ФЕЛЬДЕК против CЛОВАКИИ (Feldek v. Slovakia)

(Feldek v. Slovakia)

(Заявление № 29032/95)

Постановление Суда

Страсбург 

21 июня 2000 г.

Данное постановление станет окончательным при условиях, изложенных в пункте 2 статьи 44 Конвенции. Оно может подлежать редакторской правке.

Европейский суд по правам человека (вторая секция), заседая палатой, в состав которой вошли судьи:

г-н К. Розакис (C. Rozakis), председатель
г-н А. Бака (A. Baka)
г-н Дж. Бонелло (G. Bonello)
г-жа В. Стражницка (V. Straznicka)
г-н П. Лоренцен (P. Lorenzen)
г-н М. Фишбах (M. Fischbach)
г-н А. Ковлер (A. Kovler)
и г-н Е. Фриберг (E. Fribergh), секретарь секции,
после совещания за закрытыми дверями 15 июня 2000 года и 21 июня 2000 года,

выносит следующее постановление, принятое в последний из указанных дней:

ПРОЦЕДУРНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Дело возбуждено по заявлению (№ 29032/95) против Словацкой Республики, поданному 11 сентября 1995 года в Европейскую комиссию по правам человека в соответствии с бывшей статьей 25 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Конвенция) гражданином Словакии г-ном Любомиром Фельдеком (Lubomir Feldek) (заявитель). Заявитель, который является поэтом, писателем и публицистом, позднее стал гражданином Чехии.

2. Заявителя представлял г-н Е. Валко (E. Valko), адвокат-практик из Братиславы.

Правительство Словацкой Республики (Правительство) представляло его уполномоченное лицо, г-н Р. Фико (R. Fiko), которого 14 апреля 2000 года заменил в осуществлении этой функции г-н П. Вршанский (P. Vrsansky).

3. Заявитель утверждал, в частности, что были нарушены его права на свободу выражения взглядов и на свободу мысли и что он подвергся дискриминации в контексте возбужденного против него производства по поводу диффамации.

4. Заявление было передано в Суд 1 ноября 1998 года, когда вступил в силу Протокол № 11 к Конвенции (пункт 2 статьи 5 Протокола № 11).

5. Заявление было передано во вторую секцию Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). Из состава этой секции, как предусмотрено пунктом 1 правила 26, была сформирована палата для рассмотрения дела (пункт 1 статьи 27 Конвенции).

6. Решением от 15 июня 2000 года Комиссия признала заявление частично приемлемым.

7. После того как Суд проконсультировался со сторонами и решил, что слушания по существу дела не требуется (пункт 2 правила 59 в конце), стороны представили дополнительные соображения по существу. Кроме того, было получено замечание третьей стороны, г-на Душана Слободника (Dusan Slobodnik), которому Председатель Суда предоставил разрешение вступить в дело во время письменной процедуры (пункт 2 статьи 36 Конвенции и пункт 3 правила 61).

ФАКТИЧЕСКАЯ СТОРОНА ДЕЛА

I. Обстоятельства дела

8. В 1991 году г-н Душан Слободник, литературовед, опубликовал свою автобиографию под заголовком «Репортаж с Полярного круга». В ней, среди прочего, он описывал свое осуждение советским военным трибуналом в 1945 году на том основании, что он получил инструкции осуществлять шпионскую деятельность, после того как в 1944 году, семнадцатилетним юношей, был зачислен на военный курс в немецкой спецшколе. В своей книге г-н Слободник также писал о своем заточении в советском ГУЛАГе и реабилитации Верховным Судом Союза Советских Социалистических Республик в 1960 году. В июне 1992 года г-н Слободник стал министром культуры и образования Словацкой Республики.

9. 20 июня 1992 года в газете «Телеграф» было опубликовано стихотворение заявителя, датированное 17 июля 1992 года (день, когда был торжественно провозглашен суверенитет Словацкой Республики) под названием «Спокойной ночи, моя любимая». В одной из строф говорилось: «В Праге узник Гавел отказывается от поста президента. В Братиславе снова правит прокурор. А правление одной партии выше закона. Член СС и член СТБ [СТБ (St?tna bezpecnost) название тайной полиции при коммунистическом режиме в Чехословакии] снова обнялись друг с другом».

10. Позже это стихотворение было опубликовано еще в одной газете. В отдельных статьях два журналиста утверждали, что выражение «член СС» употреблено о г-не Душане Слободнике.

11. 30 июля 1992 года несколько газет опубликовали сообщение, которое заявитель представил накануне Государственной информационной службе, под заголовком «За лучший имидж Словакии — без министра с фашистским прошлым». В нем говорилось:

«Мы неоднократно пытались решить проблему, как придерживаться демократических принципов в [словацком] национальном освободительном движении. До сих пор Словакия больше всего теряла тогда, когда дела, связанные со словацкой нацией, были в руках аморальных людей, которые вели нас в направлении, противоположном демократическому развитию. Цена была высокой: например, гибель бойцов, принимавших участие в Словацком национальном восстании [в 1944 и 1945 годах].
Сейчас существует опасность повторения этой ошибки. Недостаточно говорить, что наш путь в Европу заключается в совместной работе и сотрудничестве в направлении демократического развития. Это непосредственное условие, вытекающее из международного права, и если мы не будем его придерживаться, никто в Европе нас даже не заметит.
Я выражаю обеспокоенность в отношении моей полемики с г-ном Душаном Слободником в прошлом году; жизнь завершила ее, доказала, что мои мысли являются правильными.
В этом году г-н Слободник стал министром культуры и образования, и сразу его фашистское прошлое стало известно общественности. Г-н Слободник так повел себя в этой ситуации, что писатель Ладислав Мнячко (Ladislav Mnacko) смог доказать, что он [г-н Слободник] лжец. Однако он до сих пор не оставил своей министерской должности, хотя в любой другой демократической стране он давно был бы вынужден это сделать.
Неужели г-н Слободник считает, что Словакия составляет какое-то особенное исключение и что она является единственной страной, имеющей право пересматривать основные принципы Нюрнбергского процесса, которые являются обязательными для послевоенного развития всех других европейских государств? Разве миссия Словацкого освободительного восстания была ошибочной? <…> Или г-н Мечьяр (Meciar) считает, что присутствие этого министра в составе Правительства поможет ему убедить народы Европы в том, что его рассказы о демократических намерениях Правительства являются серьезными? Уместно ли иметь г-на Слободника в составе Правительства, если этот факт может привести к политической, экономической и культурной изоляции Словакии?
Г-н Слободник любит использовать каждую возможность, чтобы говорить об улучшении имиджа Словакии в мире. Я полностью согласен с ним в этом. Он имеет возможность лично сделать кое-что для улучшения имиджа Словакии — уйти в отставку».

12. 5 августа 1992 года г-н Слободник публично заявил, что подаст иск в суд за вышеуказанное сообщение.

13. В интервью, опубликованном в чешской ежедневной газете «Lidove noviny» 12 августа 1992 года, заявитель, среди прочего, утверждал:

«<…> когда я говорю о фашистском прошлом (г-на Слободника), я не характеризую его, я только полагаю, что сам факт, что он прошел подготовку на курсах СС, подпадает под определение фашистского прошлого. Я считаю, что такому лицу нечего делать в Правительстве демократического государства <…>»

14. В свете назначения г-на Слободника на должность члена Правительства вопросы, связанные с его прошлым, затрагивались несколькими словацкими и чешскими газетами как до, так и после публикации этого материала заявителем. Статьи по этому поводу были также опубликованы в «The New York Times» 22 июля 1992 года, в «Tribune de Geneve» 18 сентября 1992 года, в «Известиях» 31 августа 1992 года, а также Австрийским агентством прессы (Austrian Press Agency). Позже «The New York Times», «Tribune de Geneve» и «Известия» опубликовали отзывы г-на Слободника на их публикации.

