ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Третья секция
ДЕЛО БУТКЕВИЧА
против РОССИИ
(Case of Butkevich v. Russia)
(Жалоба № 5865/07)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
13 февраля 2018 года
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
02/07/2018
Данное решение было признано
окончательным в соответствии с условиями, изложенными в пункте 2 статьи 44 Конвенции.
Текст решения может подвергнуться редакторской правке.
В деле Буткевича против России
Европейский суд по правам человека (Третья секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:
Хелена Ядерблом, председатель,
Бранко Лубарда,
Луис Лопес Герра,
Хелен Келлер,
Дмитрий Дедов,
Пере Пастор Виланова,
Алина Полачкова, судьи, и Стивен Филлипс, юрист секции, проведя 23 января 2018 г. тайное совещание, вынес следующее решение, которое было принято в этот же день.
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было начато после подачи жалобы (№ 5865/07) против Российской Федерации в соответствии со ст.
34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Конвенция) гражданином Украины, г-ном Максимом Александровичем Буткевичем[1] (Заявитель), 17 января 2007 г.
2. Интересы Заявителя представлял г-н Д. Макаров, адвокат, практикующий в Воронеже, Россия. Интересы
Российского правительства (Правительство) – г-н Г. Матюшкин, представитель Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, и затем его преемник в этой должности, г-н M. Гальперин.
3. Заявитель утверждал, в частности, что его административный арест и задержка при освобождении из-под стражи были незаконны, что он был лишён возможности справедливого разбирательства беспристрастным судом и что имело место незаконное и несоразмерное вмешательство в осуществление им своей свободы выражения мнения.
4. 7 сентября 2015 г. эта жалоба была передана Правительству согласно пункту 1 статьи 5, статьям 6 и 10 Конвенции, а остальная часть жалобы был объявлена неприемлемой в соответствии с пунктом 3 Правила 54 Регламента Суда.
5. Правительство Украины воспользовалось своим правом, согласно пункту 1 статьи 36 Конвенции и Правилу 44 Регламента Суда, принять участие в слушании настоящего дела.
6. Председатель Секции предоставил возможность, согласно пункту 2 статьи 36 Конвенции и пункту 3 Правила 44 Регламента Суда, сделать совместное представление «Инициативе по правовой защите СМИ», организации «АРТИКЛЬ 19: всемирная кампания за свободу выражения мнения» (далее АРТИКЛЬ 19) и Центру защиты прав СМИ.
7. Российскому Правительству и Заявителю было позволено прокомментировать представления третьих сторон.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
8. Заявитель родился в 1977 г. и проживает в Киеве.
A. Предыстория и события 16 июля 2006 г.
9. В своей жалобе в Суд Заявитель сообщил, что во время происходивших событий он работал журналистом украинского ТВ‑канала. В июле 2006 г. он выказал желание освещать встречу на высшем уровне G8, проводившуюся в Ленинградской области, в качестве представителя Либертарианского информационного и новостного коллектива (ЛИНК), распространяя пресс-релизы и информацию в интернете о протестах, соединяя журналистов и протестующих и освещая проблемы, поднимаемые активистами. В своих комментариях о представлениях в Суд третьих сторон Заявитель добавил, что в то время он был «связан с Independent Media Centre (Indymedia)», перед встречей G8 он сделал перерыв в своей телевизионной работе и «сосредоточился на работе в СМИ» в рамках ЛИНК.
10. По словам Заявителя, в 8:30 утра 16 июля 2006 г. он оказался поблизости от так называемого «антиглобалистского» шествия на Невском проспекте в Санкт-Петербурге (см. также пункты 19 и 20 ниже). На нём не было никакой специальной одежды или символики, указывавшей на его принадлежность к журналистской профессии. Он не принимал участия в протесте, его действия ограничивались наблюдением за людьми и фотографированием, в том числе тогда, когда полиция начала разгонять собравшихся и задерживать некоторых участников. Один из сотрудников полиции заметил, что он делает снимки, и потребовал выключить фотоаппарат. По словам Заявителя, он подчинился, и других требований к нему не
предъявлялось, он не оказывал никакого сопротивления полиции. В своих замечаниях в Суд Заявитель сообщил, что он предъявил своё удостоверение Международной федерации журналистов и объяснил своё присутствие в том месте.
