ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Третья секция
ДЕЛО СКУДАЕВОЙ против РОССИИ
(Case of Skudayeva v. Russia)
(Жалоба № 24014/07)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
5 марта 2019 года
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
05/06/2019
Данное решение было признано окончательным в соответствии с условиями, изложенными в пункте 2 статьи 44 Конвенции. Текст решения может подвергнуться редакторской правке.
Европейский суд по правам человека (Третья секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:
Винсент А. Де Гаэтано, председатель,
Бранко Лубарда,
Хеллен Келлер,
Дмитрий Дедов,
Георгиос А. Сергидес,
Йолин Схуккинг,
Мария Элосеги, судьи,
и Стивен Филлипс, юрист секции,
проведя 5 февраля 2019 г. тайное совещание,
вынес следующее решение, которое было принято в этот же день.
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было начато 14 апреля 2007 г. после подачи жалобы (№ 24014/07) против Российской Федерации в соответствии со статьёй 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Конвенция) гражданкой России, г-жой Анной Александровной Скудаевой (Заявитель).
2. Интересы Заявителя представляла г-жа Г. Арапова, адвокат, практикующий в Воронеже, Россия. Интересы российского правительства (Правительство) представлял г‑н Г. Матюшкин, представитель Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, и затем его преемник в этой должности, г-н M. Гальперин.
3. Заявительница утверждала, что имело место нарушение её права на свободу выражения мнения.
4. 3 апреля 2013 г. жалоба была передана Правительству.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
A. Оспоренная статья
5. Заявитель — журналистка.
6. 18 июля 2006 г. местная ежедневная газета «Хронометр-Кострома» опубликовала в выпуске № 29 статью Заявителя под заголовком «Несмешное кино». В соответствующих частях этой статьи говорится:
«Посреди коррупционных скандалов, сотрясающих область, «Красный дом» пытается спасти лицо всеми силами.
Ради «чести мундира».
В течение нескольких лет жители Костромской области были вынуждены смотреть бесконечные «мыльные оперы», посвящённые коррупционным скандалам, с участием областных властей.
Первая серия этого кино – «В областной администрации коррупции нет» –вышла в 2002 г., когда против Д. С., заместителя губернатора области, было начато уголовное расследование. Дело было возбуждено по подозрению в причинении им телесных повреждений средней тяжести, а также по ст. 201 УК, касающейся коррупции, по подозрению в присвоении средств с использованием служебного положения.
Несмотря на серьёзный характер уголовных обвинений, предъявленных его заместителю, губернатор В. Ш. старался выгородить своего подчинённого всеми силами, чтобы защитить «честь мундира». Но пока его погрязший в скандалах заместитель томился в СИЗО и сидел в зале суда во время слушания, удобное кресло тихо ожидало его возвращения в Красный дом.
В феврале 2003 г. губернатор направил судье M. заявление № 134/гл на листе бумаги с гербом Костромской области, в котором он высказал удивительно простое требование: «Если суд придёт к заключению, что действия, в совершении которых обвиняется Д. С., носят уголовный характер, я прошу вас рассмотреть возможность прекращения уголовных разбирательств против него». Любопытно, что даже после вынесения приговора, в котором Д. С. признавался виновным, губернатор В. Ш. продолжал настаивать и долгое время отказывался уволить со службы чиновника, запятнавшего свою репутацию. Он смог расстаться с таким “перспективным” сотрудником только после того, как прокуратура области сделала соответствующий официальный запрос…»
B. Разбирательства по делу об оскорблении чести и достоинства в отношении Заявителя
7. 28 июля 2006 г. администрация Костромской области и В. Ш., губернатор Костромской области, подали иски о защите чести и достоинства в Ленинский районный суд Костромы (Районный суд) в отношении газеты «Хронометр-Кострома» и Заявителя, добиваясь опровержения определённых утверждений и возмещения морального вреда. Истцы, в частности, оспорили следующие утверждения: «Посреди коррупционных скандалов, сотрясающих область, «Красный дом» пытается спасти лицо всеми силами» и «Несмотря на серьёзный характер уголовных обвинений, предъявленных его заместителю, губернатор В. Ш. старался выгородить своего подчинённого всеми силами, чтобы защитить “честь мундира”».