15. 9 сентября 1992 года г-н Д. Слободник подал в Братиславский городской суд иск против заявителя за диффамацию согласно статье 11 и последующим статьям Гражданского кодекса. Позднее он расширил исковые требования и утверждал, что строки из стихотворения «В Братиславе снова правит прокурор… А правление одной партии выше закона… Член СС и член СТБ снова обнялись друг с другом» из стихотворения заявителя касаются именно его. Он также утверждал, что вышеуказанная информация, опубликованная в газетах, неправдиво ссылается на его якобы фашистское прошлое. Истец утверждал, что заявитель должен оплатить стоимость публикации опровержения в пяти газетах, а также выплатить ему компенсацию в размере 250 000 словацких крон.

А. Производство в Братиславском городском суде

16. 18 октября 1993 года Братиславский городской суд отклонил иск.

Суд установил, что истец был членом молодежной секции партии Глинки (Hlinkova mladez) и что в феврале-марте 1945 года он обучался на курсах диверсантов в Секуле (Sekule). Суд обратил внимание на то, что «Молодежь Глинки» была военным корпусом Народной Словацкой партии Глинки и что в согласно действовавшему тогда закону словацкий народ принимал участие в осуществлении государственной власти посредством этой партии. Суд отметил, что согласно разделу 5 Президентского указа № 5/1945 от 19 мая 1945 года юридические лица, сознательно способствовавшие ведению войны Германией и Венгрией либо служившие фашистским или нацистским целям, должны были рассматриваться как недостойные доверия государства.

17. Городской суд далее установил, что в мае 1945 года военный трибунал Советской Армии осудил г-на Слободника к 15 годам лишения свободы на основании того, что он посещал курсы подготовки диверсантов в Секуле и 22 марта 1945 года ему было приказано перейти линию фронта и заниматься шпионажем в советских войсках. Далее в решении военного трибунала отмечалось, что он не перешел линию фронта, а вернулся домой в апреле 1945 года, где был арестован. Городской суд также отметил, что истец отбывал наказание в лагерях бывшего Советского Союза до своего освобождения в 1953 году. В 1960 году Верховный суд Союза Советских Социалистических Республик отменил приговор и прекратил производство по делу в связи с отсутствием фактических элементов преступления.

18. В суде г-н Слободник утверждал, что был членом «Молодежи Глинки» лишь в течение короткого времени и что он вступил в эту организацию лишь потому, что это было условием его участия в соревнованиях по настольному теннису. Далее он пояснил, что его вызвали повесткой на курсы в Секуле и что он подчинился вызову из-за страха за себя и свою семью. Г-н Слободник утверждал, что его исключили с этих курсов как ненадежного после того, как он высказал о них негативное мнение. Тогда его перевезли в штаб «Молодежи Глинки» в Братиславе, откуда ему позволили вернуться домой, в Банску Быстрицу, при условии, что он будет предоставлять информацию о Советской Армии. Однако городской суд не признал эти факты установленными. В частности, он не счел важным доказательством, имеющим отношение к делу, описание событий в книге истца «Репортаж с Полярного круга», опубликованной ранее. По его мнению, тот факт, что приговор 1945 года был отменен, не доказывает, что истец не был членом организации «Молодежь Глинки» и что он не посещал курсы в Секуле.

19. Городской суд также отметил, что о соответствующем периоде жизни г-на Слободника писала пресса как в Словакии, так и за рубежом еще до этого сообщения заявителя и что несколько раз сам г-н Слободник комментировал эти вопросы и давал интервью по этому поводу как в Словакии, так и за рубежом. Суд сделал вывод, что в своем сообщении заявитель высказал свое мнение, которое основывалось на информации, уже опубликованной в прессе. Это сообщение касалось личности, которая занимает высокий пост в обществе и поэтому неминуемо привлекает пристальное внимание к своей персоне, а иногда также критику со стороны других членов общества. Выступив с данным сообщением, заявитель осуществил свое право на свободу выражения мнения, и при этом не было неоправданного вмешательства в личные права истца.

В. Апелляционное производство

20. Г-н Слободник подал апелляцию в Верховный суд (Najvyssi sud), утверждая, что заявителем не доказано, что у него «фашистское прошлое», и что городским судом не установлено значение данного термина. Г-н Слободник доказывал, что он был вызван для обучения на курсах в Секуле повесткой и что он оставил их при первой же возможности после того, как узнал об их настоящей цели. Он также объяснил, что в то время было объявлено военное положение и что людей незаконно казнили или задерживали. Согласно президентскому указу члены организации «Молодежь Глинки» входили в состав вооруженных сил и подпадали под действие военных судебных и дисциплинарных норм. Истец доказывал, что не совершил ничего плохого своей Родине или антифашистским союзникам, и сделал вывод, что информация заявителя и его стихотворение являются клеветническими.

21. Заявитель, в частности, утверждал, что судам следует отказаться от своей сложившейся практики, согласно которой ответчик должен доказывать правильность своих сообщений в производстве о диффамации. Он настаивал на том, что бремя доказывания должно возлагаться на истца или делиться между сторонами. Далее заявитель доказывал, что его сообщение является оценочным суждением, которое основывается на несомненных фактах относительно того, что истец был членом организации «Молодежь Глинки» и что он обучался на курсах диверсантов в Секуле. Не имело значения, в какой степени истец был охвачен деятельностью организации «Молодежь Глинки» или как долго он был ее членом. Важным было то, что истец добровольно вступил в эту организацию и что после его якобы исключения с курсов в Секуле он взял на себя обязательство, как свидетельствует приговор советского военного трибунала от 19 мая 1945 года, предоставлять информацию о передвижении советских войск в штаб организации «Молодежь Глинки». Таким образом, заявитель предложил отклонить апелляцию.

22. 23 марта 1994 года Верховный суд отменил решение суда первой инстанции и постановил:

«<…> [заявитель] должен согласиться с тем, что <…> Душан Слободник разместит, если он посчитает это необходимым, в Агентстве прессы Словацкой Республики, а также в пяти газетах по своему собственному выбору, в Словакии или за границей, следующее заявление, которое должно быть опубликовано за счет [заявителя]:
1) «Сообщение [заявителя] для государственной информационной службы, опубликованное в ежедневных газетах 30 июля 1992 года, в котором говорится: «В этом году г-н Слободник стал министром культуры и образования, и сразу его фашистское прошлое стало известно общественности <…> Неужели г-н Слободник считает, что Словакия составляет какое-то особенное исключение и что она является единственной страной, имеющей право пересматривать основные принципы Нюрнбергского процесса, которые являются обязательными для послевоенного развития всех других европейских государств? <…>»
2) Стихотворение под названием «Спокойной ночи, моя любимая», которое стало причиной подачи иска, в части «В Братиславе снова правит прокурор. А правление одной партии выше закона. Член СС и член СТБ снова обнялись друг с другом…» представляет собой грязную клевету и унижение гражданского достоинства, а также является неоправданным вмешательством в личную жизнь истца Душана Слободника <…>
4) [Заявитель] обязан оплатить истцу убытки за моральный ущерб в сумме 200 000 словацких крон <…>».

23. Заявителю было также выдано предписание оплатить судебные издержки и расходы другой стороны.

24. Верховный суд отметил, что истец описал соответствующие события в своей книге «Репортаж с Полярного круга» до того, как возник спор по поводу его прошлого, и что во время производства по делу не было установлено никаких других фактов, которые касались бы данного дела.

25. По мнению апелляционного суда, термин «фашистское прошлое» эквивалентен утверждению, что лицо было фашистом в прошлом. Суд считал, что заявитель сам предоставил ограничительное толкование этого термина в отношении истца, а именно — толкование в соответствии с основными принципами Нюрнбергского процесса. Данные принципы следуют из многостороннего соглашения от 8 августа 1945 года, которое также содержало Устав Международного военного трибунала и которое стало частью законодательства Чехословакии со 2 октября 1947 года. Верховный суд оставил в силе обязательность принципа личной ответственности, закрепленного в данном соглашении.