11. Из идентичных протоколов двух сотрудников полиции следовало, что они подошли к Заявителю и потребовали от него прекратить свои «незаконные действия». Невзирая на несколько предупреждений, Заявитель ответил отказом, после чего от него потребовали пройти в автомобиль полиции, чтобы проследовать в отделение полиции. Несмотря на это, он отказывался, хватал их за форму, вёл себя
вызывающе и кричал, после чего был доставлен в автомобиль полиции силой.
B. Преследование за административное правонарушение
12. Протокол об административном доставлении был составлен в соответствии со ст. 27.2 Федерального кодекса административных правонарушений (далее КоАП). Протокол не содержал никакой мотивировки.
13. Затем Заявитель подвергся процедуре административного задержания в соответствии со ст. 27.3 КоАП. В протоколе был подчёркнут следующий текст: «задержан с целью прекращения правонарушения, составления протокола об административном правонарушении, рассмотрения дела и т. д., как требует КоАП». Согласно протоколу Заявитель не подвергался процедуре обыска или досмотра вещей.
14. По словам Правительства, когда Заявитель был задержан и пребывал в отделении полиции, при нём находилась миграционная карта с отметкой о «частном визите» к г-ну T., проживающему в Москве, в качестве цели его приезда в Россию, а также фотокопии его украинского паспорта с шенгенской визой. Затем Заявитель был допрошен. Он показал, что является журналистом и работает редактором ТВ-канала «Студия
1+1». Правительство указало, что в административном деле отсутствовали фотокопии какого‑либо документа, подтверждавшего полномочия Заявителя как профессионального журналиста.
15. По-видимому, Заявитель смог связаться с адвокатом. Согласно представлению Заявителя, адвокат прибыл в отделение полиции в 9:15 утра, но получил разрешение увидеть его только в 14:00.
16. Примерно в это время Заявителю был предоставлен доступ к протоколу об административном правонарушении, составленному сотрудником полиции Ф., который указал, что Заявитель был задержан по причине своего «участия в несанкционированной демонстрации на Невском проспекте, что создавало риск несчастного случая, угрожавшего жизни и здоровью его самого и других людей». В протоколе также говорилось:
«Сотрудник полиции подошёл [к Заявителю], представился и попросил [Заявителя] прекратить свои незаконные действия. Несмотря на неоднократные и законные требования прекратить незаконные действия, [Заявитель] ответил отказом. Несмотря на неоднократные и законные требования пройти в автомобиль полиции, он также отказывался, хватал сотрудников полиции за одежду и кричал. В отношении него пришлось применить физическую силу для принуждения его сесть в автомобиль».
Также к напечатанному тексту протокола от руки было приписано:
«Свидетели, понятые, пострадавшие: B., [адрес]; K., [адрес]…».
17. Несколько часов спустя сотрудник полиции Д. составил новый протокол об административном правонарушении. Заявитель прочёл и подписал его около 7 вечера. Согласно этому протоколу Заявитель был задержан, поскольку он «не подчинился законному требованию сотрудника полиции». К напечатанному тексту протокола от руки также было приписано:
«Свидетели, понятые, пострадавшие:
B., [адрес]; K., [адрес]…».
18. Около 20:30 вечера Заявитель был доставлен к мировому судье. Ему было предъявлено обвинение в неподчинении двум требованиям сотрудников полиции: i) прекратить участие в несанкционированной демонстрации и ii) «добровольно» пройти в автомобиль полиции, как говорится в постановлении мирового судьи.
19. Заявитель утверждал в суде, что во время своей прогулки с приятельницей, г-жой K., он увидел людей, бежавших по Невскому проспекту с транспарантами и плакатами, и последовал за ними, чтобы сделать несколько фотографий.
20. Адвокат Заявителя указал на то, что второй протокол, составленный полицией, существенно отличался от первоначального варианта. Однако его попытки добиться приобщения первого протокола к делу оказались безуспешными. Судья заслушал г-жу K., которая сообщила, что прогуливалась вместе с Заявителем в 8:30 утра 16 июля 2006 г., когда они увидели людей, бежавших по Невскому проспекту. Заявитель последовал за ними, она потеряла его из виду, но в конечном итоге догнала его, когда он уже
находился в полицейском автомобиле, в этот момент он не оказывал никакого сопротивления полиции.
