http://iaprofi.ru/UserFiles/File/pr4.pdf
ГАЛИНА АРАПОВА: «МЫ В ЗОНЕ РИСКА»
На встречу с нами Галина Арапова приехала с судебного процесса. Рабочий день уже заканчивался, но директор Центрально-Черноземного Центра защиты прав СМИ была бодра и в меру иронична. Разговор начался прямо с порога.
— Кого сегодня защищали, Галина Юрьевна? С кем судились?
— Защищали газету «Коммуна», а судимся с бывшим руководителем одного дома-интерната для престарелых и инвалидов. Он бывший военный. Считает, что должен во что бы то ни стало отстоять свою честь перед друзьями-офицерами. И даже когда делает это себе во вред, все равно идет напролом. Вот и длится процесс уже года два…
— Ну а если взять тему помасштабнее, то каковы сейчас взаимоотношения СМИ и местных властей, областных и городских? Что в этом смысле изменилось по сравнению с 90-ми годами, когда вы начинали свою деятельность?
— Общие тенденции всё это время сохранялись, поскольку долго были трения между городом Воронежем и областью. Соответственно, это проявлялось в отношениях властей с прессой и в отношениях между СМИ, которые тяготели к одному или другому направлению. Но совсем другое дело, например — губернатор Руцкой в Курске. Тот на малейшую критику в прессе реагировал иском. Для этого в рамках своей администрации он специально создал судебный департамент, в котором 6 человек занимались отслеживанием всей курской прессы, и писали иски о защите чести и достоинства практически на все публикации, где всуе упоминались имя Александра Владимировича или возглавляемая им администрация. В те времена только от него поступало до 30-40 исков в год! Такой судебной активностью ни один воронежский руководитель на моей памяти не отличался. В Воронеже сложились иные отношения между властью и прессой. Многое решается на уровне взаимных договоренностей, личных контактов, практически все ключевые персоны по обе стороны друг друга знают или имеют общих знакомых, что во многих случаях позволяет урегулировать конфликт без использования правовых процедур. Помимо этого, многое определяется существующими договорами на информационное обслуживание, которые вопреки интересам профессиональной независимости редакции заключают с органами власти — для финансовой «поддержки штанов». А это, так или иначе, ограничивает свободу СМИ при освещении тех или иных тем, сдерживает их критические порывы. Иногда открыто просматривается действие классического правила — «кто платит тот и заказывает музыку»… Хотя накал общественной дискуссии ниже, а спектр различных точек зрения на страницах прессы существенно менее разнообразен по сравнению с концом 90-х, всё же, справедливости ради, не могу сказать, что у нас пресса совершенно пресная.
— То есть, перелама какого-то не произошло на рубеже тысячелетий?
— На рубеже тысячелетий точно нет. Я думаю, очень многое зависит от личности руководителя. Вот, скажем, Скрынников отличался склонностью к сутяжничеству. Он подавал иски по совершенно смешным поводам. Вспомнить только иск к «Воронежскому курьеру», где он судился из-за фразы в публикации Андрея Цветкова. Тогда Андрей примерно так написал: «Вероятно, Борис Михайлович не до конца отдаёт себе отчет в том, что население города ему мало доверяет» Эта фраза сама по себе, во-первых, является оценочной, а во-вторых, построена была на данных опроса, сделанного Институтом общественного мнения «Квалитас». Начав судиться по этому поводу, градоначальник выставил себя в ещё более глупом свете, учитывая действительное отношение горожан к нему в тот момент… Тот иск так и не был рассмотрен в связи со сменой руководства города. Что же касается областных властей, то когда-то подавал иск губернатор Иван Шабанов, и лет пять назад подавал иск первый вице-губернатор Сергей Наумов, уже бывший. Оба иски к прессе проиграли.
— А если, например, действующий вице-губернатор вызывает «на ковёр» некую журналистку и начинает предъявлять претензии, да ещё и повышает при этом голос? Это можно назвать административным давлением на СМИ?
— Это, скорее, пример не административного давления, а личного неуважения к человеку, к его профессиональной самостоятельности. Не красит любого чиновника такая реакция на публикации в прессе. Для выражения несогласия есть другие пути, кроме как вызывания на ковёр, как в школе. Мы такие ситуации, конечно, фиксируем, но юридической оценки этому дать, как правило, невозможно. Да, нам часто жалуются, и мы выступаем в роли некоей жилетки, в которую плачутся. Такова наша работа. Мы и юристы-защитники, и своеобразные психоаналитики. Но большинство таких случаев носит конфиденциальный характер по одной простой причине — журналисты в подавляющем большинстве случаев не идут в суд, чтобы защищать свои интересы. Да, наверное, и мы бы не рекомендовали им это делать в такой ситуации: во-первых, это малоэффективно, во-вторых, понятно, что журналистика в России во многом выстроена на взаимоотношениях личных. Если ты не идёшь через парадный вход, чтобы тебе предоставили доступ к информации официально, то ты звонишь по мобильному телефону нужному чиновнику в частном порядке… или звонишь другому чиновнику. Такая специфика российской журналистики не позволяет журналисту отстаивать свои права публично, гласно, используя правовые механизмы, и не в наших силах это изменить.