26. Верховный суд далее изучал все имеющиеся документы и свидетельства в отношении Словакии, которые использовались во время Нюрнбергского процесса. В этих документах он не нашел ссылки на организацию «Молодежь Глинки» в связи с фашистскими организациями. Он установил, что распространение или осуществление фашистских теорий не было свойственно уставным правилам и положениям, которыми руководствовалась «Молодежь Глинки». Если некоторые лица и злоупотребляли христианскими принципами, на которых эта организация была построена, они действовали вопреки ее действующим правилам. Такие лица и, в зависимости от обстоятельств, также лица, которые позволяли, чтобы их использовали в преступных целях, должны нести личную ответственность. Однако дело истца было совсем иным. Верховный суд согласился с доводом последнего, что он узнал о характере курсов в Секуле лишь после того, как начал их посещать.

27. Апелляционный суд признал, что к делу не имеет отношения ссылка в суде первой инстанции на президентский указ № 5/1945 от 19 мая 1945 года, поскольку данный указ касался лишь имущественных отношений (этим указом в управление государства передавалось имущество лиц, которых государство считало неблагонадежными).

28. Верховный суд напомнил, что в соответствующее время уголовная и моральная ответственность регулировалась Приказом № 33 о наказании фашистских преступников, оккупантов, предателей и коллаборационистов и о создании народного судейского корпуса, принятым Словацким Национальным советом 15 мая 1945 года, а также Президентским указом № 16/1945 от 19 июня 1945 года о наказании нацистских преступников, предателей и их пособников и о создании чрезвычайных народных судов. Данные нормы частично основывались на принципе коллективной ответственности, однако в вышеупомянутых документах не упоминалась «Молодежь Глинки».

29. Что касается стихотворения заявителя, Верховный суд отметил, что оно датировано 17 июля 1992 года, то есть тем самым днем, когда был провозглашен суверенитет Словацкой Республики с балкона дома Словацкого Национального совета, где присутствовал также Д. Слободник. Вскоре после того заявитель написал свое сообщение относительно прошлого г-на Слободника, и два журналиста истолковали это стихотворение как описание событий во время провозглашения суверенитета Словакии. Они утверждали, что под «членом СС» заявитель имел в виду г-на Слободника. Поэтому суд пришел к выводу, что заявитель нарушил личные права истца этим стихотворением так же, как и сообщением от 29 июля 1992 года.

30. С требованием заявителя относительно того, что бремя доказательства по делу следует возложить на истца или по крайней мере поделить его между сторонами, суд не согласился, поскольку это требование не имеет оснований во внутреннем праве и судебной практике. Верховный суд пришел к выводу, что заявителем не было доказано, что г-н Слободник был фашистом в прошлом, а также что последний вступил в «Молодежь Глинки» потому, что хотел принимать участие в занятиях спортом, а не потому, что сочувствовал фашистским идеям. Относительно курсов в Секуле суд признал, что г-н Слободник не окончил их и что к делу не относится, был ли он исключен или оставил курсы по собственной инициативе. Единственный факт, относящийся к делу, это то, что прошлое истца не может считаться фашистским с этой точки зрения.

С. Производство по апелляции заявителя относительно права

31. Заявитель подал апелляцию относительно права, утверждая, среди прочего, что нарушены его права, предусмотренные статьей 10 Конвенции. Он считал, что Верховный суд должен был сделать вывод из соответствующих положений Президентского указа № 5/1945, что «Молодежь Глинки» имела характер фашистской организации и что согласно соответствующим положениям Приказов Словацкого Национального совета № 1/1944 и № 4/1944 участие в какой-либо деятельности организации «Молодежь Глинки» должно было считаться участием в противоправной фашистской организации. Далее он жаловался, что Верховным судом не было установлено с достаточной достоверностью, действительно ли истец был освобожден от занятий на курсах в Секуле и взял ли он на себя обязательство осуществлять террористическую деятельность или нет.

32. 25 мая 1995 года другая палата Верховного суда, заседавшая как суд кассационной инстанции, подтвердила ту часть решения апелляционного суда, согласно которой истцу предоставлялось право договориться о публикации текста, изложенного в решении от 23 марта 1994 года относительно сообщения заявителя от 29 июля 1992 года. В отношении другой части решения кассационный суд отменил решение как первой, так и второй инстанции и вернул дело в Братиславский городской суд.

33. Кассационный суд не разделял мнение заявителя относительно того, что следует требовать от истца доказать, что утверждения заявителя являются ложными. Далее он постановил, что какое-либо лицо может считаться имеющим фашистское прошлое, если оно активно пропагандировало или применяло фашизм на практике. Простое членство в организации и учеба на курсах диверсантов, за которыми не последовали определенные практические действия, не могут характеризоваться как фашистское прошлое.

34. Поскольку заявитель не смог доказать, что истец имеет фашистское прошлое в вышеуказанном понимании, суд признал, что его информация неправомерно нарушила личные права истца. В своем решении кассационный суд признал, что по словацким законам «Молодежь Глинки» характеризуется как фашистская организация. Однако суд напомнил, что соответствующие правовые нормы, включая те, на которые ссылался заявитель, применяются к физическим лицам только в тех случаях, когда они подтверждаются конкретными действиями. Применение этих норм ко всем членам таких организаций без учета их фактических поступков привело бы к признанию их коллективной вины. Суд напомнил, что в «Молодежь Глинки» принимались дети с шести лет.

35. Кассационный суд считал, что с аргументом заявителя относительно того, что его информация является оценочным суждением, можно было бы согласиться только при условии, если бы заявитель четко сослался в этой информации на конкретные факты, на которых основывается такое возможно оценочное суждение. Суд заявил, среди прочего:

«Указание на то, что истец имел фашистское прошлое, является не оценочным суждением, основанным на анализе фактов, а утверждением (заявлением), сделанным без какого-либо одновременного подтверждения фактическими обстоятельствами, из которых лицо, выносящее решение, могло бы сделать вывод. Оно могло бы являться оценочным суждением, если бы это сообщение заявителя сопровождалось ссылкой на участие истца в «Молодежи Глинки» и на его обучение на спецкурсах, то есть на деятельность, которую лицо, выносящее решение, будет считать являющейся фашистским прошлым. Только такое сообщение, основанное на подробных фактах, использованных лицом, выносящим суждение, будет оценочным суждением, чья достоверность не будет требовать доказательства. Только такое толкование будет гарантировать равновесие между свободой выражения взглядов и правом на защиту репутации личности в понимании статьи 10 Конвенции».

36. Далее суд признал ограничение свободы заявителя в отношении выражения взглядов совместимым с требованиями пункта 2 статьи 10 Конвенции, поскольку оно было необходимым для защиты репутации истца согласно Разделу 11 и последующим разделам Гражданского кодекса.

37. В отношении стихотворения кассационный суд отменил решение суда как первой, так и второй инстанции за недостаточностью доказательств и постановил, что в дальнейшем производстве истец должен доказать, что заявитель имел в виду именно его в своем стихотворении. Суд также отменил решение апелляционного суда в отношении нематериального возмещения и оплаты судебных издержек и расходов за производство в суде, поскольку их присуждение зависело от оценки ограничений, обжалуемых истцом.

D. Дальнейшее производство

38. 15 апреля 1996 года Братиславский городской суд принял новое решение относительно другой части этого дела. Он прекратил производство в отношении стихотворения на основании того, что истец отозвал эту часть иска.

39. Далее городской суд отклонил требование в отношении нематериального ущерба, поскольку не признал установленным, что сообщение заявителя в значительной степени унизило достоинство истца и его статус в обществе в значении Раздела 13 (2) Гражданского кодекса. По мнению суда, истец не смог доказать, что значительный интерес к его личности возник в результате сообщения заявителя и что это не произошло вследствие опубликованных ранее, нежели сообщение заявителя, газетных статей и книги истца.