21. По словам Заявителя, суд отказался заслушать сотрудников полиции, проводивших задержание, сотрудников полиции, составивших первоначальный и исправленный протоколы об административных правонарушениях или кого-либо, упомянутого в протоколе (см. пункты 16-17 выше). По словам Правительства, Заявитель не обращался с просьбой о привлечении сотрудников полиции, проводивших задержание, к участию в судебном заседании для дачи показаний.
22. В тот же вечер мировой судья признал Заявителя виновным по ст. 19.3 КоАП и приговорил его к трём суткам лишения свободы, начиная с 10 утра того же дня.
23. Суд опирался на: i) второй протокол об административном правонарушении, составленный органом, начавшим преследование Заявителя, и ii) письменные показания сотрудников полиции, проводивших задержание. Эти показания были получены перед заседанием суда.
24. Заявитель содержался в полицейской камере в течение ночи и затем был переведён в СИЗО для отбытия наказания.
25. Хотя постановление суда подлежало обжалованию в течение десяти дней, Заявитель предпочёл подать жалобу немедленно. Он также составил письменное заявление, в котором говорилось:
«Действуя в качестве журналиста, 16 июля 2006 г. я делал фотографии во время общественного мероприятия. Я не знал, что нарушаю какой‑либо закон. Если я ненамеренно сделал это, то сожалею об этом. В тот же день я был приговорён к трём суткам лишения свободы. Я прошу апелляционный суд при рассмотрении моей жалобы удовлетворить её с целью моего освобождения. Я бы просил вас рассмотреть эту жалобу в моё отсутствие, но при участии моего адвоката и представителя украинского консульства».
26. 18 июля 2006 г. Заявителя посетил сотрудник украинского консульства, и Заявитель подписал документ, дававший консулу право представлять его при рассмотрении апелляционной жалобы.
27. Консул обратился к апелляционному суду с просьбой рассмотреть жалобу без промедления.
28. 18 июля 2006 г. Куйбышевский районный Суд Санкт-Петербурга заслушал представителя, утвердил обвинительный приговор, но сократил срок наказания до двух суток лишения свободы. Апелляционный суд постановил:
«В своём апелляционном заявлении [Заявитель] утверждал, что суд первой инстанции не принял во внимание, что он не принимал участие в так называемом «антиглобалистском» протесте в качестве журналиста; суд первой инстанции не получил показаний от свидетелей обвинения, и принятое постановление было основано исключительно на письменных протоколах,составленных сотрудниками полиции, задержавшими его…
Суд первой инстанции дал надлежащую оценку протоколам и показаниям сотрудников полиции, включая показание K., которая была опрошена по просьбе ответчика. Из заявления K.
следовало, что она не была свидетельницей момента задержания ответчика. Данный суд не имеет оснований подвергать сомнению протоколы сотрудников полиции, поскольку ранее они не были знакомы с ответчиком и не имели оснований для дачи ложных показаний».
Апелляционный суд указал, что его решение «подлежало немедленному исполнению».
29. По словам Заявителя, он был освобождён в 16:00 того же дня. В отношении книги учёта лиц (копия соответствующей выдержки из которой не была подана в Суд), Правительство сообщило, что Заявитель был освобождён в 10 часов утра 18 июля 2006 г.
30. Заявитель добивался пересмотра постановлений городского суда в порядке надзора. Он заявил inter alia, что ему было отказано в возможности задать вопросы сотрудникам полиции, проводившим задержание, досудебные протоколы которых послужили основным источником неблагоприятных свидетельств. 13 ноября 2006 г. Заместитель председателя городского суда утвердил обвинительный приговор в упрощённом порядке.
II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА
A. Журналисты и общественные мероприятия
31. Ст. 6 Закона «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» от 2004 г. определяет участников общественного мероприятия как людей, которые добровольно принимают участие в таком событии, и требует от них соблюдения общественного порядка. В 2014 г. в ст. 6 были внесены уточнения относительно того, что журналисты должны иметь при себе документ, подтверждающий их «полномочия журналистов»; каждый журналист должен иметь на одежде явный отличительный знак, указывающий на организацию СМИ, которую он или она представляет.
