ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ДЕЛО “ТАММЕР ПРОТИВ ЭСТОНИИ”
(Заявление № 41205/98)
ОСНОВНЫЕ ФАКТЫ (даны с незначительным сокращением. — Ред.)
І. Обстоятельства дела <…>
8. В период, когда происходят события, заявитель был журналистом и издателем эстонской ежедневной газеты Postimees.
9. Жалоба заявителя по статье 10 Конвенции касается его осуждения эстонским судом за оскорбление, причиненное госпоже Вилии Лаанару (Vilja Laanaru) во время интервью, которое он проводил с другим журналистом, г. Уло Руссаком (Ulo Russak). Интервью было опубликовано в Postimees 3 апреля 1996 года под названием “Уло Руссак опровергает кражу” и касалось обвинений госпожи Лаанару, адресованных г. Руссаку, помогавшему ей писать воспоминания, а именно — обвинений в их опубликовании без ее согласия. В интервью речь шла о следующих событиях.
10. Госпожа Лаанару — жена эстонского политика Эдгара Сависаара (Еdgar Savisaar). В 1990 году, когда г. Сависаар еще был женат на своей первой жене, он стал премьер-министром Эстонии. Госпожа Лаанару, которая уже тогда работала на него, стала его помощником. Она работала с ним все последующие годы, и в 1995 году, когда г. Сависаар занимал должность министра внутренних дел, она была одним из его советников.
11. Госпожа Лаанару была политической активисткой Партии центра (Keskerakond), возглавляемой г. Сависааром, и занимала должность редактора партийной газеты.
12. В 1989 году или примерно в то время госпожа Лаанару родила ребенка от г. Сависаара. Поскольку она не хотела отдавать ребенка в детский сад, за ним присматривали ее родители.
13. 10 октября 1995 года г. Сависаар был вынужден уйти в отставку с должности министра внутренних дел после опубликования секретных кассет с записями его разговоров с другими эстонскими политиками. В тот же день госпожа Лаанару выступила с заявлением, взяв на себя ответственность за секретные записи.
14. Госпожа Лаанару оставила свою должность в Министерстве внутренних дел и с помощью журналиста Уло Руссака начала писать мемуары.
15. В своих воспоминаниях, как утверждает г. Руссак, госпожа Лаанару рассказывала о своем пребывании в политике и правительстве. Вспоминая о деле с секретными кассетами, она отмечала, что заявление, с которым она выступила 10 октября 1995 года, было неправдой. По словам г. Руссака, она также рассказала о своих отношениях с г. Сависааром, тогда еще состоящим в браке, и постоянно задавалась вопросом, не разбила ли она его семью. Она признавала, что не была хорошей матерью, как ей всегда хотелось, и задумывалась над тем, не заплатила ли она слишком высокую цену, пожертвовав ребенком ради карьеры.
16. При написании мемуаров между ней и г. Руссаком возникли недоразумения и разногласия относительно опубликования и авторства данных воспоминаний.
17. В неустановленный день госпожа Лаанару подала гражданский иск в Таллиннский городской суд (Tallina Linnakohus) в целях защиты своего авторского права на рукопись.
18. 29 марта 1996 года городской суд принял постановление, в котором г. Руссаку запрещалось публиковать рукопись до тех пор, пока не будет решен вопрос об авторстве.
19. После вынесения судебного постановления г. Руссак решил опубликовать материал, собранный различными путями, преимущественно услышанный от госпожи Лаанару во время их сотрудничества.
20. Публикации г. Руссака об истории госпожи Лаанару начали появляться в ежедневной газете Eesti Paevaleht с 1 апреля 1996 года.
21. Позже в тот же год госпожа Лаанару опубликовала собственные мемуары. В своей книге она указала, что напечатанная в газетных материалах г. Руссака информация неправдива, но не уточнила, какая именно информация.
22. В газетном интервью от 3 апреля 1996 года, упомянутом выше в пункте 9, заявитель беседовал с г. Руссаком об опубликовании данных мемуаров и, в частности, спросил у него:
“Между прочим, не ощущаете ли вы, что сделали героя не из того человека? Человек, разбивающий чью-то семью (abielulхhkuja), неподготовленная и безответственная мать, покинувшая собственного ребенка (rongaema)”. Она не самый лучший пример для молодых девушек”. (Эстонские слова «abielulхhkuja» и «rongaema” переводятся описательно из-за отсутствия в английском языке однословных соответствий. — Ред.)
23. После опубликования этого разговора госпожа Лаанару в порядке частного обвинения возбудила дело против заявителя, обвиняя его в том, что он нанес ей оскорбление, употребив относительно нее слова “abielulхhkuja” и “rongaema”.
24. Во время заседаний в городском суде заявитель указывал на то, что употребленные им высказывания являлись составной частью вопроса, а не его утверждением, и что знак вопроса за ними был пропущен из-за полиграфической ошибки при наборе текста. Он опроверг намерение оскорбить госпожу Лаанару и считал употребленные высказывания нейтральными. Он также утверждал, что действия госпожи Лаанару оправдывают заданный им вопрос.