40. После рассмотрения вопроса, насколько успешным было производство для сторон, городской суд назначил истцу уплатить 56 780 словацких крон заявителю в качестве возмещения соответствующей части издержек последнего. Далее заявителю и истцу было назначено уплатить соответственно 875 и 2625 словацких крон в качестве компенсации за издержки, оплаченные вперед судом.

41. 25 ноября 1998 года Верховный суд утвердил решение Братиславского городского суда: прекратить производство в отношении стихотворения и отклонить исковое требование истца в отношении нематериального ущерба. Верховный суд постановил, что ни одна из сторон не имеет права на возмещение расходов. Далее суд приказал каждой стороне уплатить половину судебных издержек, уплаченных государством заранее, а именно по 1750 словацких крон. Г-н Слободник подал апелляцию в отношении права. Производство продолжается.

II. Соответствующее национальное право и практика

А. Президентский декрет № 5/1945

42. Вышеуказанный декрет был издан Президентом Бенешем (Benes) 19 мая 1945 года. Он касался, среди прочего, введения национального управления имуществом «немцев, венгров, предателей и коллаборационистов (сотрудничавших с врагом) и определенных организаций и институций».

43. Раздел 4 (b) относит к категории недостойных доверия государства:

«лиц, которые осуществляли деятельность, направленную против суверенитета государства, независимости, целостности, демократическо-республиканской формы государства либо безопасности или защиты Чехословацкой Республики, которые подстрекали других лиц принимать участие в такой деятельности и сознательно поддерживали немецких и венгерских оккупантов в какой-либо форме. Лица, подпадающие под данную категорию, включают, например, <…> ведущих представителей <…> «Молодежи Глинки» <…> и других аналогичных фашистских организаций».

44. Раздел 5 относит к категории недостойных доверия государства тех юридических лиц, правление которых сознательно способствовало ведению войны Германией и Венгрией или служило фашистским или нацистским целям.

В. Гражданский кодекс и соответствующая практика

45. Право на защиту достоинства, чести, репутации и доброго имени лица гарантируется статьей 11 и последующими статьями Гражданского кодекса.

46. Согласно статье 11 каждый имеет право на личную неприкосновенность, в частности на защиту своей жизни и здоровья, гражданского и человеческого достоинства, частной жизни, имени и самобытности.

47. Согласно статье 13 (1) каждый имеет право требовать, чтобы неоправданное посягательство на его личные права было прекращено, а последствия такого посягательства устранены, а также получить соответствующее удовлетворение.

48. Статья 13 (2) предусматривает, что в случаях, когда удовлетворение, полученное согласно статье 13 (1), является недостаточным, в частности потому, что достоинство лица и его статус в обществе значительно ущемлены, потерпевшее лицо имеет право на компенсацию причиненного ей морального вреда.

49. Согласно сложившейся практике, истец в производстве относительно диффамации должен доказать, что утверждения ответчика были объективно способны повлиять на его (истца) права, предусмотренные статьей 11 Гражданского кодекса. Если это требование удовлетворяется, ответчик обязан представить доказательства в подтверждение достоверности своего (ответчика) утверждений, если он желает, чтобы защита была успешной.

ВОПРОСЫ ПРАВА

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

50. Заявитель жаловался, что его право на свободу выражения взглядов было нарушено тем, что суды удовлетворили иск г-на Слободника относительно сообщения, опубликованного 30 июля 1992 года. Он утверждал, что была нарушена статья 10 Конвенции, которая предусматривает:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.»

А. Наличие вмешательства

51. Суд признает, что очевидно и несомненно имело место явное вмешательство в право заявителя на свободу выражения взглядов, состоявшее в том, что соответствующим судебным постановлением сообщение заявителя было объявлено клеветническим и ему было предписано опубликовать этот вывод в пяти газетах по выбору истца.

В. Оправдание вмешательства

52. Данное вмешательство противоречило бы статье 10 Конвенции, если бы оно не было «предусмотрено законом», не преследовало одну или более законных целей, на которые имеется ссылка в пункте 2 статьи 10, не было «необходимым в демократическом обществе» для достижения такой цели или целей. Суд рассмотрит каждый из этих критериев поочередно.

1). «Предусмотрено законом»

53. Заявитель доказывал, что правовая подоплека для его свободы выражения взглядов не является достаточно предугадываемой, как того требует прецедентное право Суда. В частности, он утверждал, что словацкое право, как оно толкуется и применяется национальными судами, не определяет надлежащим образом, что такое диффамация, не дает различий между оценочными суждениями и фактами, а также между государственными официальными лицами и частными лицами. Такая предугадываемость данного ограничения может также ставиться под сомнение, потому что заявитель вполне оправданно считал, что национальные суды будут действовать, придерживаясь прецедентного права Конвенции относительно понятий справедливого комментирования и бремени доказательства в аналогичных делах.

54. Правительство не соглашалось и доказывало, что вмешательство было предусмотрено законом, в частности статьей 11 и последующими статьями Гражданского кодекса.

55. В отношении аргумента заявителя, что национальные суды не действовали придерживаясь прецедентного права Конвенции, Суд признал, что данный вопрос надлежит рассмотреть ниже, при решении, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе».

56. В отношении того, что заявитель утверждает, что соответствующее право не было в достаточной степени предугадываемым, Суд напоминает, что одним из требований, которое следует из выражения «предусмотренное законом», является предугадываемость меры, о которой идет речь. Ни одна норма не может считаться «законом», если она не сформулирована с точностью, достаточной для того, чтобы предоставить возможность гражданину регулировать свое поведение: он должен быть способен — если необходимо, после соответствующей консультации, — предусмотреть, в той мере, насколько это является разумным при данных обстоятельствах, последствия, которые могут повлечь его действия. Эти последствия не должны быть предугадываемыми с абсолютной достоверностью: опыт показывает, что этого невозможно достичь. В то время как определенность в праве является весьма желательной, она может повлечь чрезмерную жесткость, а право должно идти в ногу с изменяющимися обстоятельствами. В соответствии с этим большинство законов с необходимостью составляются в терминах, которые в большей или меньшей степени являются неточными, а их толкование и применение являются вопросами практики (см., например, постановление по делу «Реквеный против Венгрии» (Rekvenyi v. Hungary) [GC], № 25390/94, п. 34, ECHR 1999-III).

57. Обжалуемое вмешательство имело правовое обоснование, а именно статьи 11 и 13 (1) Гражданского кодекса. Согласно последнему положению любое физическое лицо имеет право требовать, чтобы неоправданное посягательство на ее личнные права было прекращено и устранены последствия такого посягательства, а также получить соответствующую компенсацию. Рассмотрение любой конкретной жалобы в отношении предполагаемого посягательства и решение вопроса о соответствующей састисфакции находятся в пределах дискреционных полномочий национальных судов. Согласно сложившейся практике истец в производстве о диффамации должен доказать, что утверждения ответчика были объективно способны повлиять на его (истца) права, предусмотренные статьей 11 Гражданского кодекса, а поэтому от ответчика требуется представить доказательства, которые могут доказать достоверность его (ответчика) утверждений, если защита хочет добиться успеха. Суд убежден, что применение данных правовых положений и практики к делу заявителя не перешло границ того, что могло быть разумно предусмотренным в этих обстоятельствах. Следовательно, это вмешательство было предусмотрено законом в понимании пункта 2 статьи 10 Конвенции.

2). Законная цель

58. Суд признает, и это не оспаривалось сторонами, что основания, на которые опирались словацкие суды, отвечали целям защиты личных прав истца, который считал, что на него негативно повлияло сообщение заявителя. Таким образом, вмешательство преследовало законную для целей пункта 2 статьи 10 цель, а именно «защиту репутации и прав других».