32. Закон о СМИ от 1991 г. определяет журналиста как лицо, которое 1) работает или имеет договорные отношения с зарегистрированной организацией СМИ, или которое выполняет их указания, и 2) редактирует, производит и собирает информацию и данные для зарегистрированной организации СМИ (ст. 2). Журналист имеет право присутствовать на собраниях или демонстрациях и делать там фотографии или аудио- и видеозаписи (ст. 47). Выполняя свои профессиональные обязанности, журналист обязан предъявлять своё удостоверение и документы, подтверждающие его полномочия журналиста (ст. 49).
B. Административное доставление и административное задержание
33. КоАП предоставляет право компетентным органам власти принуждать лицо проследовать за уполномоченным сотрудником полиции, например, в отделение полиции, с целью составления протокола об административном правонарушении, когда это не может быть сделано на месте (ст. 27.1 и 27.2 КоАП об административном доставлении). Ранее Конституционный Суд постановлял, что данную меру принуждения, которая равносильна временному ограничению свободы передвижения гражданина, следует применять
только на короткое время и когда это необходимо. Относительно понятия «лишение свободы» согласно статье 5 Конвенции Конституционный Суд ранее постановлял, чтосоответствующие критерии, касающиеся статьи 5 Конвенции, «полностью применимы» к этой мере (Решение № 149‑O‑O от 17 января 2012 г.).
34. В исключительных обстоятельствах, касающихся необходимости в надлежащем и скором рассмотрении административного дела, физическое лицо может подвергнуться административному задержанию (ст. 27.3 КоАП). Задержанного следует проинформировать о его правах и обязанностях, и факт этого уведомления следует отразить в протоколе задержания. Продолжительность такого административного задержания обычно не должна превышать трёх часов. Административное задержание на более долгий период, не превышающий сорок восемь часов, допустимо только для лиц, подлежащих административному разбирательству в отношении правонарушения, наказуемого административным лишением свободы, или правонарушений, предполагающих незаконное пересечение российской границы. Отсчёт этого срока начинается с того момента, когда лицо было доставлено в отделение полиции в соответствии со ст. 27.2 Кодекса (ст. 27.5 Кодекса). Конституционный Суд уже постановлял, что такое задержание равносильно «лишению свободы» в понимании Европейского суда по правам человека с точки зрения пункта 1(c) статьи 5 Конвенции (Постановление № 9-P от 16 июня 2009 г.).
35. Административное задержание должно осуществляться в соответствии с целями, изложенными в пункте 1(c) статьи 5 Европейской конвенции, то есть с целью доставления гражданина в компетентный правовой орган при наличии небезосновательного подозрения в совершении правонарушения, или когда необходимо предотвратить совершение им правонарушения или попытки скрыться после его совершения (Постановление № 9-P от 16 июня 2009 г. Конституционного Суда). Оценка законности задержания требует оценки существенных особенностей, влияющих на такую «законность», включая обоснованность меры с точки зрения преследуемых целей, а также необходимости и разумности её применения в конкретных обстоятельствах. Административное задержание считается законным, если оно обосновано с точки зрения характера правонарушения и необходимо для исполнения постановления в деле об административном правонарушении (решение № 1049-O от 2 июля 2013 г. Конституционного Суда). Оценка причин/оснований, изложенных в протоколе об административном задержании (существенная в случае иска о возмещении в связи с таким задержанием), включает оценку того, было ли задержание единственно возможной мерой в отношении ответчика (там же).
36. В соответствии с Законом о полиции (ФЗ № 1036-I от 18 апреля 1991 г.) полиция уполномочена проводить административные задержания (ст. 11(1), 11(5)).
C. Преследование за административное правонарушение
37. Конституционный Суд сообщил что п. 2 ст. 118 и п. 3 ст. 123 российской Конституции предписывают
применение принципа равноправия сторон и состязательной процедуры в судебных разбирательствах,
включая дела в соответствии с КоАП (Решение № 630-O от 23 апреля 2013 г.).
38. П. 4 ст. 25.1 КоАП предусматривает, что любое лицо, подвергающееся преследованию на основании КоАП, имеет право ознакомиться с материалами дела, делать представления, приводить свидетельства, подавать ходатайства и отводы и пользоваться правовой поддержкой. Конституционный Суд счёл, что вышеуказанные гарантии позволяли затронутому лицу прибегать в ходе судебных разбирательств к опровержению информации, содержавшейся в материалах дела, например, в протоколе об административном правонарушении, тем самым осуществляя своё право на судебную защиту на основе принципа состязательности (Решение № 925-O-O от 17 июня 2010 г.).
