Пишешь, рассказываешь, выражаешь мнение, а потом – штраф, обыск, уголовное дело. В такой ситуации оказалась псковская журналистка Светлана Прокопьева. СК подозревает ее в «оправдании терроризма». Признаки этого ужасного преступления следователи усматривают в тексте Светланы, где она рассуждала о причинах самоподрыва подростка в здании архангельского УФСБ. По требованию РКН в Интернете колонка была удалена. Издания, опубликовавшие ее – «Псковская лента новостей» и «Эхо Москвы в Пскове» оштрафованы. Самой журналистке может грозить до семи лет за решеткой – рядом с уголовниками и рецидивистами. Что вообще происходит? Попытались это выяснить в разговоре со Светланой Прокопьевой.
Взрыв — не способ решения проблем
— Давайте начнем с вопроса, который теперь, похоже, и задавать опасно. В вашей публикации о произошедшем в Архангельске вы рассуждали о причинах случившегося, о том, что могло толкнуть подростка на самоподрыв. Но чтобы было окончательно ясно – как вы относитесь к самому взрыву, как к способу «решения» тех проблем, которые явно были у подростка?
— Конечно, с моей точки зрения, этот взрыв – никакой не способ решать какие бы то ни было проблемы. Теракт – это преступление, а не «способ решения проблем» (спасибо Роскомнадзору, теперь такие очевидные вещи приходится по сто раз проговаривать, по умолчанию это якобы не очевидно). Любому взрослому человеку ясно, что акт насилия не может дать никакого положительного эффекта, тем более, если речь идет о серьезных политических вопросах, которые ставил перед собой тот архангельский парень, судя по его последней записке. Но беда в том, что в свои 17 лет он этого не понимал, и не увидел никакого другого «способа», о чем я и писала.
— Как журналист вы ведь и прежде высказывались на острые темы? Были ли последствия – предупреждения, снятые с сайтов тексты, звонки «сверху»?
— Предупреждения РКН как форма политического давления – это в принципе сравнительно новая форма «общения» СМИ и власти, мне кажется. В моем опыте был, наверное, еще только один такой случай – когда весной 2018 года газета «Псковская губерния» получила предупреждение за мою колонку «Нет, это не выборы». РКН увидел там признаки экстремизма. Причем это был весьма своеобразный экстремизм – «публичное заведомо ложное обвинение» представителя власти в экстремизме.
Не оголтелый оппозиционер
— На ваш взгляд, почему Роскомнадзор, а потом и Следственный комитет обратили внимание именно на ваш текст? Он действительно выделялся на общем фоне? Или у силовиков были «виды на вас»?
— Повторю только то, что говорила уже не раз: скорее всего, реакция на теракт в Архангельске особым образом отслеживалась, причем с установкой «спуску не давать никому». Не каждый день в стране происходят атаки на ФСБ, понятно, что они были в бешенстве. Выделялся ли мой текст? Да бог его знает, я читала и пожестче комментарии. Наверное, нашему местному ФСБ очень захотелось выслужиться в борьбе с «врагами системы».
— Как у вас до этого складывались отношения с властями и силовыми структурами?
— Я независимый журналист, но не оголтелый оппозиционный политик. Понятно, что я критически отношусь к очень многим действиям властей, открыто пишу об этом и им это не нравится. Но я стараюсь сохранять объективность, и долгое время не теряла контактов во властной среде (даже попробовала было возглавить «Псковскую правду», но дальше и.о. главреда дело не пошло). На сегодняшний момент с новой губернаторской командой я вообще не знакома, с городскими чиновниками давно не контактировала. А с силовыми структурами – просто никаких отношений нет. Хотя с прежним генералом УМВД был нормальный рабочий контакт, и на какое-то время я даже входила в Общественный совет при МВД.
— Можете ли вы рассказать, как проходил обыск? Что искали и как это комментировали силовики?
— Процедура неприятная, даже если специально вам эти люди навредить не хотят. Ну вот представьте – незнакомые мужики перерывают все ваши вещи, да еще и с вопросами: «Можете пояснить?». Никому не пожелаю. Искали они нечто, что «имеет отношение к совершению преступления» — то есть забрали все, что необходимо мне для работы. Ноуты, телефоны, диктофон, флешки. Бумаг каких-то понабрали еще.