А давление сейчас приобретает все более иболее «цивилизованные» формы. Уже не используется физическое насилие или угрозы по телефону. Чаще всего делают так, что журналисту самому не захочется писать что-то, потому что это «что-то» не в рамках редакционной политики.
— Эффективнее воздействовать на редактора или гендиректора…
— Об этом и речь. В результате получается очень узкий список тем. На которые можно спокойно писать. Какие-нибудь отчёты о деятельности, либо что-то позитивно-нейтральное, типа про достижения, надои, погоду
— Ну а как власть все эти годы реагировала на деятельность Центра защиты прав СМИ?
— Не могу сказать, что нам очень легко работалось и работается. Мы – в зоне риска, потому что мы некоммерческая организация, которая занимается не только юридической практикой, но и исследованиями, просвещением, мониторингом в области свободы выражения мнения и права на информацию. По сути, это относится к защите прав человека, а правозащитным организациям, в последние годы особенно, в нашей стране создают весьма спорный имидж: то к шпионам причисляют, то снимают налоговые льготы, а зарабатывать на защите прав человека практически невозможно ни в одной стране — не та сфера, чтобы развивать коммерцию… Но, с другой стороны, противовес этому составляет высокая репутация нашей организации. Мы всё же больше экспертный правовой центр, специализирующийся на проблемах медиа-права, регулировании свободы выражения мнения, профессиональной защите и просвещении журналистов, юристов, специализирующихся на информационном праве. Львиную долю нашей работы занимает судебная защита журналистов — три юриста нашего Центра в год ведут до 100 судебных процессов, мы посещаем до 400 судебных заседаний за год и. в принципе, могли бы заниматься только этим. Мы одинаково поможем и крупной редакции, типа «Коммерсанта», и маленькой районной газете, проконсультируем и орган власти по вопросам своей компетенции и поможем урегулировать конфликт, возникший в области прессы. Но круг наших интересов намного шире — нас интересует всё, что потенциально может повлиять на информационную среду, на свободу выражения мнения, профессиональную деятельность редакций и журналистов, на право граждан на доступ к информации.
Мы всегда были нейтральными, не занимались политикой, не вмешивались во внутриредакционные споры, потому что они чаще всего носят творческий или межличностный характер. Мы никогда не вмешивались и в конфликты между редакциями, потому что Центр защиты прав СМИ изначально должен занимать позицию редакции, а при конфликте двух редакций это будет шизофрения в одной отдельно взятой голове. Мы заработали свое имя тяжёлым многолетним трудом, и сейчас оно работает на нас: к нам достаточно уважительно относятся как наши основные клиенты — пресса, так и власть. Не могу сказать, что мы испытываем на себе какое-то серьезное давление. Мы скорее выстраиваем цивилизованное сотрудничество со всеми, кто является серьезными игроками на информационном поле, и это стратегически правильно, по моему мнению.
— Вопрос, тоже касающийся финансирования. Всегда ли, по вашему мнению, наши СМИ корректно подают договорные материалы, всегда ли чётко дают понять, что эти материалы оплачены заказчикам? Или происходит ненавязчивая подмена понятий?
— В 1999 году я как практикующий юрист училась в Англии по программе Совета Европы и жила в семье школьного учителя. Предмет, который преподавала школьникам хозяйка дома, совершенно не знакомый для нашей системы образования — MediaStudies — изучение СМИ, умение воспринимать средства массовой информации. У нас нет такого предмета, а у них в школе для учеников 12-13 лет — есть. Что делает учитель? Он учит их, как отличать новость от репортажа, новость от рекламы, как отличать аналитический материал, например, от очерка или фельетона. Они учатся различать факт и мнение, комментарий эксперта и мнение самого журналиста. Дети сами издают газету, делают телерепортажи, у них есть съемочное и монтажное оборудование… Они в детстве учатся этому! А в России часто взрослый человек не способен отличить редакционную информацию от рекламы. В последнее время, к сожалению, способность к аналитическому мышлению в массах обывателей при восприятии информации СМИ вообще сходит на нет, атрофируется. В электронных СМИ практически не осталось аналитических программ, политические ток-шоу исчезли, плюрализма мнений нет. В этой ситуации обыватель в большинстве своем уже не способен понять, где материал рекламный, что называется, имиджевый, оплаченный, под которым стоит фамилия журналиста, а где реальный журналистский материал. Тем более, что сами журналисты массу усилий прикладывают к тому, чтобы журналистские «рюшечки» на эту рекламу навесить, и получается, что только опытный глаз может разглядеть «уши» заказчика…
— Социологические исследования показывают, что большинство россиян — за цензуру в СМИ. Ваше отношение к этому факту?
