Директор Центра защиты прав СМИ о том, что сейчас происходит в сфере свободы слова в России.
Сегодня основные проблемы российских журналистов и прессы связаны с претензиями Роскомнадзора. В последнее время у этой службы появилось много новых полномочий по контролю интернета. Если раньше они только занимались регистрацией СМИ и достаточно поверхностным контролем соблюдения закона о СМИ, то теперь они занимаются и персональными данными, и экстремистскими материалами, ввели реестр блогеров (сейчас его, правда, уже отменили), ведут реестр контрафактных авторских материалов, занимаются блокировкой сайтов и так далее.
Всё, что связано с распространением информации, особенно критической, или той, которая рассматривается государством как экстремистская, даже если там нет разжигания розни, может послужить причиной для претензий со стороны Роскомнадзора. Это могут быть картинки, демотиваторы, мемы, анекдоты с каким-то религиозным подтекстом и т.д. Тут грозят большие штрафы, есть риски не только блокировки, но и закрытия СМИ. К нам сейчас поступает очень много обращений. Бывает, мы просто не успеваем их все обрабатывать. Связано это с тем, что государство сейчас сильно обеспокоено государственной информационной безопасностью и поэтому рассматривает контроль над интернетом как стратегическую задачу.
Стало гораздо сложнее вести дела, связанные со свободой слова, особенно когда твоим оппонентом в суде является государство. В случае онлайн-контента это всегда федеральный Роскомнадзор, независимо от того, идет ли речь о независимом онлайн-ресурсе или электронной версии местной бумажной газеты. Таким образом, административные дела против редакций из Владивостока, из Ростова и так далее рассматриваются в Таганском районном суде Москвы. При этом абсолютно все иски к Роскомнадзору редакций, обжалующих претензии ведомства, рассматриваются одной и той же судьей, Юлией Смолиной, которая, в том числе, вынесла решение о блокировке мессенджера Telegram. Она пока не вынесла ни одного решения в пользу редакций. Так что исход всегда предсказуем, и возникает неприятное ощущение, что ты постоянно бьешься головой об стену. Разумеется, отсутствие независимого суда и такой жесткий репрессивный подход к урегулированию интернета вызывают серьезную обеспокоенность.
Об опасных гиперссылках и запретных темах
Много претензий связано с гиперссылками, поскольку онлайн-СМИ довольно активно предоставляют свои площадки блогерам. Например, на сайте «Эха Москвы» есть большой раздел блогов, и там блогерами могут быть самые разные люди — журналисты, общественные деятели, писатели, актеры и так далее. Разумеется, многие из этих блогеров не очень осведомлены об информационном законодательстве.
Например, относительно недавно, в рамках своей предвыборной президентской кампании, Ксения Собчак ездила в Чечню. Ее там встретили молодые люди, которые обругали ее матом. Ксения написала об этом инциденте на блоге «Эха Москвы» и поставила туда гиперссылку на видео в YouTube, где было зафиксировано происшествие. В результате «Эхо Москвы» было привлечено к ответственности за распространение мата в СМИ, хотя, безусловно, это был вопрос общественной значимости, а мат был обращен именно к Ксении Собчак, которая сама эту ссылку выложила. То есть оскорбиться тут точно никто не мог.
Один из наших постоянных клиентов — крупный региональный портал правозащитного характера, который регулярно привлекается к административной ответственности за выложенные блогерами ссылки, содержащие мат (даже в случаях, когда нет адресного оскорбления человека), за неправильную возрастную маркировку и так далее. Таких дел у нас очень много.
Недавно этот портал опубликовал интервью с Михаилом Светловым, в котором тот рассуждает на тему легализации наркотиков. В результате редакция была оштрафована на 840 000 рублей за пропаганду наркотиков. В последнее время таких «опасных» тем становится все больше. Например, недопустимо писать о методах и причинах самоубийства и призывать к самоубийству. Это контролирует даже не Роскомнадзор, а Роспотребнадзор, что само по себе немного комично. Тут всё очень технично, никаких политических претензий. Или нельзя сообщать персональные данные ребенка, который является жертвой преступления. За это предусмотрен штраф в размере миллион рублей. А как быть в ситуации, когда ребенок потерялся, и пока неясно, было ли применено насилие? Как быть с темой насилия над детьми в семьях? Не всегда возможно или целесообразно брать согласие у родителей. Это очень проблематично.