39. Ст. 28.1 КоАП предусматривает, что дело об административном правонарушении может быть возбуждено
уполномоченным должностным лицом, таким как сотрудник полиции или прокуратуры.
40. Глава 25 КоАП содержит положения, касающиеся «участников производства по делам об административных правонарушениях», а именно: ответчика, пострадавшего, их представителей и адвоката, свидетелей, понятых, специалистов и экспертов, переводчиков и сотрудников прокуратуры. В частности, ст. 25.11 предоставляет сотруднику прокуратуры полномочия возбуждать дела об административном правонарушении, принимать участие в рассмотрении дела, приводить свидетельства, подавать ходатайства и выписывать протоколы о событиях, происходящих в ходе рассмотрения дела, а также обжаловать решения,
принятые в рамках дела, независимо от того, принимал ли он участие в деле.
41. Служащий, составивший протокол об административном правонарушении, и официальный/несудебный орган, вынесший решение по делу, не считаются «участниками» разбирательств, упоминаемыми в главе 25 КоАП. Таким образом, они не могут подавать ходатайства, но могут быть вызваны на слушание с тем, чтобы «дать пояснения» (Постановление № 5 от 25 марта 2005 г. Пленума Верховного Суда России).
42. Относительно роли судьи в административном деле Конституционный Суд сообщил, что, для
того чтобы удовлетворить законное требование «полного и объективного» рассмотрения дела, судья имеет законные полномочия заслушать участников дела, рассмотреть свидетельства, а также «принимать другие необходимые процессуальные меры, нацеленные на проверку приемлемости и подлинности свидетельств, в частности, путём вызова proprio motu свидетеля, включая служащего, который составил протокол об административном правонарушении или другой связанный с ним протокол». Это делается с целью дальнейшего рассмотрения имеющихся свидетельств (протокола), а не поиска новых. Вышеупомянутые полномочия нельзя считать несовместимыми с судебной функцией, и они полностью отвечают конституционному принципу состязательной процедуры в соответствии с КоАП (Решение № 1086-O от 6 июля 2010 г.; решение № 884-O от 29 мая 2012 г., Решение № 1817-O от 18 сентября 2014 г. и отдельное заключение судьи Арановского).
43. Ст. 29.6 КоАП предусматривает, что дела следует рассматривать в течение пятнадцати дней после получения судьёй протокола об административном правонарушении или других материалов. Однако дела,
касающиеся нарушений, наказуемых административным лишением свободы, должны рассматриваться
в тот же день, поскольку протокол или другие материалы уже были получены. В случае применения меры административного задержания дело должно быть рассмотрено в течение сорока восьми часов с момента задержания ответчика.
D. Доказательства в деле, регулируемом КоАП
44. Ст. 1.5 КоАП предусматривает презумпцию невиновности. Служащему или суду, рассматривающему дело об административном правонарушении, следует установить, является ли причастное лицо виновным или нет
(Постановление № 5 от 24 марта 2005 г. Пленума Верховного Суда России).
45. Ст. 26.1 КоАП предусматривает, что во время рассмотрения дела необходимо выяснить следующие обстоятельства: наличие события, которое составляет административное правонарушение; лицо, допустившее незаконные действия или бездействие, наказуемое в соответствии с КоАП; виновно ли лицо в совершении правонарушения; были ли какие-либо смягчающие или отягчающие обстоятельства; характер и объём ущерба, причинённого правонарушением; были ли обстоятельства, препятствовавшие рассмотрению дела; другие обстоятельства, которые могут быть существенными для правильного рассмотрения дела,
а также причины правонарушения и условия, при которых оно было совершено.
46. Ст. 26.2 КоАП определяет доказательства/свидетельства в делах, регулируемых КоАП как любые фактологические данные, которые могут служить для определения того, было ли совершено правонарушение, был ли ответчик виновен, или другие обстоятельства, которые могут быть важными для правильного рассмотрения дела. Вышеупомянутые фактологические данные устанавливаются на основании протокола об административном правонарушении, другой протокол составляется в соответствии с КоАП, физическими свидетельствами, заявлениями от пострадавшего, свидетеля или эксперта, или на основании других документов.
47. «Другими документами» могут быть видео- или аудиозаписи, или фотографии (Обзор судебной практики 1(2014) от 24 декабря 2014 г. Президиума Верховного Суда России).