25. Решением от 3 апреля 1997 года Таллиннский городской суд признал заявителя виновным по статье 130 Уголовного кодекса Эстонии в нанесении оскорбления госпоже Лаанару и наложил на него штраф в размере 220 эстонских крон, равный десяти дневным заработкам (см. ниже пункт 31). При постановлении решения по делу заявителя Таллиннский городской суд руководствовался экспертным заключением Института эстонского языка (Eesti Keele Instituut) и принял к сведению нежелание заявителя примириться, извинившись перед госпожой Лаанару. Суд также указал, что, согласно соответствующим положениям Уголовного кодекса, ответственность не зависит от того, имеет ли потерпевшая отрицательные качества, в которых ее обвинял заявитель. Согласно экспертному заключению, слова, употребленные заявителем, содержат оценочное суждение и свидетельствуют об отрицательном и недоброжелательном отношении к соответствующему явлению. Слово “rongaema” означает мать, которая не проявляет заботу о собственном ребенке, а слово “abielulхhkuja” означает человека, причинившего ущерб или разбившего чью-то семью. Оба явления всегда осуждались эстонским обществом, и это нашло свое отражение в эстонском языке. Впрочем, сами по себе эти слова не являются неприличными по своему значению.
26. Заявитель подал апелляцию в Таллиннский апелляционный суд (Tallinna Ringkonnakohus), в которой, среди прочего, отмечал, что суд первой инстанции не учел контекста всей статьи, в котором были употреблены данные два слова. Он также не соглашался с квалификацией своих действий как преступления на том основании, что в его действиях отсутствовало преступное намерение, и употребленная форма высказываний не была неприличной. Он также делал акцент на своем праве как журналиста свободно распространять идеи, мнения и прочую информацию, — на праве, гарантированном эстонской Конституцией, и считал, что решение суда первой инстанции нарушает его свободу слова.
27. Своим решением от 13 мая 1997 года Таллиннский апелляционный суд отклонил апелляцию и оставил решения городского суда без изменения. Апелляционный суд отметил, что в делах по процедуре частного обвинения его функции сводились к проверке аргументов оскорбленной стороны. Однако текст всего интервью прилагался к делу. Отметив, что обжалуемые высказывания не являлись неприличными, апелляционный суд счел их серьезно унижающими человеческое достоинство, а их употребление заявителем при изложенных в деле обстоятельствах признал оскорбительным. Если бы заявитель проявил свое отрицательное отношение к госпоже Лаанару, утверждая, что она не воспитывала своего ребенка и разбила семью г. Сависаара, это не рассматривалось бы как оскорбление. Апелляционный суд подчеркнул, что Конституция и Уголовный кодекс предусматривают возможность ограничения свободы слова, если она задевает репутацию и права других лиц. Несмотря на особый интерес прессы к публичным лицам, последние также имеют право на защиту своей чести и достоинства.
28. Заявитель обратился с апелляцией в Верховный Суд (Riіgikonus), доказывая, кроме прочего, что к данным двум высказываниям синонимы в эстонском языке отсутствуют и что он не имел возможности употребить другие слова. Использовать длинные предложения, пропуская слова, он избегал, исходя из особенностей журналистики.
29. Судебным решением от 26 августа 1997 года коллегия по уголовным делам Верховного Суда отклонила апелляцию заявителя и оставила указанное решение апелляционного суда без изменения. В своем решении она прибегла к следующим аргументам:
“І. Принцип свободы слова, включая принцип свободы прессы, предусмотренный статьей 45 § 1 Конституции Республики Эстония (далее — Конституция) и пунктом 1 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, или Европейской конвенцией по правам человека (далее — ЕКПЧ), является неопровержимой гарантией функционирования демократического общества, а следовательно, одной из самых важных социальных ценностей.
<…>
Согласно статье 11 Конституции, любые права или свободы могут быть ограничены лишь в соответствии с Конституцией; такие ограничения должны быть необходимыми в демократическом обществе и не должны искривлять суть прав и свобод. Согласно статье 45 Конституции, свобода слова, включая свободу прессы, как основное право может подвергаться ограничению в целях защиты общественного порядка, морали, прав и свобод других лиц, здоровья, чести и доброго имени. Согласно пункту 2 статьи 10 ЕКПЧ, свобода выражать свое мнение может подвергаться ограничениям, установленным законом для защиты морали, репутации или прав других лиц.
ІІ. В Эстонии каждый человек в принципе имеет право на защиту чести как одной из составных частей человеческого достоинства и может подать гражданский или уголовный иск.
В соответствии со статьей 23 (1) Закона об общих принципах Гражданского кодекса, лицо имеет право подать иск в суд в целях защиты своей чести от оскорбления, право требовать уничтожения обжалуемых им материалов, если лицо, порочащее его честь данными материалами, не сможет доказать их правдивость, а также право требовать компенсацию за материальный или нематериальный вред, причиненный посягательством на его честь.