К оппозиционным СМИ или к СМИ, которые позволяют себе регулярно писать о правах человека, конечно, особенно пристальное внимание. Количество претензий со стороны Роскомнадзора к таким изданиям многократно превышает количество претензий к нейтральным новостным изданиям. Очень многих журналистов возмущает избирательный подход применения законодательства: почему региональным газетам за статью о детях — жертвах преступления может грозить многомиллионный штраф, а любое ток-шоу федерального телеканала может совершенно безнаказанно до безобразных подробностей обсуждать любую тему?
О нацистской символике
Мой любимый пример непродуманного законодательства — полный запрет в России на публичное демонстрирование нацистской символики или символики, сходной с ней до степени смешения. Ранее в законе был прописан запрет на пропаганду и публичное демонстрирование, то есть запрещалось демонстрирование с целью пропаганды. После замены союза «и» на союз «либо» любая демонстрация нацистской символики оказалась под полным запретом. То есть, по идее, под запрет также попадает демонстрация свастики в образовательных целях, показ художественного фильма про Штирлица или документального фильма про фашизм. И это несмотря на то, что человек может быть обычным историком или антифашистом, то есть и человеком, который никак не поддерживает нацистскую идеологию, а, наоборот, борется с ней.
Так, например, к административной ответственности привлекли девушку из Смоленска, опубликовавшую в своем блоге историческую фотографию своего двора, на которой видно, как под фашистским флагом строятся бойцы. Административный штраф за такого рода правонарушения не очень высокий — от одной до двух тысяч рублей (меньше чем штраф за нарушение правила дорожного движения). Но поскольку публичное демонстрирование свастики относится к экстремистской деятельности, человек также оказывается в списке экстремистов, а это значит: блокировка банковского счета, невозможность устроиться на работу, связанную с детьми, проблемы с выездом за границу или даже перемещением внутри России.
Масса ограничений — и попробуй добиться исключения из этого списка! А ты всего-навсего запостил архивное фото или вообще антифашистский плакат Кукрыниксов. Таких дел очень много. И когда привлекают к ответственности по этой статье 20.3 Кодекса об административных правонарушениях, это дает статистику в раздел «противодействие экстремизму». Когда еще одну девушку, из Краснодара, привлекали к ответственности как раз по «делу о Кукрыниксах», она говорит: «Это же известный плакат, это Кукрыниксы»! «А это кто?» — спрашивает дознаватель. Она говорит: «Ну, художники такие». «Ничего, их найдем — тоже привлечем».
Пачками привлекают к ответственности мужиков, которые отбывают наказание в колониях и имеют татуировки в виде свастики. Таких постановлений в системе ГАС «Правосудие» очень много — привлекают к ответственности за то, что мылся, раздевался в банно-прачечном предприятии исправительной колонии, демонстрируя свастику на спине. То есть теперь вообще не нужно доказывать никакого умысла. Цель этой нормы получается опасной для общества. Если полностью запретить демонстрацию нацистской и схожей с ней символики, получается, что надо изымать все учебники истории за 7-й класс, закрывать все музеи [по истории] Великой отечественной войны.
Вообще ведь эта статья — не только про свастику. Но привлекают в основном только за нее, хотя были случаи с похожими на свастику крестами — коловраты, мальтийский крест, кельтский крест. Там есть еще один интересный момент, на который мало кто обращает внимание. Одновременно с внесением изменений в статью 20.3 внесли изменения в закон «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной Войне 1941–1945 годов», где расширили круг организаций, чью символику запрещено демонстрировать. Там не разберешься без докторской степени по истории. Это было сделано за полгода до празднования 70-летия победы, в 2014 году. Этим же законом было вменено в обязанность Правительству подготовить список этих организаций. 1 Таким образом хотели туда «воткнуть» бандеровцев, но определение настолько широкое, что совершенно непонятно, какие организации подпадают под этот перечень. Мы можем их даже не знать — какой-нибудь румынский суд вынес решение после войны со ссылкой на Нюрнбергский приговор. Чтобы понять, о какой организации идет речь, надо разбираться в этом периоде истории, а по моему ощущению — быть очень узким специалистом. А есть еще символика всех запрещенных организаций: есть два реестра — террористических организаций, который ведет ФСБ, и экстремистских организаций на сайте Минюста. Их символику тоже нельзя демонстрировать. Флаг какого-нибудь «Народного ополчения Минина и Пожарского». Впрочем, все это непонятно не только нам, но и полиции. Поэтому и наказывают только за свастику. Со свастикой все понятно.