8. 5 октября 2006 г. Районный суд частично удовлетворил иски о защите чести и достоинства, сделав вывод о том, что одно оспоренное утверждение было недостоверно, и постановил, что должно быть опубликовано опровержение, и что Заявитель и газета должны выплатить 500 руб. (примерно 15 евро по курсу, действовавшему на тот момент) и 1 000 руб. (примерно 30 евро) соответственно в качестве возмещения морального вреда. В соответствующих частях постановления говорилось следующее:
«Проанализировав содержание статьи в целом и информацию в ней, оспоренную истцами, суд заключает, что …выражение «спасти лицо», относившееся к коррупционным скандалам в области и начинаниям администрации Костромской области, не являлось порочащим, поскольку уголовное преследование руководителей исполнительных органов и унитарных предприятий области было известным фактом. Все эти события привлекли внимание общественности и вызвали широкий резонанс в области независимо от статей в прессе.
Заявление автора статьи о том, что администрация Костромской области пыталась «спасти лицо» посреди коррупционных скандалов, не подразумевает утверждения, что эта государственная организация пытается обосновать, особенно незаконными способами, какие-либо собственные действия или действия своих сотрудников.
Учитывая сказанное выше, суд не находит оснований для удовлетворения исков, поданных администрацией Костромской области.
Утверждения, опубликованные в газете, касающиеся попыток губернатора В. Ш. выгородить всеми силами своего подчинённого Д. С., которому были предъявлены уголовные обвинения, не были подтверждены [как правдивые] в ходе судебного слушания.
Суд установил, что 9 февраля 2003 г. губернатор В. Ш. направил федеральному судье M. заявление, добиваясь прекращения уголовных разбирательств в отношении Д. С. …Губернатор обратился с просьбой к суду рассмотреть возможность прекращения уголовных разбирательств против Д. С. с учётом действующих юридических норм.
Слово «выгораживание» определяется в словаре …как доказывание, что кто-то не вовлечён во что-то с целью избежать ответственности.
«Всеми силами» означает [согласно словарю] всеми средствами и любым образом.
В заявлении губернатора не содержится никаких указаний на то, что губернатор В. Ш. пытался доказать суду, что [его заместитель] Д. С. не был замешан в преступлениях, в которых его обвиняли, и что губернатор пытался помочь ему избежать уголовной ответственности всеми силами. Заявление губернатора означало, что, принимая во внимание действующие юридические нормы, то есть в соответствии с законом, к суду [была обращена просьба] изучить возможность прекращения уголовного дела, учитывая время, прошедшее со времени совершения Д. С. правонарушений, и информацию о личных качествах последнего.
Таким образом, сведения, содержащиеся в части статьи, оспоренной истцом, не отражают действительности.
По мнению суда, утверждения, распространённые в отношении губернатора, имеют дискредитирующий характер, поскольку они создают у читателя впечатление, что первый нарушил нравственно-этические нормы, вёл себя неподобающим образом по отношению к обществу и пренебрегал требованиями уголовных процедур.
Помимо этого, согласно словарю… выражение «честь мундира» подразумевает ироническое отношение к соблюдению показных приличий и поддержанию псевдобезупречной репутации. Это выражение описывает человека, который, руководствуясь личным или узким пониманием корпоративных интересов, не хочет «выносить сор из избы» и стремится сохранить приличия и хорошую репутацию любыми возможными средствами.
Ответчики не представили свидетельств, которые бы объективно подтверждали, что, отправляя заявление с просьбой о прекращении уголовного дела в отношении Д. С., губернатор преследовал свои личные интересы или интересы администрации Костромской области.
Таким образом, иски [о защите чести и достоинства] от губернатора Костромской области, направленные на защиту его чести, достоинства и деловой репутации, имеют законное основание и заслуживают удовлетворения».