Таким образом, любое лицо может добиваться защиты своего права в порядке гражданского производства только в том случае, если оно считает, что его честь была опорочена утверждением определенного факта, поскольку правдивость этого факта подлежит доказыванию. Тем не менее, если лицо считает, что его честь опорочена оценочным суждением, доказать данное утверждение юридически невозможно. Решения Европейского суда по делам “Лингенс против Австрии” (Lingens v. Austria, 1986) и “Торгейр Торгейрсон против Исландии” (Thorgreir Thorgeirson v. Iceland, 1992) свидетельствовали о необходимости четкого разграничения фактов и оценочных суждений. Поскольку правдивость оценочного суждения не может быть доказана, Европейский суд по правам человека признал, что, если лицо, которому журналист нанес оскорбление своими оценочными суждениями, обращается в национальные судебные органы с целью доказать оскорбительность данного суждения, это является нарушением свободы выражать свое мнение, предусмотренной статьей 10 ЕКПЧ. Следовательно, фактически ни одно лицо в Эстонии не имеет возможности защитить свою честь путем гражданско-правовых процедур, если ему были причинены оскорбления посредством высказывания оценочного суждения. Поэтому в [аналогичных] делах для защиты своей чести и достоинства… лицо может обратиться к уголовно-правовым средствам, возбудив судебное разбирательство в порядке частного обвинения согласно статье 130 Уголовного кодекса. В данном деле потерпевшая использовала эту единственную возможность.
ІІІ. Коллегия по уголовным делам Верховного суда признала решения Таллиннского городского суда и Таллиннского апелляционного суда, соответственно от 3 апреля 1997 года и 13 мая 1997 года, правомерными и не подлежащими отмене.
В ответ на аргументы апелляции коллегия по уголовным делам Верховного суда считает необходимым указать следующее.
Утверждение истца о том, что слова “rongaema” и “abielulхhkuja” не могут быть оскорбительными для госпожи В. Лаанару, поскольку в предложении статьи, где употребляются эти слова, не упомянуто имя В. Лаанару, то есть что эти слова были использованы не против кого-либо лично, следует считать безосновательным и сфальсифицированным. Оба суда пришли к правильному заключению о том, что слова “rongaema” и “abielulхhkuja” были употреблены [заявителем] с целью охарактеризовать потерпевшую В. Лаанару (Сависаар). Коллегия по уголовным делам Верховного суда хотела бы добавить, что его аргумент — употребление неоднозначных высказываний относительно публичных лиц является правомерным — означает, что истец считал публичной фигурой В. Лаанару, а, следовательно, это опровергает его предыдущее утверждение.
Хотя статья 12 Конституции признает равенство всех и каждого перед законом, коллегия по уголовным делам Верховного суда не считает, что необходимо подвергать сомнению особый интерес прессы к жизни публичных лиц — принцип, признанный практикой Европейского суда по правам человека. Тем не менее, коллегия по уголовным делам Верховного суда хотела бы подчеркнуть, что в Эстонии не существует юридического определения понятия “публичное лицо” и что в практике Европейского суда по правам человека никто не был признан “публичным лицом” лишь на том основании, что он является супругом, ребенком или другим близким человеком для публичного лица. Однако следует подчеркнуть, что из практики Европейского суда по правам человека не следует, что особый интерес прессы к публичным лицам означает, что последние не могут быть оскорблены. Наоборот, в соответствии с уголовным законодательством некоторых стран, например Германии, нанесение оскорбления публичному лицу расценивается как преступление. Общество вправе ожидать от прессы более широкого освещения жизни публичных лиц, нежели жизни простых граждан, но общество не вправе ожидать унижения достоинства публичных лиц, особенно в прессе и в оскорбительной форме.
Коллегия по уголовным делам Верховного суда не согласна с аргументом апелляции о том, что слова “rongaema” и “abielulхhkuja” не являются вульгарными или неприличными и что их использование относительно определенного лица не может рассматриваться как унижающее человеческую честь и достоинство в ненадлежащей форме, поскольку такая форма является обязательной составной частью определения понятия “оскорбление” в статье 130 Уголовного кодекса. Под ненадлежащей формой как юридической категорией в смысле статьи 130 Уголовного кодекса понимаются не только вульгарные и грязные слова, но и употребление отрицательных и фигуральных высказываний диффамационного характера. Кроме того, ненадлежащая форма может быть не только словесной, но и, например, в виде карикатуры. Оба суда пришли к правильному заключению, опираясь на экспертную оценку, что, употребив слова “rongaema” и “bielulohkuja” относительно В. Лаанару в газетной публикации, [заявитель] прибегнул к диффамации, а следовательно, применил ненадлежащую форму.
Утверждение адвоката [заявителя]… что апелляционный суд не имел права советовать журналисту, какой именно стиль ему использовать в газетной статье, безосновательно. Такое утверждение может быть принято лишь в том случае, если стиль журналиста не оскорбляет и не унижает человеческое достоинство. Относительно защиты чести и достоинства лица, суд был прав, отметив, что мысль, высказанную в ненадлежащей форме, можно было высказать по-эстонски должным образом.