О сайтах Грани.Ру, Каспаров.Ru и «Ежедневный Журнал»
Все эти сайты были заблокированы в марте 2014 года, буквально через месяц после принятия поправок к федеральному закону «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (закон Лугового). Эти поправки позволили без решения суда, только по решению генерального прокурора блокировать сайты по трем основаниям: если там содержится информация о призывах к участию в массовых беспорядках, о призывах к участию в экстремистской деятельности или о призывах к участию в массовых мероприятиях, проводимых с нарушением закона. Принятие этого закона было в чистом виде политическим решением.
Закон Лугового впервые тестировали на сайтах Грани.Ру, Каспаров.Ru и «Ежедневный Журнал». Их заблокировали в один день по приказу генерального прокурора со ссылкой на то, что там есть либо экстремистский материал, либо материал, который призывает к участию в массовых мероприятиях, проводимых с нарушением закона — например, несанкционированный митинг. А это же происходило сразу после «белоленточной» акции, люди активно объединялись через интернет, организовывали какие-то митинги и протестные акции без уведомления властей и так далее. Поэтому предлог было найти легко.
Грани.Ру регулярно открывают зеркала своего сайта, которые с такой же регулярностью блокируются Роскомнадзором. Год назад было заблокировано более 450 зеркал сайта, сейчас уже намного больше. Можно также следить за публикациями через социальные сети, но формально доступ к сайтам в Российской Федерации через интернет запрещён.
Из-за блокировки у этих ресурсов сильно упало количество читателей. Ведь далеко не все умеют пользоваться VPN. Многие пользователи уже в таком возрасте, что и слов таких не знают. А постоянным авторам, конечно же, хочется, чтобы их читали. Так что некоторые из них задумались, продолжать им публиковаться там или искать другие площадки, чтобы доносить свое мнение до более широкой аудитории.
Сейчас дела всех трех ресурсов находятся в Европейском суде по правам человека. Наш юрист уже представляла интересы «Ежедневного Журнала» на национальном уровне, а теперь ведет дело в ЕСПЧ. Мы уже обменялись позициями с правительством Российской Федерации. Теперь надеемся получить решение по этому делу к концу текущего года.
О проекте поправок в статью 282 УК РФ
Сама по себе инициатива сделать «буфер» из административной ответственности для тех, кто впервые совершает правонарушение, связанное с распространением «языка вражды» (часть 1 статьи 282 УК РФ), — инициатива, конечно, неплохая. 2 Меня, правда, смущает, что журналисты называют это отменой уголовной ответственности за лайки и репосты. Репосты — всего лишь один из вариантов распространения информации. Можно и опубликовать статью самостоятельно, ничего не репостить; можно написать комментарий, что тоже не репост; на улице можно высказаться; можно листовки раздавать. Такое некорректное толкование, на мой взгляд, вводит в заблуждение.
Надо понимать, что это «смягчение» только дает некоторую фору во времени. При этом к административной ответственности привлечь несложно, это можно сделать быстро и технично — прогнать через «административку» один эпизод и потом уже выйти на уголовную ответственность с любой второй публикацией, обнаруженной в сети. Вопрос только в нескольких месяцах на обжалование по административной процедуре.
Правило об административной ответственности действует в течение года. Где гарантия, что правоохранительные органы не обнаружат на страничке пользователя в интернете несколько публикаций — и не пустят одну через административку, а все остальное пойдет через уголовную ответственность? При желании все это делается легко. То есть это не будет большим препятствием, если нужно привлечь именно к уголовной ответственности.
Кроме того, остаются все остальные «экстремистские» статьи, которые этим законопроектом никак не смягчаются — в частности, призывы к экстремистской деятельности, оскорбление чувств верующих. Там уголовная ответственность наступает с первого раза. Так что я абсолютно не уверена, что законопроект сильно повлияет на практику. Это скорее такой, как у нас любят говорить, сигнал правоохранительным органам, чтобы они немного «попридержали коней». Но посмотрим, каким образом это будет исполняться — сигналы уже были не только в форме законопроекта. Были и выступления Путина о том, что «надо это делать аккуратно», «вдумчиво» и так далее.
В любом случае, если оценивать попытки сбалансировать судебную практику по 282 статье в принципе, это, конечно, нужно было давно сделать. Но если бы у нас была из антиэкстремистских статей одна 282-я, [было бы вообще не так страшно]. На самом деле больше проблем вызывают статьи о призывах к экстремистской деятельности и оскорблении чувств верующих. По 282 статье выносят в том числе вполне обоснованные приговоры, когда речь идет о серьезных расистских заявлениях и радикальных националистических высказываниях. Об этом гораздо реже пишут, но такие приговоры есть, и в этом смысле 282 статья вполне адекватно применяется.