9. Заявитель и главный редактор газеты обжаловали это постановление в Костромском областном суде, ссылаясь inter alia на тот факт, что оспоренные утверждения представляли собой оценочные суждения, имевшие серьёзную фактологическую основу в виде обращения губернатора к судье M. Администрация Костромской области также обжаловала постановление.
10. 11 декабря 2006 г. Областной суд отклонил апелляцию Заявителя и утвердил постановление от 5 октября 2006 г. в полном объёме. В мотивировке говорилось следующее:
«При принятии решения по искам, поданным губернатором Костромской области, [Районный] суд пришёл к обоснованному заключению, что в ходе слушания ответчики не смогли доказать, что губернатор старался выгородить своего подчинённого любыми средствами, то есть всеми силами, для сохранения «чести мундира». Таким образом [Районный] суд пришёл к верному заключению, что рассматриваемое утверждение было недостоверным и порочащим губернатора. Этот вывод [Районного] суда хорошо аргументирован, отвечает требованиям закона и материалам дела, и оснований для признания его ошибочным нет.
Довод г-жи Скудаевой о том, что автор имеет право выражать своё мнение − оценочные суждения, не подлежащие доказыванию – не может служить основанием для отмены постановления [от 5 октября 2006 г.]. Г-жа Скудаева действительно, как и любой гражданин, имеет право выражать своё личное мнение, взгляды и суждения. Однако если личные мнения, взгляды или суждения содержат утверждения, которые порочат честь, достоинство и репутацию другого человека, они должны быть правдивы. Согласно п. 3 ст. 17 Конституции России, осуществление прав и свобод человека не может нарушать права и свободы других лиц.
Кроме того, рассматриваемые высказывания содержат утверждение о факте, что «несмотря на серьёзный характер уголовных обвинений, предъявленных его заместителю, губернатор В. Ш. старался выгородить своего подчинённого всеми силами, чтобы защитить «честь мундира», и доказательство этого [утверждения] приводится позже».
11. По словам Заявителя, служба судебных приставов получила от неё 500 руб. для В. Ш. 17 января 2007 г.
II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА
12. Обобщённое изложение национального законодательства и практики приведено в деле Чельцовой против России ((Cheltsova v. Russia), № 44294/06, §§ 32-34, 13 июня 2017 г.).
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ
13. Заявительница утверждала, что решения национальных судов в делах о защите чести и достоинства чрезмерно ограничивали её право на свободу выражения мнения, гарантированную статьёй 10 Конвенции, в соответствующих частях которой сказано:
«1. Каждый имеет право свободно выражать своё мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ…
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определёнными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
A. Представления сторон
1. Правительство
a) Замечания от 29 июля 2013 г.
14. Правительство признало, что имело место вмешательство в осуществление Заявителем своего права на свободу выражения мнения, которое, с его точки зрения, было предписано законом, необходимо в демократическом обществе и соразмерно законной цели защиты репутации В. Ш.
15. Правительство настаивало на том, что право распространять информацию не является безоговорочным и может быть ограничено в соответствии с законом, в частности, с целью защиты репутации третьих лиц. Оно подчеркнуло, что российское законодательство (а именно ст. 23 Конституции, ст. 152 ГПК и Постановление № 3 Пленарного заседания Верховного Суда) полностью соответствовало стандартам Конвенции и основывалось на презумпции недопустимости распространения утверждений, которые порочат честь, достоинство или деловую репутацию другого человека.
16. Оно утверждало, что оспоренные утверждения в отношении губернатора В. Ш. не имели фактологической основы. Национальные суды пришли к верному выводу о том, что обращение губернатора к судье M. не содержало никакого указания на то, что губернатор В. Ш. старался убедить судью в невиновности Д. С. или старался помочь последнему избежать уголовной ответственности всеми силами. В этом обращении содержалась просьба к судье о рассмотрении, в соответствии с законом, возможности прекратить уголовное разбирательство в отношении Д. С., учитывая время, истекшее со дня совершения Д. С. правонарушений, и принимая во внимание его личные и особенно профессиональные качества. Национальные суды также проанализировали выражение «честь мундира» и верно заключили, что ответчики, включая Заявителя, не смогли доказать достоверность оспоренных утверждений в ходе разбирательств по делу о защите чести и достоинства.