Необоснованными являются также аргументы истца о том, что оскорбительные выражения “abielulхhkuja” и “rongaema” были употреблены из-за отсутствия в эстонском языке синонимов и что использование длинных предложений, с пропуском данных слов, противоречило бы объективным обстоятельствам с точки зрения журналистики. Возможно, в эстонском языке не существует синонимов ко многим вульгарным и неприличным выражениям, однако это не оправдывает их употребления. Любые объективные обстоятельства, касающиеся функционирования прессы — такие, как расчет газетной площади и плотность на ней информации, — являются слишком незначительным показателем, чтобы сравнивать их с человеческим достоинством.
Согласно статье 65 § 4 Уголовно-процессуального кодекса относительно апелляционной и кассационной процедур, в компетенцию Верховного судане входит установление фактических обстоятельств дела. Поэтому Верховный суд не может пересматривать решения городского суда и апелляционного суда, принятые на основании экспертного заключения о том, что употребление оскорбительных выражений является составной частью оценочного суждения журналиста и не подлежит сомнению. Однако коллегия по уголовным делам Верховного суда считает необходимым подчеркнуть, что в правовых документах преобладает мысль о том, что в принципе оскорбление может скрываться и в форме вопроса. Также следует отметить, что газета Postimees нарушила права автора [заявителя] и искривила его намерения, внеся некомпетентную техническую правку [не оставила знака вопроса в конце двух высказываний] (письмо главного редактора Роstimees от 16 мая 1996 прилагается к делу). Кроме того, следовало предусмотреть для [заявителя] или газеты возможность возмещения причиненного вреда не через суд, а путем опубликования извинения, поскольку потерпевшая выразила готовность достичь мирного урегулирования. Тем не менее, ни [заявитель], ни газета Postimees не пожелали публично признать, что допустили ошибку, и это свидетельствует о прямом намерении оскорбить потерпевшую”.
II. Соответствующее национальное законодательство
30. Соответствующие положения Конституции Эстонии гласят:
Статья 45
“Каждый имеет право свободно распространять идеи, мнения, убеждения и другую информацию в устной, печатной, изобразительной или иной форме. Это право может подлежать ограничению законом в целях защиты общественного порядка, нравственности, прав и свобод, здоровья, чести и доброго имени других лиц”.
Статья 11
“Права и свободы могут ограничиваться лишь согласно Конституции. Такие ограничения должны быть необходимыми в демократическом обществе и не должны искривлять сути ограничиваемых прав и свобод”.
31. Соответствующие положения Уголовного кодекса гласят:
Статья 130 — оскорбление
“Унижение чести и достоинства другого лица в ненадлежащей форме наказывается штрафом или заключением”.
Статья 28 — штраф
“1. Штраф является наказанием, которое может налагаться судом в размере до девятисот дневных заработков. “Дневной заработок” исчисляется на основе средней дневной заработной платы обвиняемого с вычитанием налогов и с учетом его семейного и финансового положения”.
ВОПРОСЫ ПРАВА
І. О предполагаемом нарушении статьи 10 Конвенции
32. Заявитель утверждает, что решение эстонских судов, признавших его виновным в нанесении оскорбления, являются неоправданным вмешательством в его право на свободу выражать свое мнение согласно статье 10 Конвенции, которая гласит:
“1. Каждый человек имеет право на свободу выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые установлены законом и которые необходимы в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, для предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия”.
А. Наличие вмешательства
33. Суд считает неопровержимым то, что осуждение заявителя связано с вмешательством в его право на свободу выражать свое мнение.
В. Оправдание вмешательства
34. Вмешательство не является нарушением статьи 10 Конвенции, если оно “предусмотрено законом”, преследует одну или больше правомерных целей, в соответствии с пунктом 2 статьи 10, и является “необходимым в демократическом обществе” для достижения такой цели или целей.
1. “Предусмотрено законом”
35. Заявитель считает, что статья 130 Уголовного кодекса, на основании которой он был признан виновным, не сформулирована достаточно ясно и четко.
36. Правительство утверждает, что эта статья четко определяет преступление в форме оскорбления для того, чтобы заявитель мог соответственно регулировать свою профессиональную деятельность. Толкование и применение статьи 130 национальными судами не вышло за пределы того, чего обоснованно мог ожидать заявитель при соответствующих обстоятельствах.
37. Суд напоминает, что одним из требований, вытекающих из понятия “предусмотрено законом”, является предсказуемость последствий. Правовая норма не считается “законом”, если она не сформулирована достаточно четко с тем, чтобы гражданин мог регулировать собственное поведение: гражданин должен иметь возможность, используя, при необходимости, соответствующую помощь, предусмотреть (в разумных пределах и при определенных обстоятельствах), какие последствия может иметь конкретный поступок. Такие последствия не могут предусматриваться с абсолютной точностью: опыт показывает, что это невозможно. Хотя и желательно стремиться к четкости изложения нормы, это иногда обусловливает ее негибкость, тогда как закон должен учитывать конкретные обстоятельства. Именно поэтому тексты законов в большей или меньшей степени нечеткие, а их толкование и применение зависит от практики (см. решение в деле “Реквеньи против Венгрии” (Rekveny v. Hubgary) [GC], №25390/94, п. 34, ECHR 1999-ІІІ).