Еще один немаловажный момент: Совет Европы рекомендует, чтобы ответственность, особенно связанная с лишением свободы, наступала только за такие формы высказываний, которые связаны с непосредственным призывом к насилию. А первая часть статьи 282 не связана с призывами к насилию. Поэтому даже то, что в принципе остается возможность привлечения к уголовной ответственности за язык вражды, не связанный с призывами к насилию, — достаточно жестко. Есть рекомендации Совета Европы по этому поводу; Рабатский план действий [ООН] указывает на то, что язык вражды — это, безусловно, очень опасное проявление, это основание для ограничения свободы выражения мнения, но государства должны реагировать на него таким образом, чтобы это было пропорционально. Там также прямо говорится, что установление уголовной ответственности за язык вражды возможно, что с этим необходимо бороться, но есть и другие формы реагирования, как та же административная ответственность. Уголовная, наиболее жесткая ответственность должна применяться в тех случаях, когда речь идет о языке вражды в наиболее опасной, радикальной форме, связанной с непосредственными призывами к насилию.
То есть настоящей реформой была бы полная отмена первой части 282 статьи — и, я считаю, отмена первой и второй частей статьи 148 (оскорбление чувств верующих), потому что она в подавляющем большинстве случаев [применяется произвольно]. Она применяется к ситуациям, где призывы к насилию не являются критерием. По сути дела она дублирует «разжигание религиозной розни». К тому же она вводит в заблуждение правоприменителей, используя терминологию скорее из области состава «хулиганство». В диспозиции говорится «действия, выражающие явное неуважение к обществу», а это и есть терминология из статьи «Хулиганство». Слово «оскорбление» тоже вводит в заблуждение правоприменителей, потому что диффамационный термин «оскорбление» подразумевает, что оно выражено в неприличной форме. А должно ли оскорбление чувств верующих быть связанным с неприличной формой выражения или нет? Вспомним дело «ловца покемонов» Соколовского. Вопросов, связанных с применением 148 статьи, даже больше, чем с применением 282-й. Статья 280, «Призывы к экстремистской деятельности», я бы сказала, — тоже достаточно «резиновая» норма, которая во многом дублирует статью 282, потому что определение «экстремистской деятельности», данное в статье 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности», — это невероятно длинный перечень всевозможных действий, начиная с классического «языка вражды» и заканчивая призывами к свержению государственного строя, демонстрацией нацистской и схожей с ней символики и нарушениями прав избирателей в период выборов. И опять возникают вопросы: призыв к насилию не является критерием [для применения статьи 280] или элементом состава преступления, понятие «экстремистской деятельности» невероятно размыто и неконкретно. В результате непонятно, призывы к каким именно действиям будут образовывать состав преступления по 280 статье. Так что эти две статьи гораздо хуже, чем 282-я. И по ним привлекают к ответственности по спорным случаям гораздо чаще, чем по 282-й. Эти нормы гораздо более «резиновые» и дают возможность произвольного применения почти в любом случае.
Возвращаясь к законопроекту: мне трудно оценивать мотивацию президента — наверное, это своего рода популистский ход. Но на самом деле никакой «отмены уголовной ответственности за лайки и репосты» нет. Это полумера [в ответ на озабоченность этой проблемой общественности]: вы просили — вот, пожалуйста. А кардинально ничего не меняется. 280 и 282 статьи — очень схожие составы; у них и санкции практически одинаковые. Специалисты неоднократно говорили, что это дублирующие [друг друга] составы. Но почему-то поправили 282-ю, а 280-я никак не изменилась. При желании можно всегда пойти другой дорогой и возбудить уголовное дело за призывы к экстремистской деятельности. Условная фраза «бей жидов» будет подходить и под разжигание национальной розни, и под призыв к экстремистской деятельности.