17. Национальные суды верно истолковали оспоренное утверждение, касавшееся губернатора В. Ш., как предполагаемое утверждение о факте, совершенно лишённое фактологической основы, а не как оценочное суждение. В статье не упоминался факт о том, что в ней содержались оценочные суждения журналиста. Содержание излагалось в утвердительном ключе, а не как суждение.
18. Далее Правительство привело довод о том, что первичной задачей национальных судов являлось установление фактических обстоятельств дела. В конечном итоге оно призвало Суд объявить жалобу явно необоснованной.
b) Дополнительные замечания 28 ноября 2013 г.
19. Правительство утверждало, что национальные суды установили требуемое равновесие между двумя противоборствующими ценностями, сопоставив право Заявителей на свободу выражения мнения и право В. Ш. на репутацию.
20. Районный суд распределил бремя доказывания в соответствии с российским законодательством, имея в виду, что истец был обязан доказать факт распространения информации, а ответчик – доказать достоверность распространённых утверждений. Ответчикам не удалось доказать, что оспоренное утверждение, касавшееся В. Ш., было правдивым. Костромской суд справедливо отклонил, как необоснованный, довод Заявителя о том, что автор имел право на выражение мнения и оценочные суждения, не подлежавшие доказыванию.
21. Правительство настаивало на том, что «оценочное суждение без какой-либо фактологической основы в качестве подтверждения может быть чрезмерным» (см. «Новая Газета» и Бородинский против России (Novaya Gazeta and Borodyanskiy v. Russia), № 14087/08, § 40, 28 марта 2013 г.). Вмешательство в осуществление Заявителем права на свободу выражения мнения было «необходимо в демократическом обществе» для защиты репутации В. Ш., поскольку оспоренное утверждение могло быть потенциально воспринято читателями как обвинение В. Ш. в причастности к коррупционной деятельности и незаконное вмешательство в осуществление правосудия.
22. Правительство далее настаивало на том, что национальные суды надлежащим образом учли положение В. Ш. как публичной фигуры. От губернатора, как от высокопоставленного государственного служащего, можно было ожидать, что он является образчиком высоких нравственных качеств. Государственные служащие должны пользоваться общественным доверием и, по российским законам, соответствовать высоким этическим стандартам. Журналист должен тщательно проверять любые сведения перед их опубликованием. «Рассмотрев содержание оспоренных утверждений, отрицательное субъективное суждение о личности губернатора Костромской области и оскорбительный характер этих утверждений, содержавших личные замечания в адрес истца», Правительство заключило, что Заявительница преступила границы приемлемой критики. Критика, по мнению Правительства, является личным мнением человека, касающимся деятельности третьей стороны, тогда как оспоренные утверждения были утверждениями о факте, подлежащем доказыванию.
23. Правительство далее утверждало, что Заявительница не испытала значительных неудобств, поскольку возмещение, к выплате которого её обязали, имело скромный размер.
2. Заявитель
24. Заявительница подтвердила свою жалобу. Она настаивала на том, что национальные суды не установили равновесия между её правом на свободу выражения мнения и правом В. Ш. на репутацию, так как они не сопоставили положения губернатора и журналистки, а также не учли тот факт, что статья касалась темы, вызывавшей общественный интерес, а именно проблему коррупции в Костромской области.
25. Оспоренное утверждение представляло собой оценочное суждение со стороны Заявительницы, а именно её субъективную оценку того факта, что губернатор В. Ш. обратился с просьбой о том, чтобы судья прекратил уголовные разбирательства в отношении его заместителя. Заявительница представила национальным судам свидетельство того, что В. Ш. действительно направил рассматриваемое обращение, следовательно её оценочное суждение имело достаточную фактологическую основу и было сделано добросовестно. Оспоренные выражения «выгородить всеми силами» и «честь мундира» были использованы как риторические приёмы, которые отражали журналистскую свободу использовать преувеличение или даже провокацию. Заявительница, как журналист, имела обязанность информировать общественность о попытке губернатора повлиять на представителя судебной власти в нарушение принципа разделения властей.