38. Суд отмечает, что статья 130 Уголовного кодекса изложена в довольно общих чертах, но считает, что законодательное положение не может рассматриваться как неясное и нечеткое потому, что ему недостает качества “закона”. Суд напоминает, что первоочередной задачей национальных органов власти является применение и толкование внутреннего законодательства (см., например, решение по делу “Институт Отто Премингера против Австрии” (the Otto-Preminger-Institut v. Austria) от 20 сентября 1994 года, серия А, № 295-А, с.17, п. 45). При обстоятельствах данного дела Суд больше не сомневается, что вмешательство было “предусмотрено законом”.
2. “Правомерная цель”
39. Общим основанием вмешательства государства в данном деле является цель “защиты репутации или прав других лиц”.
40. Принимая во внимание обстоятельства дела и судебные решения национальных судов, Суд считает, что осуждение заявителя соответствовало правомерной цели защиты репутации или прав госпожи Лаанару. Обжалуемое вмешательство преследовало правомерную цель согласно пункту 2 статьи 10.
3. “Необходимо в демократическом обществе”
41. Заявитель считает, что его осуждение не соответствовало правомерной цели и не было необходимым в демократическом обществе.
42. Он ставит под сомнение квалификацию обжалуемых высказываний как оскорбительных и утверждает, что суды некритически отнеслись к экспертному заключению Института эстонского языка. В экспертном заключении и в обоих судебных решениях не сделано разграничения между двумя обжалуемыми выражениями. Термин “abielulхhkuja” является утверждением, основывающимся на фактах, в то время как слово “rongaema” является оценочным суждением. Фактические обстоятельства дела доказывают правдивость первого термина: госпожа Лаанару имела отношения с женатым человеком и фактически разрушила его брак. Госпожа Лаанару сама это признала в своих воспоминаниях.
Заявитель также считает, что об этих отношениях было известно широкой общественности. Он признает, что в эстонской традиции слову “rongaema” присуща чисто отрицательная эмоциональная окраска. Тем не менее, в прагматическом использовании современного языка традиционные оттенки слова могли исчезнуть. Эксперты, избрав консервативное толкование слова, пренебрегли радикальными изменениями, происшедшими в эстонском обществе по отношению к одиноким матерям на протяжении последнего столетия. Более того, статья заявителя была напечатана не для узкого круга языковых экспертов, а для широких слоев населения страны. Даже традиционное толкование данного термина выводит его из круга вульгарных и оскорбительных слов. Хотя данное выражение было менее подкреплено фактами, нежели “abielulхhkuja”, его употребление основывалось на собственных оценках госпожи Лаанару отношений со своим ребенком. Таким образом, поскольку оба высказывания соответствовали указанным фактам, они не могут рассматриваться как оскорбительные.
43. Заявитель отмечает, что, употребляя в своем вопросе эти два выражения, он не имел намерения оскорбить госпожу Лаанару. Его целью было увидеть реакцию г. Руссака на данный вопрос и спровоцировать его, а не высказывать свое собственное суждение. Более того, вопрос касался не лично госпожи Лаанару, а отношения прессы к определенному типу личности в эстонском обществе.
44. Кроме того, заявитель утверждает, что спор имел гражданско-правовой характер и не мог рассматриваться в уголовном производстве. Он считает ошибочным решение Верховного суда от 26 августа 1997 года о том, что защита чести лица от оскорбления в виде оценочных суждений возможна лишь через уголовно-правовую процедуру. Он подчеркнул, что 1 декабря 1997 года Верховный суд изменил свою позицию, постановив, что средства защиты чести лица обеспечивает гражданское право. Наличие гражданско-правовых средств защиты делает абсолютно несправедливым осуждение его как преступника.
45. Заявитель считает, что госпожа Лаанару по собственной воле стала публичным лицом, и этот факт дает прессе право открыто подвергать ее критике и анализировать ее поведение. Она играла независимую роль в политической жизни Эстонии, занимая высокую и влиятельную должность советника министра внутренних дел, и была активным общественным деятелем и редактором популярной газеты. Оказавшись в центре скандала с секретными пленками, госпожа Лаанару хотела привлечь к себе еще большее внимание.
46. Тот факт, считает заявитель, что госпожа Лаанару публично задавалась вопросом о своем вмешательстве в семейную жизнь г. Сависаара и об отношениях со своим ребенком, существенно сужает параметры ее частной жизни.
47. Намерение, которым руководствовался заявитель, задавая вопросы, было правомерным и касалось общественного интереса. Предание гласности секретных записей разговоров г. Сависаара с другими политиками, как и более ранние неоднозначные события с участием г. Сависаара в то время, когда госпожа Лаанару была его советником, вызывают правомерные вопросы об этических и нравственных ценностях лиц, находящихся в Эстонии при власти. В таком контексте сдержанные и уместные вопросы относительно личности госпожи Лаанару кажутся вполне оправданными. Обжалуемые высказывания служат интересам общественности в получении информации, а не желанию удовлетворить обычное любопытство при отсутствии нужной информации.
