Суд полагает, что заявительница действительно должна была перенести определенные моральные страдания в связи с обстоятельствами ее судебного преследования, суда над ней и обвинительного приговора в отношении нее. Вынося решение на основании равноправия, Суд постановляет о выплате суммы в размере 30.000 французских франков, которую она запрашивала.

67. Заявительница также потребовала выплаты суммы в 20.000 французских франков в качестве компенсации судебных издержек, включая 5.000 французских франков для оплаты переводов, покрытия почтовых расходов и стоимости канцелярских принадлежностей и 15.000 французских франков для оплаты услуг ее адвоката. Она не привела подробных сведений для обоснования своего требования.

69. Ввиду недостаточного обоснования требования, но вместе с тем очевидного факта, что заявительница понесла некоторые расходы, Суд считает справедливым присудить заявительнице сумму 10.000 французских франков в качестве компенсации ее затрат и издержек.

70. Согласно информации, которой располагает Суд, установленная законом норма процента, применяемая во Франции во время принятия данного решения, составляет 2.74% в год.

(A) Государство-ответчик должно в трехмесячный срок выплатить заявительнице следующие суммы:

(I) 30.000 (тридцать тысяч) французских франков в качестве компенсации морального вреда;

(II) 10.000 (десять тысяч) французских франков в качестве компенсации затрат и издержек;

(B) что простые проценты по ежегодной норме 2.74% должны быть выплачены по истечении вышеупомянутых трех месяцев до урегулирования;

5. Единогласно отклоняет остальные требования заявительницы о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке и объявлено в письменной форме 18 июля 2000 года, в соответствии с Правилом 77 §2 и §3 Регламента Суда.

В соответствии со статьей 45 §2 Конвенции и правилом 74 §2 Регламента Суда, особое мнение г-на Гёлькюклю добавлено в качестве приложения.

По причинам, изложенным ниже, я не могу согласиться с большинством мнений по данному делу.

1. В отношении статьи 10, я прежде всего хочу сделать очень важное замечание, которое ставит под вопрос всю аргументацию, приведенную большинством, — а именно, что перевод оскорбительной статьи на английский язык оставляет желать гораздо лучшего. Более того, я отмечаю существование двух разных версий — одной в отчете Комиссии (параграф 20), другой — в решении Суда (параграф 7) — а также то, что ни одна из них не передает мысли автора точно и достоверно. Поскольку это так, то как мог Суд прийти к правильному решению?

2. Если брать статью в целом, — в ней излагается, на очень примитивном турецком языке, мнение ее автора относительно решения курдской проблемы в контексте политики, осуществляемой в то время Правительством, фактов той ситуации и мнений СМИ. Автор критиковал позицию и поведение той части курдской интеллигенции, которая выступала за мирное решение проблемы и продолжала его пропагандировать, — высмеивая их посредством циничного языка. Придерживаясь мнения, что их позиция является ошибочной, он призывал их поддержать создание независимого Курдского государства и сделать все необходимое для его существования, а именно прибегнуть к войне, или, другими словами, поддержать действия террористов ПКК (PKK).

По моему мнению, это является явным подстрекательством к насилию в условиях волны терроризма, которая захлестнула юго-восток Турции.

3. По общему признанию, в обвинительном приговоре для заявительницы Стамбульский Суд Государственной Безопасности заявлял только о сепаратистских действиях и пропаганде, без упоминания о понятии «подстрекательство к насилию» (см. параграф 45 решения). В своей статье автор определял и излагал свою конечную цель — создание Курдского государства. Далее, он критиковал мирный путь и выступал за борьбу в форме террористической деятельности. Это ничуть не меньше, чем подстрекательство к насилию. Согласно взгляду автора, получается, что насилие — это необходимый элемент, обязательный и неотделимый от сепаратистской деятельности и политики.

4. С натяжкой суждение, выраженное в статье, могло бы рассматриваться как пограничный инцидент. Но в этом случае, я полагаю, мнение по данному делу национальных властей — которые, по неоднократному упоминанию самого суда, напрямую связаны с реальной ситуацией в стране, — должно было бы иметь больший вес, чем мнение международного суда, поскольку ему должно было быть предоставлено в достаточной степени расширенное право на решение.

5. Наконец, уместно ли говорить об установившемся прецедентном праве, которого следует придерживаться, если речь идет о свободе мнения и его выражения? На мой взгляд, каждое выраженное мнение уникально как по содержанию, так и по форме и стилю, поэтому при его рассмотрении было бы правильнее принимать во внимание всю его специфику, с позиций статьи 10 §2 Конвенции.

6. Что касается нарушения статьи 6 §1, — несмотря на то, что поставленная проблема была недавно решена посредством изменения состава Суда Государственной Безопасности, Суд привязал свое решение к ситуации, существовавшей на тот момент (см. параграф 55 решения). По этому поводу я обратился бы к особому мнению, которое я, вместе с семью известными судьями Суда, выразил по делу «Инкал против Турции» (решение от 9 июня 1998 года), и к своему особому мнению по делу “Оксюоглу против Турции” (“Okзuoglu v. Turkey”, решение от 8 июля 1999 года). Я просто хотел бы подчеркнуть, что в данном случае решение большинства вытекает из неправильно и необоснованно расширенной «теории видимости», как это уже было в деле «Инкал против Турции».

7. В заключение всего сказанного, я не нахожу в данном деле никакого нарушения, в котором можно было бы обвинить Государство-ответчика.

© Перевод Центра Защиты Прав СМИ, 2004