26. Заявительница заключила, что национальные суды истолковали её журналистское оценочное суждение в отношении нравственной стороны поведения губернатора В. Ш. в его официальном качестве как утверждение о факте, тем самым возлагая невозможное бремя на неё, как на журналиста, доказать достоверность слов, использованных в качестве риторических приёмов. Она также утверждала, что они не привели существенные и достаточные причины для обоснования вмешательства.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
27. В отношении возражения Правительства о том, что Заявительница не испытала никакого значительного неудобства с точки зрения пункта 3(б) статьи 35 Конвенции, которое впервые было приведено 28 ноября 2013 г. (см. пункт 23 выше), Суд замечает, что оно, скорее, касается вопроса приемлемости в узком смысле этого термина, нежели вопроса, который относится к усмотрению Суда (см. для контраста Блечич против Хорватии (Blečić v. Croatia), (БП), № 59532/00, § 67, ЕСПЧ 2006‑III и Сатакуннан Марккинапёорсси Ою и Сатамедиа Ою против Финляндии (Satakunnan Markkinapörssi Oy and Satamedia Oy v. Finland), (БП), № 931/13, § 93, ЕСПЧ 2017 (выдержки)). Он напоминает в этой связи, что согласно статье 55 Регламента Суда возражение против приемлемости жалобы выдвигается Государством-ответчиком − насколько это допускают характер возражения и обстоятельства − в письменных или устных замечаниях по вопросу о приемлемости жалобы (см. Н. С. против Италии (N.C. v. Italy), (БП), № 24952/94, § 44, ЕСПЧ 2002-X). Правительство не привело никакого объяснения относительно того, почему оно не выдвинуло никакого возражения de minimis в своих замечаниях от 29 июля 2013 г., и не было никаких исключительных обстоятельств, которые освободили бы его от обязательства своевременно выдвигать возражение против приемлемости (см. Хлайфия и другие против Италии (Khlaifia and Others v. Italy), (БП), № 16483/12, § 52, ЕСПЧ 2016 (выдержки)). Отсюда следует, что тем самым Правительство лишается права выдвигать возражения de minimis.
28. Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной с точки зрения пункта 3(a) статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что она не является неприемлемой ни на каком другом основании и поэтому должна быть объявлена приемлемой.
2. Существо дело
29. Суд отмечает, что стороны согласны с тем, что постановление Районного суда от 5 октября 2006 г., утверждённое Областным судом 11 декабря 2006 г. (см. пункты 8 и 10 выше), явилось вмешательством в осуществление Заявителем права на свободу выражения мнения, гарантированную пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Далее Суд признаёт, что рассматриваемое вмешательство было «предписано законом», в частности, ст. 152 ГПК, и «преследовало законную цель», а именно «защиту репутации или прав других лиц», с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции. Таким образом, остаётся выяснить, было ли вмешательство «необходимо в демократическом обществе»; для этого Суду требуется определить, было ли оно соразмерно преследуемой законной цели и были ли причины, приведённые национальными судами, существенными и достаточными (см. Морис против Франции (Morice v. France), (БП), № 29369/10, § 144, ЕСПЧ 2015).
30. Вначале Суд подчёркивает, что Заявительница, являющаяся журналисткой, была признана виновной в административном порядке в написании статьи, опубликованной в газете. Таким образом, вмешательство должно рассматриваться в контексте чрезвычайной роли свободной прессы при обеспечении надлежащего функционирования демократического общества (см. среди многих других источников Линдон, Очаковский-Лоран и Жюли против Франции (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), (БП), №№ 21279/02 и 36448/02, § 62, ЕСПЧ 2007‑IV).