48. Ст. 26.7 предусматривает, что документы могут быть приняты в качестве свидетельства, если данные, содержащиеся в них (удостоверенные соответствующими организациями, служащими или гражданами) относятся к делу.
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ
НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 1 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ
49. На основании пункта 1 статьи 5 Конвенции Заявитель утверждал, что его административное задержание было незаконным и несоразмерным и что отсутствовало законное основание для лишения его свободы после 10 часов утра 18 июля 2006 г.
50. В пункте 1 статьи 5 Конвенции говорится:
«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишён свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
<…>
c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения…».
A. Представления сторон
1. Заявитель
51. Заявитель утверждал, что отсутствовали исключительные обстоятельства, как того требует ст. 27.3 КоАП, которые могли бы оправдать его административное задержание.
52. В своих замечаниях в Суд Заявитель уточнил, что, помимо необходимости в наличии формального основания в виде правового положения, лишение свободы также должно отвечать цели статьи 5 Конвенции для предотвращения случаев произвольного или необоснованного лишения свободы. Доставление
Заявителя в отделение полиции и его удерживание там было произвольным и было осуществлено недобросовестно по следующим причинам.
Во-первых, правовая квалификация обвинений была выбрана намеренно для того, чтобы обосновать продление досудебного лишения свободы и облегчить работу полиции. В досудебных документах ясно указывалось на то, что Заявитель был задержан за участие в «несанкционированном общественном
мероприятии». Соответствующее правонарушение, подпадающее под действие ст. 20.2 КоАП, могло обосновать удерживание Заявителя дольше трёх часов. Однако полиция не смогла доставить его к судье достаточно быстро, и поэтому его обвинили в неподчинении полиции – правонарушении, наказуемом по ст. 19.3 КоАП и позволяющим досудебное лишение свободы на срок до сорока восьми часов. Заявитель был проинформирован о данной правовой квалификации по прошествии более пяти часов после его задержания в форме нового и исправленного протокола об административном правонарушении.
Во-вторых, произвольный характер задержания подтверждал тот факт, что предъявленные обвинения не были оправданы обстоятельствами и были продиктованы намерением произвести охлаждающий эффект на участников общественного мероприятия и наблюдателей. Поведение, связанное с общественными мероприятиями, регулируется в первую очередь ст. 20.2 КоАП, в которой в то время предписывались более мягкие наказания в виде штрафов, чем в ст. 19.3, и не предусматривался более продолжительный период досудебного лишения свободы или наказание в виде лишения свободы, которое предусматривается в ст. 19.3. В то время власти предпочли преследование только по ст. 19.3 или даже в сочетании со ст. 20.2 за то, что, по сути, было теми же фактологическими обстоятельствами.
53. Наконец, Заявитель показал, что его освободили около четырёх часов вечера 18 июля 2006 г., то есть, по-видимому, около того времени, когда распоряжение суда было доставлено в СИЗО, притом что считалось, что наказание в исправленном виде было уже полностью отбыто в 10 часов утра того же дня.
2. Правительство
54. Правительство утверждало, что Заявитель был задержан после своего отказа, несмотря на неоднократные требования сотрудника полиции прекратить участие в незаконном общественном мероприятии, а также своего отказа «добровольно сопроводить» сотрудника полиции в отделение полиции. Эти отказы были равносильны неподчинению законному требованию сотрудника полиции, что является правонарушением по ст. 19.3 КоАП. Совершение Заявителем этого правонарушения стало основанием
для его административного задержания. Кроме того, Заявитель оказывал сопротивление, с криками хватая сотрудников полиции за форму. Таким образом, сотрудники полиции были вынуждены применить силу, чтобы поместить его в автомобиль и отвезти в отделение. Эти действия были нацелены на то, чтобы составить документы, касающиеся правонарушения и передачи дела в суд. Заявитель был доставлен в отделение полиции в соответствии со ст. 10 и 11 Закона о полиции от 1991 г. (см. пункт 36 выше).
55. Когда Заявитель был задержан и находился в отделении полиции, при нём была миграционная карта с отметкой о «частном визите» к г-ну T., проживающему в Москве, как цели его пребывания в России, а также фотокопии его украинского паспорта и шенгенская виза. Затем Заявитель был допрошен и сообщил, что является журналистом и работает редактором ТВ-канала «Студия 1+1». Он не принимал участия в общественном мероприятии на Невском проспекте, но делал фотографии. Правительство указало, что
в тот момент в материалах административного дела не было фотокопий какого-либо документа,
которые подтвердили бы полномочия Заявителя как профессионального журналиста.