— Как вам кажется, была бы возможна такая ситуация 5-10 лет назад?
— Однозначно нет. Это мое дело – логичное продолжение той цепочки, которая тянется через все это долгое путинское государство. Свободу слова, и вообще свободы, в России очень плавно зажимали – медленно, но верно. Уже Болотное дело нельзя было прощать силовикам, с теми протоколами под копирку. А теперь – вот, пожалуйста, от пяти до семи за авторское мнение, и они же всерьез собираются этого добиваться.
— Если взглянуть на ситуацию с другой стороны: вы как журналист высказали мнение по ситуации, государство пытается с вами бороться – то есть государство признает, что ваше мнение было значимо. Или все это дело – оно не про значимость СМИ?
— То, что со мной происходит, на мой взгляд, доказывает правоту моей колонки. На личном опыте я убеждаюсь, что все правильно написала. Так и есть: достаточно формальной зацепки, чтобы случайно, хоть одним зубом тебя зацепило силовое ведомство – и все, разжуют и проглотят, назад пути нет. Правоохранительная система России по сути своей репрессивна. Заточена на преследование и наказание. Про защиту, исправление, охрану прав и свобод – вообще речи не идет.
«На моем месте мог оказаться кто угодно из вас»
— Что сейчас происходит в деле – продолжаются ли вызовы к следователю?
— Сейчас мы ждем, что следователь назначит экспертизу текста в рамках расследования (у них есть одна, но проведенная в рамках доследственной проверки), а мы добавим экспертам свои вопросы. Плюс мы сами закажем исследование текста у серьезной экспертной организации. Это будет дорого, и пользуясь случаем, хочу от всей души поблагодарить сотни знакомых и незнакомых мне людей, кто помог собрать деньги. Спасибо! Это очень важно для моей защиты, хотя, как верно отмечали некоторые критики, суд может и не принять во внимание эту экспертизу. Но мы играем в долгую, поэтому еще раз спасибо всем, кто вложился.
— Видела, что поддержать вас на митинг в Пскове собралось немало людей, некоторые специально приезжали из других городов. А еще вы за выходные смогли собрать деньги на независимую экспертизу. Вы сами ожидали, что будет такая поддержка?
— А еще я до сих пор получаю просьбы дать интервью, комментарии, сообщить новости и так далее. Да, уровень поддержки меня поразил – я не ожидала, что судьба журналистки из провинции вызовет такой отклик. Ну а с другой стороны, я пытаюсь посмотреть на это дело извне и представить свою реакцию, если бы это происходило не со мной. Неужели бы меня не зацепило? Да еще как! Любого нормального человека выбесит такая история – когда хотят посадить за слова, за выполненный профессиональный долг. Поэтому спасибо всем, кто меня поддерживает, и еще раз скажу: вы правильно делаете. На моем месте мог оказаться кто угодно из вас.
— Как вам кажется, журналистское сообщество сейчас может что-то сделать, чтобы помочь вам?
Журналистское сообщество делает главное – свою работу. То есть СМИ пишут о моем деле, постоянно напоминают, не дают втихомолку его провернуть. Если бы эту кампанию поддерживали не только независимые СМИ, но и государственные, дело бы свернулось очень быстро, я думаю. Но журналисты государственных и муниципальных медиа верны «учредителю», а не своей профессии, к сожалению.
— А в целом, на ваш взгляд, сейчас журналистика действенна?
— Независимая журналистика – да. Вопрос только, какую долю она занимает. Пока на федеральных телеканалах свободы слова нет, думаю, что позитивных перемен мы не увидим.
— По вашим ощущениям: есть шансы, что ваше дело закроют или что суд (если до него дойдет) окажется на вашей стороне?
— Не хочу загадывать. Все зависит от кровожадности совершенно конкретных людей. Пусть сами разбираются со своей совестью.
Источник: Лениздат.ру
Беседовала Елена Ожегова