31. Общие принципы, касающиеся необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения, часто повторяемые Судом, было обобщены в деле Беда против Швейцарии ((Bédat v. Switzerland), (БП), № 56925/08, § 48, ЕСПЧ 2016 среди многих других источников). Общие принципы, касающиеся статьи 10 и свободы прессы, были недавно кратко изложены в деле Сатакуннан Марккинапёорсси Ою и Сатамедиа Ою, приведённое выше, §§ 124-128).
32. Суд считает, что стандарты, установленные в его практике, которым должно соответствовать вмешательство в осуществление свободы прессы, чтобы отвечать требованию необходимости в пункте 2 статьи 10 Конвенции, применимы в настоящем деле.
33. В силу чрезвычайной функции, которую выполняет пресса в демократическом обществе (см. «Делфи АС» против Эстонии (Delfi AS v. Estonia), (БП), № 64569/09, § 132, ЕСПЧ 2015), статья 10 Конвенции предоставляет журналистам защиту при условии, что они действуют добросовестно, предоставляя точную и надёжную информацию в соответствии с принципами ответственной журналистики (см. Пентикяйнен против Финляндии (Pentikäinen v. Finland), (БП), № 11882/10, § 90, ЕСПЧ 2015). Обычно высокий уровень защиты свободы выражения мнения, что предполагает довольно узкие рамки усмотрения для властей, предоставляется в отношении замечаний, касающихся социально значимых вопросов (см. Беда, приведённое выше, § 49). Политики и государственные служащие, действующие в своём официальном качестве, должны мириться с критикой в более широких рамках, чем частные лица (см. Тома против Люксембурга (Thoma v. Luxembourg), № 38432/97, § 47, ЕСПЧ 2001‑III и Педерсен и Босгор против Дании (Pedersen and Baadsgaard v. Denmark), (БП), № 49017/99, § 80, ЕСПЧ 2004‑XI). Необходимо тщательно разграничивать факты и оценочные суждения. Наличие фактов можно продемонстрировать, тогда как достоверность оценочных суждений не подлежит доказыванию (см. Кумпана и Мазаре против Румынии (Cumpǎnǎ and Mazǎre v. Romania), (БП), № 33348/96, § 98, ЕСПЧ 2004‑XI и Морис, приведённое выше, § 126). Рассматривая вопрос о необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения в демократическом обществе в интересах «защиты» репутации… других лиц», национальные власти должны установить справедливое равновесие, защищая две противоборствующие ценности, гарантированные Конвенцией, а именно, с одной стороны, право на свободу выражения мнения, закреплённое в cтатье 10, и, с другой стороны, право на уважение частной жизни, гарантированное в cтатье 8 (см. среди многих других источников, Отделение исламской общины в Брчко и другие против Боснии и Герцеговины (Medžlis Islamske Zajednice Brčko and Others v. Bosnia and Herzegovina), (БП), № 17224/11, § 77, 27 июня 2017 г.). Для того чтобы статья 8 Конвенции могла стать применимой, нападки на репутацию другого человека должны достичь определённого уровня, а их характер должен наносить ущерб возможности пользоваться правом на уважение частной жизни (см. А. против Норвегии (A. v. Norway), № 28070/06, § 64, 9 апреля 2009 г. и «Аксель Шпрингер АГ» против Германии (Axel Springer AG v. Germany), (БП), № 39954/08, § 83, 7 февраля 2012 г.).
34. Суд далее напоминает, что при анализе вмешательства в осуществление права на свободу выражения мнения, он должен inter alia определить, были ли причины, приведённые национальными властями в качестве обоснования, существенными и достаточными. Делая это, Суд обязан убедиться в том, что власти применили стандарты в соответствии с принципами, закреплёнными в статье 10, и опирались на приемлемую оценку существенных фактов (см. Перинчек против Швейцарии (Perinçek v. Switzerland), (БП), № 27510/08, § 196, ЕСПЧ 2015 (выдержки)).