48. Заявитель считает, что он не превысил пределов позволенной критики и что его профессиональная свобода превосходит права госпожи Лаанару на уважение к ее личной и семейной жизни. Решение эстонских судов воспринимаются как цензура, могущая оттолкнуть журналистов от критических высказываний такого характера в будущем.
49. Правительство настаивает, что вмешательство являлось необходимым в демократическом обществе или, иными словами, что оно соответствовало “настоятельной общественной необходимости”, было пропорциональным правомерным целям и что основания, приведенные для оправдания этого вмешательства, были уместными и достаточными. Правительство считает, что в данном деле государственные органы власти не вышли за пределы своего права действовать по собственному усмотрению при оценке необходимости такого вмешательства.
50. Правительство утверждает, что меньшие ограничения журналистской свободы в освещении деятельности государственных служащих и политиков как таковых не применяются к ситуации с госпожой Лаанару. В политике она играла активную роль только как жена, коллега и приверженец г. Сависаара, а не независимо от него. Недоброжелательные упоминания о личной жизни и истории обыкновенной гражданки, даже если ее имя было связано с ведущим политиком, не могут представлять значительный общественный интерес. Отношения между женщиной, которая давно оставила государственную службу, и мужчиной, который уже ушел из политики, являются абсолютно частным делом, не касающимся общественности. А обжалуемые выражения не имеют ни малейшего отношения к интересам или заботам общества. Никакая общественная цель в приведении оскорбительных комментариев о семейной жизни частного лица не преследовалась.
51. Правительство отвергло аргументы заявителя о необходимости информирования общественности о личной жизни госпожи Лаанару. Заявитель выбрал такие слова с провокационной целью и с целью дать сенсационные газетные заголовки, преследуя при этом не самые лучшие намерения. В любом случае такой аргумент ни при каких обстоятельствах не мог оправдать нарушения основ журналистской этики и правовых положений о клевете.
52. Правительство подчеркнуло, что заявитель не был осужден за описание фактической ситуации или за высказывание критических замечаний о личности госпожи Лаанару или ее частной или семейной жизни. Его осуждение касалось выбора высказываний о ее личности, которые считаются оскорбительными. Если бы заявитель указал, что госпожа Лаанару стала причиной развода, разбила чей-то брак или не проявляет заботу о собственном ребенке, это не являлось бы оскорблением, как отметил апелляционный суд (см. пункт 27 выше).
53. Правительство отметило, что выражениям “abielulхhkuja” и “rongaema” присуще очень специфическое значение в эстонском языке и что в английском языке нет соответствий. Толкование этих слов и их значения в эстонском языке с учетом культурных традиций также следует принять во внимание.
54. Правительство утверждает, что заявитель употребил эти слова не для того, как он пояснил, чтобы описать определенные аспекты частной жизни госпожи Лаанару, уже широко известные общественности, а чтобы унизить ее в глазах общества. Правительство напоминает, что госпожа Лаанару перепоручила ребенка своей матери, поскольку не хотела отдавать его в детский сад. Для современной Эстонии это довольно обычный случай, когда дедушки и бабушки проявляют заботу о собственных внуках.
55. Правительство считает неубедительным утверждение заявителя, что якобы госпожа Лаанару сама сделала свою частную жизнь предметом общественного любопытства. Интервью, опубликованное в апреле 1996 года, не являлось разговором с госпожой Лаанару о ее частной и семейной жизни. Это было интервью с другим журналистом об опубликовании мемуаров госпожи Лаанару о ее личной жизни. Правительство напоминает, что госпожа Лаанару получила судебное решение от 29 марта 1996 года с запретом опубликования ее воспоминаний. К тому времени у нее уже не было намерения предавать их огласке.
56. Относительно пропорциональности вмешательства и преследуемой правомерной цели Правительство отмечает, что дело возбуждено в порядке частного обвинения, иными словами — его инициировала сама госпожа Лаанару, а не прокуратура. Таллиннский городской суд стремился достичь мирного урегулирования, но заявитель отказался от предложения извиниться перед госпожой Лаанару. Государственный обвинитель или его подчиненные ни разу не вмешались в процесс, хотя имели право принимать в нем участие, и суд предлагал им это сделать. Органы исполнительной власти ни разу не выступили в суде и оставались нейтральными на протяжении всего судебного разбирательства.
57. Кроме того, Правительство утверждает, что на заявителя был наложен небольшой штраф размером в 200 крон — десять минимальных дневных заработков.
58. И, наконец, Правительство отметило, что решение национальных судов основывалось на установлении равновесия между правом, защищаемым статьей 8 Конвенции, и правом, которое защищает статья 10 Конвенции. Верховный суд, отклоняя жалобу заявителя, применил один и тот же подход, что и Европейский суд по правам человека, и в своем решении ссылался на его прецедентное право. Верховный суд в своем мотивированном решении надлежащим образом и тщательно балансировал между правом заявителя свободно выражать свое мнение и потребностью защитить репутацию и права госпожи Лаанару.
