Что может последовать за беспрецедентным иском госкомпании к РБК. Об этом — управляющий партнер адвокатского бюро «Резник, Гагарин и партнеры» Николай Гагарин
— Как в арбитраже «Роснефть» должна обосновывать свои денежные претензии к РБК, доказывать ущерб деловой репутации, который повлек за собой упущенную выгоду, срыв контрактов?
— Все просто. Раз «Роснефть» — публичная компания, то у нее должна быть финансовая отчетность (так называемая fearreporting), которая отражает убытки и прибыль. Очень интересно посмотреть, как «Роснефть» будет доказывать наличие убытков именно из-за публикации в СМИ.
Первый вопрос, который должна была задать себе «Роснефть»: «Мы в балансе у себя ущерб более 3 миллиардов отразили уже? Мы понесли эти убытки? У нас дырка образовалась из-за статьи в газете?» Ну и не надо забывать, что у «Роснефти» есть же акционеры, и эти люди тоже должны знать объективную информацию о состоянии дел в компании: были ли какие-либо убытки?
Так что финансовая отчетность, которую по закону представители корпорации должны принести в суд, способна ответить на многие существенные вопросы в этом споре.
В немецких судах есть такое выражение schmerzgeld — «деньги за боль», когда рассматриваются иски о причинении ущерба деловой репутации. Кто в данной истории переживает моральный вред? Пока непонятно. Если переживает собственник «Роснефти», давайте тогда спросим акционеров: они-то переживают или нет? Если же акции «Роснефти» упали на рынке, то тут вообще можно замучиться доказывать причинно-следственную связь со статьей.
В общем, в арбитраже «Роснефть» должна доказать наличие ущерба именно из-за публикации в РБК. Как это будет доказываться на деле — может быть, увидим. Но предварительно думаю, что искать в отчетности «Роснефти» статью о понесенных убытках более 3 миллиардов рублей, бесполезно. Вряд ли компания понесла такие убытки.
Если представители госкомпании так и не смогут четко доказать и показать ущерб от публикации в суде, то здесь явно будут усматриваться не требования возмещения потерпевшей стороне ее ущерба, а карательные действия по отношению к СМИ.
— Это действительно рекордный в истории российских СМИ иск и один из самых крупных в мире?
— Да. И, к сожалению, никакой общественной дискуссии совместно с журналистами и Верховным судом России относительно этого беспрецедентного иска пока не происходит. Ведь здесь затронуты проблемы свободы слова и свободы информации.
В США, например, все очень просто: поправка к Конституции гласит, что конгресс страны не принимает законов, ограничивающих свободу слова. Притом, что там очень много споров, где реально публикациями причиняется ущерб деловой репутации физическим или юридическим лицам. Если суд устанавливает, что действиями конкретных СМИ был причинен реальный ущерб, он прежде всего основывается на тех документах потерпевшей стороны, из которых виден этот ущерб.
Но вместе с тем в США Верховный суд всегда поддерживает такую позицию: право СМИ — доставлять обществу ту или иную информацию, даже так называемую нескованную, рискованную, не всегда этичную о злоупотреблениях тех или иных чиновников, — это важнейшее конституционное преимущество. При условии, конечно, что информация достоверная. Эта доктрина более честная и более понятная. Потому что она держит общество информированным. Они исходят из того, что народ имеет право знать о своем правительстве, о своих чиновниках и предпринимателях всё. Там нельзя закрывать СМИ, тем более из-за государственных корпораций. А если кому-то причиняется вред публикациями в СМИ, то они должны доказывать вред. Прежде всего доказывать экономический вред, что он действительно имел место, а не рассуждать о моральных переживаниях. В США отработаны методики доказывания ущерба и убытков. Их четко выявляют и измеряют.
— То есть у нас, получается, такой четкой практики доказывания, в том числе со стороны крупных госкорпораций, нет?
— Увы, мы пока так и не стали страной общего европейского права. У нас вообще конь не валялся. Чаще у нас в арбитражах рассматриваются дела, в которых нет политического компонента. И суды, вставая на сторону истца, при этом часто стараются справедливо снизить суммы до каких-то символических размеров.
— Когда «Роснефть» подавала иск в арбитраж, она по закону ведь должна была уплатить какие-то проценты от суммы заявленного иска?
— В соответствии с законом — должна. Это все относится к налоговым платежам, и размеры взноса установлены Налоговым кодексом. Если «Роснефть» проигрывает суд, эти уплаченные в казну деньги будут их реальными убытками. Если выигрывает, то судебные издержки компенсирует проигравшая сторона.
— В такого рода спорах арбитраж помимо документов и финансовых отчетностей может руководствоваться личными убеждениями в соразмерности или несоразмерности суммы компенсации?
— У нас все может быть. Но в западноевропейской практике это выглядело бы по меньшей мере странно.
Источник: «Новая газета»
Фото: Виктория Одиссонова / «Новая»