35. Суд уже выявил нарушение статьи 10 Конвенции в делах против России из-за того, что национальные суды не применили стандарты, соответствовавшие стандартам его практики, касавшимся свободы прессы (см. ООО «Ивпресс» и другие против России (OOO Ivpress and Others v. Russia), № 33501/04 и 3 других, § 79, 22 января 2013 г.; Куницина против России (Kunitsyna v. Russia), № 9406/05, §§ 46-48, 13 декабря 2016 г.; Терентьев против России (Terentyev v. Russia), № 25147/09, §§ 22-24, 26 января 2017 г.; ООО Издательский центр «Квартирный ряд» против России (OOO Izdatelskiy Tsentr Kvartirnyy Ryad v. Russia), № 39748/05, § 46, 25 апреля 2017 г. и дело Чельцовой, приведённое выше, § 100). Сейчас он должен убедиться в том, что существенные стандарты, обобщённые в пункте 33 выше, были применены в разбирательствах о защите чести и достоинства в отношении Заявителя.
36. Национальные суды ограничились выводом о том, что оспоренное утверждение опорочило честь, достоинство и деловую репутацию В. Ш. и что Заявительница не доказала его правдивость (см. пункты 8 и 10 выше). Они не приняли во внимание следующие моменты: положение Заявителя как журналистки, а также её добросовестность или недобросовестность; положение истца как политика и государственного служащего; цель, преследуемую Заявителем при опубликовании статьи; наличие предмета, вызывающего общественный интерес или общую озабоченность в оспоренной статье; а также актуальность информации в отношении предполагаемых попыток губернатора оказать влияние на судебный орган в контексте борьбы с коррупцией (см. mutatis mutandis дело Кунициной, приведённое выше, § 46). Отказавшись от анализа таких элементов, национальные суды упустили из вида чрезвычайную функцию, которую пресса выполняет в демократическом обществе.
37. Национальные суды также не провели чёткого разграничения между утверждениями о факте и оценочными суждениями. Районный суд не уделил никакого внимания тому, не являлось ли утверждение, оспоренное В. Ш., оценочным суждением, совершенно проигнорировав требования раздела 9 Постановления № 3 Пленарного заседания Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г., согласно которому оценочные суждения не могут становиться основанием для иска по ст. 152 ГПК, поскольку они являются выражением субъективного мнения и взглядов ответчика и не могут быть проверены на предмет достоверности (см. дело Чельцовой, приведённое выше, § 32). По настоянию Заявителя, Областной суд рассмотрел этот вопрос, но только в сокращённом порядке. Не проводя глубинного анализа характера оспоренного утверждения, он лишь заключил, что последнее было утверждением о факте, подлежащем доказыванию.
38. Что касается уравновешивания права губернатора на репутацию и права журналиста на свободу выражения мнения, Суд отмечает, что национальные суды лишь объявили, что оспоренное утверждение опорочило честь, достоинство и деловую репутацию В. Ш., не приводя никаких причин в обоснование такого вывода. Районный и Областной суды не сочли необходимым рассмотреть вопрос о том, можно ли расценивать оспоренное утверждение, касавшееся поведения В. Ш. в общественной сфере как губернатора, а не его личных качеств или частной жизни, как действительный выпад, способный нанести вред чести или деловой репутации истца, не говоря о его достоинстве. По-видимому, их мотивировка базируется на подразумеваемом допущении о том, что интересы, связанные с защитой «чести и достоинства других лиц», в частности, облечённых государственными полномочиями, перевешивали интересы свободы выражения мнения во всех обстоятельствах. Не уравновесив противоборствующие интересы, национальные суды нарушили требование проведения балансировки.
39. Изложенные выше элементы приводят Суд к заключению о том, что причины, приведённые национальными судами в обоснование вмешательства в осуществление Заявителем своего права согласно статье 10, не были «существенны и достаточны». Суд принимает во внимание главным образом вспомогательную роль норм Конвенции (см. Дубска и Крейзова против Чехии (Dubská and Krejzová v. the Czech Republic), (БП), №№ 28859/11 и 28473/12, § 175, ЕСПЧ 2016). Однако столкнувшись с тем, что национальные суды не привели существенные и достаточные причины в обоснование рассматриваемого вмешательства, Суд делает вывод, что они «не применили стандарты в соответствии с принципами, закреплёнными в статье 10 Конвенции» и «не основывались на приемлемой оценке существенных фактов» (см. с дальнейшими ссылками дело Терентьева, приведённое выше, § 24). Суд заключает, что вмешательство в осуществление Заявителем права на свободу выражения мнения не было «необходимо в демократическом обществе».
40. Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
II. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
41. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
42. Заявительница утверждала, что вмешательство возымело охлаждающий эффект на её журналистскую свободу выражения мнения и потребовала 2 000 евро в качестве возмещения морального вреда.
43. По мнению Правительства, присуждать возмещение в отсутствие нарушения права Заявителя по статье 10 не следовало. В любом случае затребованная сумма была чрезмерной.
44. Суд назначает Заявителю 2 000 евро в качестве возмещения морального вреда.
B. Судебные издержки
45. Заявитель потребовала 1 675 евро на покрытие юридических расходов в ЕСПЧ (33,5 часов при почасовой ставке 50 евро). Она представила договор о предварительной оплате услуг с указанием почасовой ставки в размере 40 евро и окончательный счёт с указанием почасовой ставки в размере 50 евро. Далее она потребовала возмещения 12 евро[1], которые её пришлось заплатить истцу во исполнение постановления Районного суда, не предоставив копии подтверждения платежа.
46. Правительство заявило, что возмещение расходов вследствие выплаты «справедливого возмещения морального вреда, нанесённого Заявителем В. Ш», назначать не следует. Относительно требования о выплате 1 675 евро Правительство утверждало, что это было чрезмерно, поскольку дело Заявителя не было особенно сложным. Кроме того, оно отметило, что в договоре о предварительной оплате услуг между Заявителем и её представителем была установлена почасовая ставка в 40 евро, тогда как постатейная ведомость была составлена на основе почасовой ставки в 50 евро. Правительство заключило, что эти требования не были подкреплены соответствующими документами.
47. В соответствии с практикой Суда заявитель имеет право на возмещение судебных издержек только в той мере, в которой было показано, что они были обязательны и действительно имели место, а также имели разумный размер. В настоящем деле Заявитель не представила никакого документа в подтверждение факта платежа судебной компенсации. По этой причине Суд отклоняет эту часть иска. В отношении остальной части требований Суд отмечает несоответствие между почасовой ставкой, указанной в договоре о предварительной оплате услуг, и её размером в итоговом счёте. Это несоответствие, по его мнению, может быть следствием канцелярской ошибки или изменения условий договора. В любом случае, учитывая документы, находящиеся в его распоряжении, и изложенные выше критерии, но признавая, что Заявитель понесла определённые юридические расходы в связи со своей жалобой, Суд считает разумным не назначать затребованную сумму в полном размере. Таким образом, он назначает 850 евро на покрытие расходов на участие в разбирательствах в Суде.
C. Процентная ставка
48. Суд считает целесообразным принять процентную ставку в соответствии с предельным размером ссудного процента Европейского центрального банка, к которому должны быть добавлены три процента.
ПО ЭТИМ ПРИЧИНАМ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Объявляет жалобу приемлемой.
2. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
3. Постановляет:
a) что Государство-ответчик обязано выплатить Заявителю в течение трёх месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы в переводе на российские рубли по курсу на момент расчёта:
i) 2 000 евро (две тысячи евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве возмещения морального вреда;
ii) 850 евро (восемьсот пятьдесят евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, для покрытия судебных издержек;
б) что с момента истечения вышеуказанных трёх месяцев до момента выплаты на суммы, указанные выше, выплачиваются простые проценты в размере предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода выплаты процентов с добавлением трёх процентных пунктов.
Совершено на английском языке в письменном виде 5 марта 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Стивен Филлипс, Винсент А. Де Гаэтано,
юрист председатель
[1]. Эквивалент в евро, присуждённый В. Ш., рассчитанный по обменному курсу на день подачи Заявителем требований справедливой компенсации.
© Перевод Центра защиты прав СМИ, 2019