3). «Необходимое в демократическом обществе»

а) Аргументы в Суде

i) заявитель

59. Заявитель доказывал, что вмешательство не было «необходимым в демократическом обществе», поскольку национальные суды не придерживались принципа пропорциональности между ограничением свободы выражения взглядов и целью, закрепленной в пункте 2 статьи 10 Конвенции. В частности, он был наказан за критику члена Правительства, в отношении которого границы приемлемой критики должны быть шире, чем в отношении какого-либо частного лица. Далее он доказывал, что свободная политическая дискуссия является ключевой концепцией демократического общества, что дискуссия по поводу политических проблем заслуживает большей защиты, нежели неполитическая дискуссия, и что, соответственно, государство имеет очень узкие рамки для ограничения выражения взглядов.

60. Заявитель утверждал, со ссылкой на практику Суда, что свобода выражения взглядов применяется также к информации или идеям, которые оскорбляют, шокируют или волнуют, и что журналистская свобода также распространяется на возможное применение определенной меры преувеличения или даже подстрекательства.

61. Его сообщение о прошлом г-на Слободника было оценочным суждением, которое он сформулировал после того, как узнал из средств массовой информации и книги, написанной г-ном Слободником, о том, что последний был членом организации «Молодежь Глинки» и обучался на курсах диверсантов в Секуле. Заявитель считал необходимым высказать свое суждение общественности, которая имеет право быть проинформированной о прошлом государственного деятеля. Он не действовал недобросовестно, строя свое сообщение на основе уже известных фактов, в изложении которых, на его взгляд, оправданно использовался термин «фашистское прошлое».

62. По мнению заявителя, вывод Верховного суда о том, что его сообщение могло бы рассматриваться как оценочное суждение только в том случае, если бы он одновременно ссылался на факты, на которых оно основывалось, был слишком ограничительным и ошибочным. Он доказывал, что бремя доказывания, которое возлагалось на него в соответствии с национальным правом, нарушало его свободу выражения взглядов. По этому поводу он, в частности, доказывал, что i) Верховный суд лишил его возможности доказать правдивость его утверждений, исказив определение, что именно составляет фашистское прошлое, и, более того, незаконно лишил его принятого «коэффициента ошибки» при публикации сообщений о члене Правительства, которые не были лишены оснований или добросовестности, и что ii) от него требовалось доказательство достоверности его оценки, хотя оценочные выводы не подлежат доказыванию.

63. Наконец, заявитель подчеркивал, что его сообщение было опубликовано в контексте свободной политической дискуссии и связано с проблемой, которая составляла общественный интерес, а именно: с оценкой прошлого одного из политиков. Это сообщение преследовало законную цель, а именно, что если на личность, о которой идет речь, падала хотя бы тень подозрения, то она не должна была занимать какую-либо государственную должность. Оно также касалось, в более широком контексте, оценки соответствующей части истории Словакии в период Второй мировой войны, что все еще является актуальным в Словакии. Заявитель пришел к выводу, что было нарушено его право на свободу выражения взглядов.

ii) Правительство

64. Правительство доказывало, что вмешательство является пропорциональным законной цели и что основания, на которые ссылались национальные суды, являются достаточными и уместными. По его мнению, заклеймить политика как лицо с фашистским прошлым означает серьезно повлиять на репутацию этого лица.

65. Правительство утверждало, что заявитель опубликовал свое сообщение вскоре после парламентских выборов 1992 года, после того, как г-н Слободник стал министром культуры и образования. По утверждению Правительства, заявитель знал все факты о прошлом г-на Слободника задолго до выборов из книги последнего. Кроме своего сообщения о якобы фашистском прошлом г-на Слободника, заявитель не указал других фактов, которые относились к делу, таких как, например, то, что в 1945 году г-ну Слободнику было 17 лет, о причинах его обучения на курсах в немецкой спецшколы, о его освобождении от этих курсов, его дальнейшем осуждении и отбывании наказания в советском лагере на протяжении 8 лет и, наконец, о решении Верховного суда СССР 1960 года, которым судимость с г-на Слободника была снята на основании того, что он не совершил преступления. Более того, сравнение поведения и фашистского прошлого г-на Слободника не основывалось на точных или достоверных фактах и не отвечало добросовестной оценке соответствующих фактов.

66. Правительство напомнило, что национальные суды не требовали от заявителя опубликовать опровержение, что и предоставило истцу возможность опубликовать в пяти газетах сообщение о клеветническом характере утверждений заявителя за счет последнего, который, таким образом, был обязан оплатить проявление истцом своего права.

67. Наконец Правительство отметило, что данное дело привлекло внимание широкой общественности в Словакии, и подчеркнуло, что постановление Суда по существу этого заявления имеет преюдиционное значение для словацких судов при решении аналогичных дел.

iii) г-н Д. Слободник

68. В своих комментариях, представленных согласно пункту 2 статьи 34 Конвенции и пункту 3 правила 61 Регламента Суда, г-н Д. Слободник указал, что он написал книгу «Репортаж с Полярного Круга» в 1989-1990 годах, то есть когда он был ученым-литературоведом, и что она была опубликована в 1991 году. Книга содержала детальное описание соответствующих событий, имеющих отношение к делу, которые, по мнению г-на Слободника, заявитель не учел, когда публиковал свое сообщение. В этом контексте г-н Слободник доказывал, в частности, что i) он вступил в «Молодежь Глинки» после того, как в мае 1944 году победил на региональном чемпионате по настольному теннису, поскольку членство в этой организации было условием для участия в последующих соревнованиях, и ii) в 1944 году, после того как было подавлено Словацкое национальное восстание и объявлено военное положение, он и его мать помогали четырем иностранным партизанам бежать из немецкого госпиталя.

69. Что касается курсов в Секуле, то г-н Слободник, опасаясь репрессий, должен был подчиниться вызову, полученному из штаба «Молодежи Глинки». Далее он пояснил, что узнал о настоящей цели данных курсов лишь после прибытия в Секуле, что он посещал их только десять или двенадцать дней и что он был освобожден от занятий, когда высказал свое негативное отношение к курсам. В дальнейшем он пообещал представителям штаба «Молодежи Глинки» предоставлять им информацию относительно Советской армии, поскольку хотел вернуться домой. Однако он не вел никакой шпионской деятельности. Г-н Слободник утверждал, что эти факты подтверждаются соответствующими документами, хранящимися в архивах, и что суды первой и второй инстанции должны были это установить.

70. По мнению г-на Слободника, заявитель исказил соответствующие факты, касающиеся дела, и опубликовал сообщение о его прошлом потому, что у них были разные политические убеждения в контексте парламентских выборов 1992 года. Г-н Слободник утверждал, что хотя в 1991 году заявитель публично ссылался на его книгу как «написанную добрым, всепрощающим пером христианина», через год она стала для него доказательством фашистского прошлого г-на Слободника. Таким образом, заявитель опубликовал свое сообщение недобросовестно.

71. Наконец г-н Слободник утверждал, что, связывая его прошлое и Нюрнбергский процесс, заявитель грубо нарушил его право на тайну частной жизни. Более того, заявитель критиковал его прошлое, а не его действия как члена Правительства. Г-н Слободник пришел к выводу, что вмешательство в право заявителя на свободу было оправданным.

b) Оценка обстоятельств дела Судом

i) Принципы, имеющие значение для дела

72. В соответствии с практикой Суда свобода выражения взглядов является одним из основных устоев демократического общества и одной из главных предпосылок его прогресса и самореализации каждого лица. Согласно пункту 2 статьи 10 она применяется не только к «информации» или «идеям», которые одобрительно воспринимаются либо считаются необидными или воспринимаются равнодушно, а также к тем, которые оскорбляют, шокируют или волнуют. Статья 10 защищает не только суть высказанных идей и информации, но также и форму, в которой они передаются. Эта свобода подлежит исключениям, изложенным в пункте 2 статьи 10, которые, однако, должны четко толковаться (см. постановление по делу «Нильсен и Йонсен против Норвегии» (Nilsen and Johnsen v. Norway) [GC], № 23118/93, п. 42, ECHR 1999-VIII, и «Легиде и Изорни против Франции» (Lehideux and Isorni v. France), 23 сентября 1998 года, Reports 1998-VII, п. 52, с. 2886).