59. Согласно установившейся прецедентной практике Суда, свобода выражать свое мнение является одним из важнейших принципов демократического общества и одним из основных условий развития такого общества и самореализации каждого гражданина. В соответствии с пунктом 2 статьи 10, данное право применяется не только к “информации” или “идеям”, обоснованно считающимися неоскорбительными или нейтральными, а и к тем высказываниям, которые могут оскорбить, шокировать или обеспокоить. Таковы требования плюрализма, толерантности и широты мышления, без которых невозможно представить демократическое общество. Такая свобода ограничивается исключениями, предусмотренными в пункте 2 статьи 10, которые должны строго соблюдаться. Необходимость применения ограничений должна быть убедительной (см., например, вышеупомянутое дело “Лингенс против Австрии” (Lingens v. Austria), решение от 8 июля 1986 года, серия А, № 103, с. 26, п. 41, и дело “Нильсен и Йонсен против Норвегии” (Nielsen and Johnsen v. Norway), [GC], №23118/93, п. 43, ECHR 1999-VIII).
60. Прилагательное “необходимо” в смысле пункта 2 статьи 10 означает наличие “настоятельной общественной потребности”. У Договорных государств могут быть различные критерии оценки о наличии такой необходимости, но они подлежат контролю со стороны европейских структур, который распространяется как на законодательство, так и на решение, в котором оно применено, даже если эти решения приняты независимым судом. Таким образом, Суд уполномочен постановить окончательное решение относительно того, совместимо ли “вмешательство” со свободой выражать свое мнение, которая защищается статьей 10 (см. вышеупомянутое дело “Лингенс против Австрии”, с. 25, п. 39, и дело “Яновский против Польши” (Janowski v. Poland), [GC], № 25716/94, п.30, ECHR 1999-1).
61. В пределах своей надзорной юрисдикции Суд рассмотрел обжалуемое вмешательство в свете всего дела, включая содержание высказываний заявителя и контекст, в котором они были употреблены. В частности, Суд должен был определить, было ли вмешательство в этом деле “пропорциональным правомерной цели” и были ли основания, приведенные государственными органами власти в оправдание данного вмешательства, “соответствующими и достаточными” (см. дело “Санди Таймс против Соединенного Королевства (№ 1)” (Sunday Times v. Great Britain (no. 1)), решение от 26 апреля 1979 года, серия А, № 30, с. 38, п. 62; вышеупомянутое дело Лингенса, с. 25-26, п. 40; решение по делу “Барфод против Дании” (Barfod v. Denmark) от 22 февраля 1989 года, серия А, № 149, с. 12, п. 28; дела Яновского и “‘Ньюc Ферлагз Гмб и КоКГ’ против Австрии” (News Verlags Gmb & Co KG v. Austria), № 31457/96, п. 52, ECHR 2000-Ш). При принятии решения Суд должен был убедиться, что государственные органы власти применяли стандарты, совместимые с предусмотренными статьей 10 принципами, и, более того, что они основывались на надлежащем изучении соответствующих фактов (см. решение по делу “Йерсилд против Дании” (Jersild v. Denmark) от 23 сентября 1994, серия А, № 298, с. 23-24, п.31).
62. Далее Суд напоминает о том, какую важную функцию исполняет пресса в демократическом обществе. Хотя пресса не должна обходить установленные ограничения, особенно по отношению к репутации и правам других лиц и необходимости сообщения конфиденциальной информации, ее долг состоит в том, чтобы — согласно ее обязанностям и ответственности — доносить информацию и идеи о всех аспектах, представляющих общественный интерес (см. вышеупомянутое решение по делу Йерсилда, с. 23-24, п. 31, решения по делам “Де Гайес и Гийзелс против Бельгии” (De Haes and Gijsels v . Belgium) от 24 февраля 1997 года, Reports of Judgements and Decisions 1997-I, c. 233-234, п. 37, и “‘Бладет Тромсо’ и Стенсаас против Норвегии” (Bladet Tromso and Stensaas v. Norway), [GC], № 21980/93, п. 58, ECHR 1999-ІІІ). Кроме того, Суд полагает, что свобода в журналистике также дает право на некоторое преувеличение и даже провокацию (см. дело “Прагер и Обершлик против Австрии” (Prager and Oberschlick v. Austria), решение от 26 апреля 1995 года, серия А, № 313, с. 19, п. 38, и дело “Бладет Тромсо” и Стенсааса, упоминавшееся выше). Пределы позволенной критики более узкие относительно обычных граждан, нежели по отношению к политикам и управленцам (см., например, дела “Кастеллс против Испании” (Castells v. Spain), решение от 23 апреля 1992 года, серия А, № 236, с. 23-24, п. 46, и “Инкал против Турции” (Incal v. Turkey, от 9 июня 1998 года, Reports 1998-IV, с.1567-68, п. 54).