— Я думаю, россияне с трудом понимают, что такое свобода слова в реальном её значении. За свободу слова они принимают то, что сейчас у нас происходит преимущественно на страницах развлекательных газет. Эти СМИ у нас настолько некачественно и с нарушением закона и вопреки элементарной чистоплотности подают информацию, что люди решают, что такое им не нужно. И уровень доверия к прессе очень сильно упал с 83-84 процентов на рубеже 80-х и 90-х годов до 17 процентов в 2005-м. Недавно приезжали в Воронеж из федеральной Общественной палаты известные в СМИ люди, выступали и говорили, что уровень доверия к российской прессе — на уровне европейского, а к федеральным телеканалам он составляет более 55 процентов. Но я считаю, что мы разные вещи имеем в виду. Если нашего среднестатистического обывателя спросить, доверяет ли он СМИ, в частности — электронным, то на какой базе он будет строить свое мнение? У нас по телевизору показывают сериалы, развлекательные шоу, танцы на льду. Чему там можно не верить? В программе «Время», предположим — тоже полная «правда»: министр встречается с президентом, и мы же видим: да, сидят, да — разговаривают. Независимой аналитики только нет никакой, а в остальном — всё весьма правдоподобно. V людей нет возможности сопоставлять разные точки зрения. Нельзя эти 55 процентов выдавать за реальную статистику доверия к СМИ, потому что практически нет тех СМИ, которым можно доверять с точки зрения здравого смысла. И тем более нельзя сравнивать эти цифры с аналогичными европейскими исследованиями! Там делается упор на аналитическую прессу, не на бульварно-развлекательную: не на газету «Sun», а на газету «Financialtimes», «Dailytelegraph», совершенно независимый канал ВВС, на котором нет ни минуты рекламы, ни фунта государственного финансирования — это общественное телевидение, выходящее в эфир на деньги налогоплательщиков, собираемых целевым порядком. Там есть чему доверять, там совсем другая журналистика.
— Галина Юрьевна, вы бываете за рубежом, общаетесь с коллегами юристами, с журналистами иностранным СМИ. Как бы вы сами определили степень свободы российских СМИ в регионах?
— Зарубежье зарубежью рознь. Сравнение шведской прессы и российской — совершенно не в пользу российской, и английскую с российской тоже бессмысленно сравнивать. Но мне приходилось бывать и в странах СНГ, и в Монголии, и в Албании, и даже в Уганде. Если пообщаться с азербайджанскими, узбекскими, киргизскими, албанскими журналистами, то они сами считают, что в России гораздо выше уровень свободы СМИ. Я бы, наверное, с этим согласилась. А вот в Монголии меньше административного давления и больше возможностей для публичной критики самых разных аспектов деятельности власти. Может быть, они сейчас находятся на таком этапе развития, когда у них это ещё можно. У нас когда-то это тоже было можно. Сейчас уже, увы, практически нельзя…
Уровень свободы нашего журналиста, конечно, зависит от взаимоотношений редакций и местной власти, от первых лиц области, и во многом от желания самой прессы быть независимой и работать с высоко поднятой головой, не оглядываясь на чьи-то указания и не боясь гневных звонков в редакцию. Но в районах, например, просто сказывается эффект маленького города. Главный редактор наряду с директором школы и главврачом местной больницы входит в местную элиту. Они все друг друга знают, не говоря уже о том, что многие друг другу приходятся родственниками. И это как раз психологически сужает круг острых тем и персоналий, вокруг которых журналисты могут «плясать» Эта тенденция характерна для всех регионов.
Галина Арапова рассказывает, что начала работать в сфере информационного права совершенно случайно; просто Фонду защиты гласности был нужен юрист в Центрально-Черноземном регионе. Такой специализации, на юрфаке ВГУ не было и нет до сих пор. Поэтому пришлось изучать специфику медиа-права на практике. И даже сейчас юристов в области инфорамционного права в стране меньше ста человек. Сегодня она — эксперт Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ], член правления международной общественной организации «Article 19» и кафедры ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям интеллектуальной собственности. Преподаёт в Государственном институте повышения квалификации журналистов (г. Калмар, Швеция]. «На хобби и увлечения времени не остаётся. Семья и работа — вот мое хобби», — говорит она.
Полина Малкова
____________________________________________________________________________
Арапова Галина Юрьевна. Родилась в Воронеже, училась на юридическом факультете В ГУ по специальности юрист-правовед (гражданско-правовая специализация). Закончила аспирантуру Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук. Получала квалификацию юриста в области права Европейской Конвенции по программе Совета Европы в Англии и Италии. Центр защиты прав СМИ возглавляет с момента его создания в ноябре 1996 года. Учредителем организации выступил Фонд защиты гласности (президент — Алексей Симонов).