73. Испытание на «необходимость в демократическом обществе» требует от Суда определить, отвечало ли обжалованное «вмешательство» «насущной социальной необходимости», было ли оно пропорционально преследуемой законной цели, и являются ли основания, представленные национальными органами власти для его оправдания, важными и достаточными. При оценке того, существует ли такая «необходимость» и какие меры следует принять, чтобы ее удовлетворить, национальные власти имеют определенный диапазон оценивания. Однако эти полномочия в отношении оценивания не являются неограниченными, а сопровождаются европейским надзором со стороны Суда, задача которого — вынести окончательное определение в отношении того, является ли ограничение совместимым со свободой выражения взглядов, которая защищается статьей 10. Задача Суда при осуществлении своих надзорных функций состоит в том, чтобы не подменять национальные органы, а скорее просмотреть в свете статьи 10, в контексте дела в целом постановления, которые они вынесли в соответствии со своими полномочиями относительно оценивания. Действуя таким образом, Суд должен был убедиться, что национальные органы власти применяли стандарты, отвечающие принципам, воплощенным в статье 10, и более того — что они основывали свое решение на приемлемой оценке фактов, относившихся к делу (см. постановление по делу «Фогт против Германии» (Vogt v. Germany), 26 сентября 1995 года, серия А, № 323, с. 25-26, «Ерусалем против Австрии» (Jerusalem v. Austria), № 26958/95, 27 февраля 2001 года, п. 33, не включено в сборник постановлений, с последующими ссылками).

74. Далее Суд напоминает, что согласно пункту 2 статьи 10 Конвенции возможность ограничения политических речей или дебатов по вопросам, составляющим всеобщий интерес, невелика (см. постановление по делу «Сюрек против Турции» (Surek v. Turkey) (№ 1) [GC], № 26682/95, п. 61, должно быть опубликовано в официальном сборнике Суда). Более того, границы приемлемой критики являются более широкими в отношении политика, нежели в отношении частного лица. В отличие от последнего, первый неминуемо и осознанно открывает свои слова и поступки внимательным взглядам журналистов и широкой общественности и поэтому должен проявлять большую степень толерантности (см. постановление от 8 июня 1986 года по делу «Лингенс против Австрии» (Lingens v. Austria), серия А, № 103, с. 26, п. 42, или постановление от 9 июня 1998 года по делу «Инкал против Турции» (Incal v. Turkey), Reports 1998-IV, с. 1567, п. 54).

75. В своей практике Суд различает фактические сообщения и оценочные суждения. В то время как реальность фактов можно продемонстрировать, достоверность оценочных суждений невозможно доказать. Требование относительно доказательства истинности оценочного суждения невозможно соблюсти, такое требование нарушает свободу выражения взглядов, которая является основной частью права, гарантированного статьей 10 (см. постановление по делу «Лингенс против Австрии»), цитированное выше, с. 28, п. 46; и «Обершлик против Австрии» (Oberschlick v. Austria), 23 мая 1991 года, серия А, № 204, с. 27, п. 63).

76. Если сообщение является равнозначным оценочному суждению, пропорциональность вмешательства может зависеть от того, существует ли достаточная фактическая основа для оспариваемого заявления, поскольку даже оценочное суждение без какой-либо фактической основы в его поддержку может быть чрезмерным (постановление от 24 февраля 1997 года по делу «Де Гаес и Гейзелс против Бельгии» (De Haes and Gijsels v. Belgium), Reports 1997-I, с, 236, п. 47 , «Ерусалем против Австрии» (Jerusalem v. Austria), цитированное выше, п. 43).

ii) Применение вышеуказанных принципов к данному делу

77. В данном деле Суд призван рассмотреть жалобу заявителя на то, что решение суда кассационной инстанции, обязывавшее его оплатить публикацию текста, в котором его сообщение объявлялось клеветническим, в нарушение статьи 10 Конвенции ограничивало его свободу выражения взглядов. При осуществлении своей надзорной функции Суд должен, в свете данного дела в целом, сначала рассмотреть, имело ли место обжалуемое вмешательство в право заявителя на свободу выражения взглядов, в том числе рассмотреть содержание сообщения, о котором идет речь, контекст? в котором оно было сделано, и конкретные обстоятельства дела в отношении всех причастных к нему.

78. Как вопрос общего принципа, «необходимость» любого ограничения свободы выражения взглядов должна быть убедительно установлена. Конечно, прежде всего национальные органы власти должны оценивать, существует ли «насущная социальная необходимость» ограничения. В делах, касающихся прессы, национальная возможность отклонения от исполнения требований Конвенции очерчивается интересами демократического общества в обеспечении и поддержании свободной прессы. Аналогично данные интересы будут иметь основной вес при выяснении, было ли данное ограничение пропорциональным преследуемоей законной цели, в соответствии с пунктом 2 статьи 10 (см. постановление по делу «Тома против Люксембурга (Thoma v. Luxembourg), № 38432/97, от 29 марта 2001 года, п. 48).

79. Сообщение заявителя было опубликовано в следующем контексте: вскоре после парламентских выборов 1992 года, назначения нового Правительства (г-н Слободник стал в нем министром культуры и образования), после провозглашения декларации о суверенитете Словакии.

80. В своем сообщении заявитель высказывал серьезную обеспокоенность по поводу соблюдения демократического характера словацкого освободительного процесса. Заявитель был особенно встревожен по поводу политических лидеров Словакии. Он критиковал г-на Слободника за его фашистское прошлое, которое он считал несовместимым с личными качествами члена Правительства. Заявитель призывал к отставке г-на Слободника, считая, что иначе Словакия может оказаться в изоляции из-за сомнений, которые могут возникнуть в отношении правдивости и искренности демократических деклараций Правительства.

81. Суд отмечает, что сообщение заявителя было сделано и опубликовано в порядке политической дискуссии по вопросам истории Словакии, которые волновали широкую общественность и могли иметь последствия для ее будущего демократического развития. Более того, хотя в самом сообщении не было ссылок на источники, оно основывалось на фактах, обнародованных самим г-ном Слободником и прессой до публикации сообщения заявителем.

82. Что касается оснований, на которые ссылался кассационный суд, оправдывая вмешательство в права заявителя, Суд отмечает, что он признал, что словацкое право характеризует «Молодежь Глинки» как фашистскую организацию. Однако данный суд [кассационный] признал, что с аргументом заявителя, будто его сообщение является оценочным суждением, можно было бы согласиться, если бы данное сообщение сопровождалось ссылкой на те факты, на основании которых заявитель построил свое заключение, а именно в отношении членства г-на Слободника в организации «Молодежь Глинки» и его обучения на курсах в Секуле. Кассационный суд постановил, что в таком случае суждение, высказанное заявителем, не требовало бы доказывания. Таким образом, высшая судебная инстанция при разрешении соответствующей части дела по существу фактически признала, что сообщение заявителя и высказанные в нем взгляды не являются лишенными фактической основы. Однако кассационный суд также постановил, что термин «фашистское прошлое» означает, что некое лицо активно пропагандировало или исповедовало фашистские идеи. Поскольку заявитель не доказал, что г-н Слободник имеет фашистское прошлое в таком смысле, его сообщение неоправданно нарушило личные права г-на Слободника.

83. Суд подчеркивает, что содействие свободной политической дискуссии является важнейшей чертой демократического общества. Он уделяет больше внимания свободе выражения взглядов в контексте политической дискуссии и считает, что для оправдания ограничений политических высказываний необходимы очень серьезные основания. Если допускать широкие ограничения политических высказываний, в отдельных случаях это безусловно будет влиять на уважение к свободе выражения взглядов вообще в данном государстве.