О штрафе The New Times
Драконовская норма (статья 19.2 закона «О средствах массовой информации» и статья 13.15.1 КоАП РФ), которую приняли недавно, вытекает из общей политики государства в отношении «иностранных агентов», влияния Запада и так далее. Это обязанность подавать ежеквартальные отчеты об иностранном финансировании, или финансировании от «иностранных агентов», в Роскомнадзор. The New Times пропустили подачу нескольких отчетов. У них было финансирование от российской организации, которая в свою очередь получала финансирование от организации-учредителя. Норма предполагает штраф в двукратном размере полученного финансирования. Получилась безумная ситуация со штрафом в размере 22 миллиона рублей. Судя по тому, как дело развивалось, было указание сверху. Для административной ответственности установлен трехмесячный срок давности — а их привлекли к ответственности ретроспективно, за два года. При этом как только Роскомнадзор их уведомил, за последний период отчет был подан, так что как минимум предыдущий год не должен был войти — а скорее и более продолжительный период, заканчивающийся за три месяца [до привлечения к ответственности]. [Адвокат издания Вадим] Прохоров как процессуалист ссылается на постановление Пленума Верховного Суда, которое прямо указывает на невозможность привлечения к административной ответственности за пределами срока. И судья на самом деле разделил его позицию — он вернул протокол Роскомнадзору с указанием на пропуск срока. Тем не менее, все вернулось в суд, суд рассмотрел дело, очень странным образом: они сначала рассмотрели апелляцию, а через два часа — [повторно] в первой инстанции после возвращения из апелляции. Это, по сути, демонстративная охота. Думаю, настоящий вопрос не в том, что The New Times ошиблись с подачей отчетности. Если бы нужно было просто указать на то, что им все-таки надо подавать отчетность, совсем не обязательно было штрафовать за два года и на 22 миллиона. 3
Это первое такое дело. Прохоров считает, что Верховный Суд должен либо изменить постановление своего Пленума, либо отменить решение [мирового судьи]. У него есть небольшая надежда — но вообще в этой ситуации надо подавать жалобу в ЕСПЧ, и издание готово это сделать — мы это уже с ним обсуждали и готовы помочь. Дело любопытно не только размером штрафа, но и тем, что оно такое первое — ну и полным игнорированием правовой позиции Верховного Суда. Там даже не надо было вторгаться в вопрос по существу — чисто процессуальный момент не давал суду по сути никакого шанса рассмотреть дело по протоколу о штрафе на 22 миллиона. Тем не менее это было сделано. Обычно суды в таких ситуациях очень аккуратны; пропуск срока — это очень серьезное основание [для отмены решения]. И даже в такой ситуации суду не дали возможности «соскочить», они вынуждены были вынести решение вот в такой жесткой манере, со второй и первой инстанцией в один день.
Положительные тенденции
Положительные тенденции сегодня — это не тенденции, а скорее отдельные факты. Например, отменили реестр блогеров. Сначала этим реестром всех пугали. По задумке, как только человек попадал в реестр, от него требовалось соблюдение закона о СМИ, так же, как от редакций крупных изданий. Но закон провалился. Реестр создали, Роскомнадзор его какое-то время вел, но в этот реестр попадали по закону все пользователи интернета, у которых в день более трех тысяч посетителей. А под этот критерий попадали твиттер Дмитрия Медведева, твиттер самого Роскомнадзора и множество других. В какой-то момент Роскомнадзор начал успокаивать граждан, говорить, что они не собираются заносить в реестр абсолютно всех блогеров. Мол, этот реестр задумывался только для «политических» блогеров, а не тех, кто, условно, пишет про котиков. То есть они фактически признали, что собираются применять закон избирательно, что еще хуже. Но с января этого года реестр блогеров отменили. Это радует.
А больше положительного особенно сказать нечего. Не так давно вступил в силу «закон Яровой». Положителен в этой связи только тот факт, что пока физически просто невозможно его исполнить. По закону операторы обязаны хранить весь трафик абсолютно всех пользователей сотовой связи, мобильного и домашнего интернета до 6 месяцев. И в течение трех лет хранить все данные о соединениях — то есть с кем ты разговаривал сколько раз, сколько ты был активен в сети, по каким направлениям, что скачивал, на какие сайты ходил. За неисполнение закона провайдерам грозят безумные штрафы и потеря лицензии. Но чтобы хранить эту гигантскую кучу информации, им необходимо покупать новое, очень дорогостоящее оборудование. Четыре крупных оператора уже заявили, что не собираются самостоятельно нести эти дополнительные расходы. Так что мы все ожидаем увеличения тарифов на интернет и мобильную связь.
Что касается сентябрьского Постановления ВС РФ [о судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности]: мне кажется, что для нормального правосудия то, что разъяснил Верховный Суд, и так было понятно. Суды, безусловно, [и раньше] должны были полностью рассматривать контекст написанного, учитывать характер мировоззрения подсудимого. Должны были [рассматривать вопрос о том,] солидаризируется ли он с публикацией или ее критикует, ставит под ней «лайк» или, наоборот, пишет «смотрите, какой ужас». То, что суды раньше этого не делали (и не факт, что будут это делать теперь), — это было демонстрацией абсолютно формального подхода. А он, к большому сожалению, проявляется по большинству уголовных дел, и административных тоже.
Источник: Правовой диалог