56. Правительство объяснило, что административное доставление и административное задержание в соответствии с КоАП имели целью прекращение административного правонарушения, подтверждение личности гражданина, составление протокола об административном правонарушении, если это было невыполнимо на месте, а также обеспечение своевременного и правильного рассмотрения дела, а также исполнения итогового постановления. Административное задержание Заявителя преследовало цели, изложенные в пункте 1(c) статьи 5 Конвенции, а именно доставление его в компетентный правовой орган по обоснованному подозрению в совершении (административного) правонарушения. С точки зрения российского законодательства, цель административного задержания заключалась в обеспечении разбирательства по делу об административном правонарушении.
57. Апелляционный суд сократил срок лишения свободы до двух дней, принимая во внимание пассивную роль Заявителя в незаконном общественном мероприятии, а также его признание вины. Судя по содержанию книги учёта задержанных, Заявитель был освобождён в 10 часов утра 18 июля 2006 г. Таким образом, он отбыл срок, длительность которого была изменена после рассмотрения апелляционной
жалобы, и был освобождён без задержек. Подробная информация по каждому задержанному, включая дату и время прибытия и освобождения, записывалась в личном деле, составлявшемся в каждом случае. Однако дело Заявителя было уничтожено 22 июля 2010 г. вместе c другими, относившимися к тому же периоду, по истечении установленного срока хранения таких протоколов.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость и рамки
жалобы
58. Суд замечает, что первоначальная жалоба Заявителя, которая была подана 17 января 2007 г. и доведена до сведения Правительства-ответчика, касалась требования по ст. 27.3 КоАП о том, что, для того чтобы административное задержание было законным, требуются «исключительные обстоятельства».
59. В своих замечаниях Заявитель привёл доводы, касавшиеся произвольного лишения свободы, осуществлённого недобросовестно и на вымышленном основании (см. пункт 52 выше). Данный аспект не является уточнением первоначальной жалобы и, следовательно, оказывается поднятым с запозданием в 2016 г. Таким образом, данная новая жалоба была подана не вовремя и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.
60. В отношении первоначальной жалобы, а также вопроса запоздалого освобождения, Суд отмечает, что эти жалобы не являются явно необоснованными с точки зрения пункта 3(a) статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что они не являются неприемлемыми ни на каком другом основании и поэтому должны быть объявлены приемлемыми.
2. Существо дела
a) Административное задержание
61. Суд замечает, что Заявитель был впервые препровождён в отделение полиции согласно ст. 27.2 КоАП и затем, уже в отделении полиции, был подвергнут процедуре административного задержания согласно ст. 27.3 КоАП. В протоколе об административном доставлении не приводилось никаких конкретных причин для того, чтобы применить к Заявителю меры по принуждению в соответствии с этой процедурой.
62. Ст. 27.2 предусматривает, что подозреваемый в правонарушении может быть доставлен в отделение полиции с целью составления протокола об административном правонарушении, только если такой протокол не может быть составлен на месте, где было обнаружено правонарушение. Заявитель не утверждал, что вышеупомянутое положение не было выполнено в настоящем деле (ср. Лашманкин и другие против России (Lashmankin and Others v. Russia), № 57818/09 и 14 других, § 489, 7 февраля 2017 г.).
63. В то же самое время ни национальные власти, ни Правительство-ответчик не предоставили никакого обоснования, как того требует ст. 27.3 Кодекса, для административного задержания, а именно что имели место «исключительные обстоятельства» и/или это было «необходимо для незамедлительного и надлежащего рассмотрения административного дела и исполнения любого назначенного наказания». Учитывая толкование, которое дал российский Конституционный Суд (см. пункт 35 выше), вышеприведённые соображения были обязательными элементами, касавшимися законности лишения
свободы (см. Лашманкин и другие, упомянутое выше, § 490; сравн., хотя и в разных контекстах, Гусинский против России (Gusinskiy v. Russia), № 70276/01, §§ 63‑65, ЕСПЧ 2004‑IV и Волчкова и Миронов против России (Volchkova and Mironov v. Russia), №№ 45668/05 и 2292/06, § 106, 28 марта 2017 г.).