84. Сообщение заявителя было очевидно опубликовано именно в контексте политической дискуссии, важной для развития Словакии. Оно содержало резкие слова, но не было лишено фактической основы. Нет оснований допускать, что оно было сделано иначе, чем добросовестно, преследуя законную цель защиты демократического развития вновь созданного государства, гражданином которого был заявитель.

85. Суд признает, что сообщение заявителя было оценочным суждением, достоверность которого не подлежит доказыванию. Оно было сделано в контексте свободной дискуссии по вопросу, представляющему всеобщий интерес, а именно по вопросу политического развития Словакии в свете его исторических предпосылок. Это сообщение касалось государственного деятеля, министра Правительства, в отношении которого границы приемлемой критики являются более широкими, чем для частного лица.

86. Что касается оснований, на которые ссылался кассационный суд, Суд принципиально не может согласиться с его утверждением, что оценочное суждение может считаться таковым лишь в случаях, когда оно сопровождается фактами, на которых это суждение было основано (см. пункт 35 выше). Необходимость связи между оценочным суждением и поддерживающими его фактами может изменяться от дела к делу в зависимости от конкретных обстоятельств. В данном деле Суд убежден в том, что оценочное суждение, высказанное заявителем, основывалось на информации, уже известной широкой общественности — и потому, что политическая биография г-на Слободника была известна, и потому, что информация о его прошлом была представлена им самим в его книге и публикациях в прессе, предшествовавших сообщению заявителя. Суд не может также согласиться с ограничительным определением термина «фашистское прошлое». Данный термин является широким и может вызвать в воображении тех, кто его прочитает, различное понимание его смысла и значения. Одним из них может быть такое понимание, что лицо принимало участие в фашистской организации как ее член, даже если это участие не было связано с конкретной деятельностью по распространению фашистских идей.

87. Кассационный суд не представил убедительных оснований для насущной социальной необходимости поставить защиту личных прав общественного деятеля выше права заявителя на свободу выражения взглядов и общих интересов в содействии этой свободе, когда речь идет о проблемах, имеющих общественный вес. В частности, из решений национальных судов не следует, что сообщение заявителя повлияло на политическую карьеру г-на Слободника либо на его профессиональную или личную жизнь.

88. Наконец, Суд признает, что основания, приведенные кассационным судом, не могут считаться достаточным и надлежащим оправданием вмешательства в права заявителя на свободу выражения взглядов. Таким образом, национальные органы власти не уравновесили надлежащим образом соответствующие интересы сторон.

89. Соответственно, обжалуемое вмешательство не было «необходимым в демократическом обществе» в понимании пункта 2 статьи 10 Конвенции.

90. Таким образом, была нарушена статья 10 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 9 Конвенции

91. Далее заявитель жаловался, что было допущено нарушение его права на свободу мысли, которое состояло в том, что ему было приказано оплатить публикацию текста, в котором его сообщение объявлялось клеветническим. Он утверждал, что была нарушена статья 9 Конвенции, которая предусматривает:

«1. Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов.
2. Свобода исповедовать свою религию или убеждения подлежит лишь тем ограничениям, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц.».

92. Суд считает, что оспариваемая мера является вмешательством в осуществление заявителем его права на свободу выражения взглядов, рассмотренного выше в соответствии со статьей 10 Конвенции, и что относительно статьи 9 в этом отношении не возникает отдельного вопроса.

III. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции

93. Заявитель жаловался, что он был подвергнут дискриминации из-за своих политических взглядов и что национальные суды безосновательно возложили на него бремя доказывания, что они исказили определение термина «фашист» и что ему пришлось оплатить стоимость публикации текста, в котором его сообщение объявлялось клеветническим. Он настаивал, что была нарушена статья 14 Конвенции, которая предусматривает:

«Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам.».

94. Правительство настаивало на том, что жалоба заявителя о дискриминации является немотивированной.

95 Суд рассмотрел данную жалобу в совокупности со статьями 9 и 10 Конвенции, но не выявил того, что обжалуемые меры, которые были применены к заявителю, могут объясняться отличием в отношении к заявителю, которое бы основывалось на его политических взглядах или каких-либо иных соответствующих основаниях.

96. Соответственно, Суд сделал вывод об отсутствии факта нарушения статьи 14 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

97. Статья 41 Конвенции предусматривает:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

А. Возмещение

98. Заявитель требовал 1 000 000 словацких крон в качестве компенсации за материальный и нематериальный ущерб. Он пояснил, что во время правления Правительства, членом которого был г-н Слободник, его уволили из театра, где он в то время работал, и что он не мог публиковать свои книги, так как издатели, агенты по продаже и книготорговцы не хотели иметь с ним дело вследствие негативного отношения к нему со стороны должностных лиц. Далее заявитель доказывал, что утрата заработка, осуществляемое на него давление и угрозы ему лично вынудили его переехать в Чешскую Республику и что он понес значительные убытки, связанные с этим переездом.

99. Правительство ответило, что отсутствует причинная связь между заявленными нарушениями Конвенции и возмещением, которого требует заявитель.

100. Суд признал, что отсутствуют достаточные доказательства причинной связи между нарушением статьи 10, которое он выявил, и материальными убытками, которые якобы понес заявитель. Таким образом, данное требование должно быть отклонено.

101. В отношении требования заявителя о компенсации нематериального ущерба Суд считает, что заявитель понес ущерб вследствие нарушения статьи 10, из-за неудобств, причиненных производством по делу и решениями, о которых идет речь. Принимая во внимание соответствующие обстоятельства, он присуждает заявителю 65 000 словацких крон по данной статье.

B. Судебные издержки и расходы

102. Заявитель требовал 701 750 словацких крон в качестве компенсации судебных издержек и расходов. Данная сумма включала 250 000 словацких крон в качестве компенсации судебных издержек и расходов, понесенных заявителем в контексте производства в органах Конвенции.

103. Правительство оспаривало эти требования, утверждая, что сумма, требуемая заявителем, является чрезмерно завышенной и что заявитель не представил ни одного соответствующего документа в поддержку своих требований.

104. Суд напоминает, что для того, чтобы судебные издержки и расходы были включены в сумму компенсации согласно статье 41, должно быть доказано, что они были действительно понесены и необходимы, а также количественно целесообразны (см., среди прочих ссылок, «Ециус против Литвы» (Jecius v. Lithuania), № 34578/97, п. 112, ECHR 2000). Суд не убежден в том, что эти условия были соблюдены в отношении требований заявителя. Поскольку заявитель явно понес издержки и расходы как на национальном уровне, так и в производстве перед органами Конвенции, Суд, оценив их на справедливой основе, присуждает заявителю общую сумму 500 000 словацких крон.

С. Проценты в случае несвоевременной оплаты

Согласно имеющейся у Суда информации, установленный законом процент, применяемый в Словакии на день принятия настоящего постановления, составляет 17,6% годовых.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД

1). Постановляет, пятью голосами против двух, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

2). Постановляет единогласно, что не возникает отдельного вопроса согласно статье 9 Конвенции.

3). Постановляет единогласно, что не было нарушения статьи 14 Конвенции.

4). Постановляет, пятью голосами против двух,
а) что государство-ответчик должно уплатить заявителю в течение трех месяцев с даты, когда это постановление станет окончательным согласно пункту 2 статьи 44 Конвенции, следующие суммы:

i) 65 000 (шестьдесят пять тысяч) словацких крон в качестве компенсации за нематериальный ущерб;

ii) 500 000 (пятьсот тысяч) словацких крон в качестве судебных издержек и расходов;

b) что простой процент — 17,6% годовых — будет выплачиваться по истечении указанных трех месяцев до полного расчета.

5). Отклоняет остальные требования заявителя в отношении справедливой компенсации.

Совершено на английском языке и оглашено в письменной форме 12 июля 2001 года в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

Кристос РОЗАКИС,
председатель;
Эрик ФРИБЕРГ,
секретарь
 
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Суда к данному постановлению прилагается особое мнение г-на Фишбаха и г-на Лоренцена, не совпадающее с мнением большинства состава Суда.