63. Следовательно, задача Суда по осуществлению надзора состоит не в том, чтобы подменять собой национальные судебные органы, а в том, чтобы, соответственно со статьей 10 в свете всего дела, пересмотреть решения, которое они постановили согласно их видению дела в пределах права собственного усмотрения (см., среди многих иных источников, решение по делу “Фрессоз и Руар против Франции” (Fressoz and Roire v. France), [GC], № 29183/95, п. 45, ECHR1999-І).
64. Возвращаясь к фактам данного дела, Суд полагает, что заявитель был осужден за реплики, высказанные им, журналистом, в газетном интервью с другим журналистом. Данное интервью касалось опубликования личных воспоминаний госпожи Лаанару после спора между ею и журналистом, который помогал их писать, а затем выступил с интервью.
65. Суд отмечает, что национальные судебные органы признали слова “abielulхhkuja” и “rongaema” оскорбительными для госпожи Лаанару и наложили на журналиста ограничения, мотивируя это необходимостью защитить ее репутацию и права (см. пункты 25, 27 и 29 выше). В контексте свободы прессы требования о такой защите должны быть взвешенными по отношению к интересам заявителя как журналиста в распространении информации и идей по вопросам общественного значения.
66. В связи с этим Суд считает, что обжалуемые высказывания касаются аспектов частной жизни госпожи Лаанару, которые она лично описала в воспоминаниях. Хотя она и имела намерения опубликовать эти воспоминания, оправданием заявителя за использование указанных слов в обстоятельствах данного дела следует рассматривать контекст, в котором они были высказаны, и ценность, которую они представляют для общественности.
67. По этому поводу Суд отмечает, что высказывания заявителя были реакцией на рассуждения госпожи Лаанару о себе в качестве матери и о своей роли в разрушении брака г-на Сависаара. Тем не менее, Суд подчеркивает, что национальные суды признали слова “rongaema” и “abielulхhkuja” оценочными суждениями, высказанными в оскорбительной форме, являющейся необязательной для выражения “отрицательной” оценки (см. пункт 27). Суд принимает во внимание, что заявитель мог высказать свое критическое отношение к поступкам госпожи Лаанару, не употребляя таких оскорбительных выражений (см., например, решение по делу “Константинеску против Румынии” (Constantinescu v. Romania), №28871/95, п. 74, которое в скором времени будет опубликованно в официальных изданиях Суда).
68. Суд отмечает, что стороны по-разному оценивают статус госпожи Лаанару в качестве публичного лица. Суд принимает во внимание, что госпожа Лаанару ушла с должности в октябре 1995 года из-за скандала с секретными записями разговоров г. Сависаара, ответственность за которые она взяла на себя (см. пункт 13 выше). Несмотря на ее продолжительное участие в деятельности политической партии, Суд не считает установленным, что употребление вышеуказанных слов о частной жизни госпожи Лаанару оправдывалось общественным интересом или являлось вопросом общей значимости. В частности, не было доказано, что ее личная жизнь сказалась на общественной жизни страны в апреле 1996 года. Таким образом, высказывания заявителя едва ли можно рассматривать как служащие общественным интересам.
69. Учитывая, каким образом национальные судебные органы решали данное дело, Суд определил, что эстонские суды полностью признали, что речь идет о конфликте между правом распространять идеи и правом на защиту репутации и прав других лиц. Суд не считает, что национальные суды не смогли надлежащим образом уравновесить интересы различных лиц, вовлеченных в дело. Принимая во внимание право собственного усмотрения, принадлежащее Договорным государствам при таких обстоятельствах, Суд приходит к заключению, что национальные органы власти при данных обстоятельствах имели право вмешаться в осуществление заявителем своего права. Суд напоминает, что, устанавливая пропорциональность вмешательства, следует также принимать во внимание характер и суровость наложенного на заявителя наказания (см., решение в деле “Сейлан против Турции” (Ceylan v. Turkey), [GC], № 23556/94, п. 49, ECHR 1999-IV). Следовательно, Суд принимает во внимание небольшой размер штрафа, наложенного на заявителя как санкция, предусмотренная статьей 28 Уголовного кодекса (см. пункт 31).
70. Учитывая вышеизложенное, Суд считает, что осуждение и наказание заявителя не были непропорциональными правомерной цели и что основания, которыми руководствовались национальные суды, были соответствующими и достаточными для оправдания такого вмешательства. Вмешательство государства в осуществление заявителем права на свободу выражать свое мнение может обоснованно считаться необходимым в демократическом обществе для защиты репутации и прав других лиц соответственно с пунктом 2 статьи 10 Конвенции.
71. Следовательно, нарушение статьи 10 Конвенции допущено не было.
По этим основаниям Суд единогласно постановляет, что статья 10 Конвенции нарушена не была.
Совершено на английском языке и сообщено в письменной форме 6 февраля 2001 года, в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Майкл О’Бойл, Элизабет Палм(Michael O`Boile), (Elisabeth Palm),секретарь председатель