Особое мнение судей Фишбаха и Лоренцена,
не совпадающее с мнением большинства состава Суда

Мы не разделяем мнения большинства состава Суда в отношении того, что произошло нарушение статьи 10 Конвенции.

Основной момент, о котором идет речь в данном деле, заключается в том, было ли вмешательство в право заявителя на свободу выражения взглядов пропорциональным законной преследуемой цели и были ли достаточными и применимыми к делу причины, представленные национальными судами для его оправдания. В отношении этого мы с самого начала отмечаем, что задачей Суда не является осуществление роли национальных судов относительно оценивания фактических обстоятельств дела, и в частности вынесения какой-либо оценки соответствующего периода прошлого г-на Слободника.

Из сообщения от 29 июля 1992 года, если его прочитать целиком, становится очевидным, что основная задача заявителя состояла в том, чтобы показать, что прошлое г-на Слободника, которое «стало известным общественности» и которое он охарактеризовал как «фашистское», представляет угрозу демократическому развитию и имиджу Словакии и что оно является несовместимым с личными качествами члена Правительства. Далее заявитель призвал г-на Слободника уйти в отставку, потому что, по его мнению, иначе Словакия окажется в политической, экономической и культурной изоляции. При этом заявитель открыто ссылался на основные принципы Нюрнбергского процесса, то есть принципы, которыми регулировались слушания в Международном военном трибунале, целью которого было осудить и покарать главных военных преступников гитлеровской коалиции, на которых возлагалась личная ответственность за преступления против мира, военные преступления и преступления против человечества.

В своих решениях апелляционный суд и кассационный суд отмечали, что соответствующий период жизни г-на Слободника был описан в книге, которую он сам написал и опубликовал в 1991 году. Об этом также писала пресса в Словакии и за рубежом как до, так и после сообщения заявителя, и несколько раз г-н Слободник давал комментарии и интервью по этому поводу.

Таким образом, сообщение заявителя основывалось только на информации, которая уже была опубликована в 1991 году, и никаких других фактов, которые имели бы отношение к данному делу, не было установлено в ходе публичной дискуссии и разбирательства в судах Словакии. В своем сообщении заявитель упомянул тот факт, что г-н Слободник был назначен Министром культуры и образования в июне 1992 года, и добавил, что «…далее общественности стало известно его фашистское прошлое». Данное предложение могло произвести на читателей впечатление, что утверждение о «фашистском прошлом» основано на информации, которая стала известной обществу только после назначения г-на Слободника министром Правительства.

Мы признаем, что мнение, выраженное в сообщении, было оценочным суждением по вопросу, который представлял общественный интерес, поскольку оно касалось министра, то есть государственного деятеля, в отношении которого рамки приемлемой критики являются явно более широкими, нежели в отношении обычного лица.

Когда идет речь о вопросе, имелось ли достаточное фактическое основание для оспариваемого заявления, следует вспомнить, что апелляционный суд постановил, что заявитель сам предоставил ограничительное толкование термина «фашистское прошлое», когда он ясно ссылался на основные принципы Нюрнбергского процесса.

Апелляционный суд рассмотрел все имеющиеся документы и доказательства, которые использовались во время Нюрнбергского процесса и касались Словакии, но не нашел в них ни одной ссылки на «Молодежь Глинки» в связи с фашистскими организациями. Суд постановил, что распространение или воплощение фашистских теорий не было свойственно уставным нормам и положениям, регулирующим деятельность «Молодежи Глинки». Апелляционный суд установил, что г-н Слободник вступил в эту организацию, потому что хотел принимать участие в спортивной деятельности, а не потому, что сочувствовал фашистским тенденциям. В отношении курсов в Секуле Суд установил, что г-н Слободник не закончил их, и согласился с аргументом последнего, что он узнал о цели этих курсов лишь после того, как начал их посещать. Апелляционный суд пришел к заключению, что г-н Слободник не является лично ответственным за какие-либо действия, которыми можно было бы оправдать описание его прошлого как фашистского.

Кассационный суд подтвердил вывод апелляционного суда относительно того, что можно считать, что лицо имеет фашистское прошлое, только если оно активно пропагандировало либо исповедовало фашизм. Просто членство в организации и обучение на спецкурсах, которые не сопровождались никакими практическими действиями, невозможно охарактеризовать как фашистское прошлое. Поскольку заявитель не доказал, что г-н Слободник имеет фашистское прошлое именно в таком значении, кассационный суд признал, что сообщение от 29 июля 1992 года было неоправданным вмешательством в его личные права. Однако кассационный суд не исключал возможности того, что сообщение заявителя могло бы рассматриваться как оценочное суждение, не требующее доказывания, если бы оно сопровождалось ссылкой на факты, на которых основывалось суждение заявителя.

На наш взгляд, термин «фашистское прошлое», использованный заявителем в своем сообщении, является широким термином, способным вызвать в представлении тех, кто его прочитает, различное понимание его смысла и значения. Все знают, что роль журналиста и прессы вообще — передавать информацию и идеи по вопросам, составляющим общий интерес, которые могут также оскорблять, шокировать или волновать. Однако эта информация должна предоставить читателям возможность понять обстоятельства или события, в отношении которых автор высказал оценочное суждение, с тем чтобы у них не возникло ложного впечатления относительно смысла информации.

В своем сообщении заявитель не ссылался на книгу г-на Слободника, соответствующие газетные статьи или события, из которых он вывел свое оценочное суждение, просто упомянув «фашистское прошлое» г-на Слободника, которое «стало известным общественности». Отметив, что информация относительно прошлого г-на Слободника открылась после того, как он стал министром культуры и образования, заявитель создал впечатление, что его сообщение базируется на информации, еще не известной широкой общественности. Это еще более важно потому, что он недвусмысленно ссылался на основные принципы Нюрнбергского процесса. Поступив таким образом, заявитель дал толчок для различных спекуляций о фашистском и уголовном прошлом г-на Слободника даже тем читателям, которые уже читали материалы о прошлом г-на Слободника. Тем самым заявитель превысил широкие рамки приемлемой критики, которые разрешаются практикой Суда в отношении политика или члена Правительства.

В данных обстоятельствах и учитывая обязанности и ответственность, присущие праву на свободу выражения взглядов, гарантированному статьей 10 Конвенции, и обязательства Договорных государств обеспечивать определенные способы защиты права лица на неприкосновенность частной жизни, мы считаем небезосновательным, что, рассмотрев и уравновесив оспариваемые интересы, апелляционный и кассационный суды отклонили аргумент, что право заявителя на свободу выражения взглядов должно перевешивать право г-на Слободника на защиту своей репутации, и пришли к выводу, противоположному по отношению к выводу других судей палаты.

По нашему мнению, апелляционный и кассационный суды осуществляли свои полномочия вдумчиво и рассудительно. Представляется, что основания, приведенные ими, основываются на приемлемом оценивании фактов и что они являются достаточными и относятся к делу. Более того, отсутствуют доказательства, что заявитель был лишен реальной возможности предоставить весомые аргументы в поддержку своего сообщения и тем самым показать, что оно является справедливой критикой. Таким образом, мы считаем, что использованные стандарты были совместимы с принципами, закрепленными статьей 10.

Кроме того, учитывая тот факт, что кассационный суд приказал заявителю только оплатить опубликование заявления о клеветническом характере его сообщения и отклонил требование г-на Слободника о компенсации нематериального ущерба как немотивированное, мы считаем, что обжалуемое определение не было непропорциональным по отношению к преследуемой законной цели.

Таким образом, мы считаем, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения взглядов может обоснованно рассматриваться как такое, которое было «необходимым в демократическом обществе» в понимании пункта 2 статьи 10, и что, соответственно, нарушения статьи 10 Конвенции допущено не было.