64. Национальные власти были обязаны установить, что лишение свободы «обоснованно считалось необходимым» в обстоятельствах дела «для того, чтобы помешать [лицу] совершить правонарушение или скрыться после его совершения». В то же самое время властям следует помнить о том, что эта мера был применена в контексте административного правонарушения и, возможно, в контексте осуществления основного права или свободы, такой как свобода выражения мнения или свобода мирных собраний. Пункт 1 статьи 5 Конвенции требует, что, для того чтобы лишение свободы не считалось произвольным, недостаточно, чтобы данная мера принималась и исполнялась в соответствии с национальными законами, она также должна быть необходимой в конкретных обстоятельствах (см. Нештяк против Словакии (Nešťák v. Slovakia), № 65559/01, § 74, 27 февраля 2007 г.). Лишение свободы согласно пункту 1(c) статьи 5 должно отвечать требованию соразмерности (см. Ладент против Польши (Ladent v. Poland), № 11036/03, § 55, 18 марта 2008 г.), что подразумевает наличие обоснованного решения, уравновешивающего соответствующие доводы за и против освобождения (см. Таран против Украины (Taran v. Ukraine), № 31898/06, § 68, 17 октября 2013 г.).
65. По этим причинам Суд не согласен с тем, что административное задержание Заявителя соответствовало российскому законодательству, чтобы также быть «законным» с точки зрения пункта 1(c) статьи 5 Конвенции. Следовательно, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 .
b) Задержка освобождения
66. Правительство обязано предоставить, со ссылкой на удовлетворительное и убедительное письменное свидетельство, подробный протокол об административном лишении свободы Заявителя и дать отчёт относительно времени его освобождения (см. Крянгэ против Румынии (Creangă v. Romania), (БП), № 29226/03, § 90, 23 февраля 2012 г.). В настоящем деле этого не было сделано. В частности, Правительство не представило выдержку из книги учёта лиц, на которую оно ссылалось. В этих обстоятельствах Суд считает, что Заявитель был лишён свободы до четырёх часов вечера 18 июля 2006 г. (ср. Борис Попов против России (Boris Popov v. Russia), № 23284/04, § 75, 28 октября 2010 г.). Не оспаривается то обстоятельство, что его наказание считалось полностью отбытым в 10 часов утра того же дня. После этого времени его содержание под стражей перестало быть оправданным согласно пункту 1(a) статьи 5 Конвенции.
67. Суд напоминает, что некоторое промедление в исполнении решения об освобождении задержанного объяснимо и часто неизбежно, с учётом практических соображений, касающихся характера работы судов и соблюдения определённых формальностей. Однако национальные власти обязаны делать попытки сводить его к минимуму (см. Руслан Яковенко против Украины (Ruslan Yakovenko v. Ukraine), № 5425/11, § 68, ЕСПЧ 2015 г. с дальнейшими ссылками). Административные формальности, связанные с освобождением, не могут оправдать промедление продолжительностью в несколько часов (там же; см. также Кинн против Франции (Quinn v. France), 22 марта 1995 г., §§ 39-43, Серия A, № 311), в котором Суд пришёл к заключению о том, что одиннадцатичасовая задержка в исполнении решения освободить Заявителя «тотчас» была несовместима с пунктом 1 статьи 5 Конвенции). В настоящем деле Суд не находит основания для шестичасового промедления. Нет оснований предполагать, что были какие-то конкретные трудности в обеспечении немедленного освобождения Заявителя, как того потребовал апелляционный суд (см. пункт 28 выше), расположенный в том же городе, что и СИЗО (см. в подобном контексте Биволару против Румынии (Bivolaru v. Romania), № 28796/04, §§ 103-107, 28 февраля 2017 г.).
68. Таким образом, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции и в этом отношении.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ
69. Заявитель утверждал, что имело место нарушение статьи 6 Конвенции, поскольку ему не было обеспечено справедливое разбирательство беспристрастным судом при рассмотрении дела об административном правонарушении.
В соответствующих частях статьи 6 Конвенции говорится:
«1. Каждый… при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство… независимым и беспристрастным судом…
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:
a) быть незамедлительно и подробно уведомлённым на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;
b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;
c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;
d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него…».
A. Приемлемость
70. Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной с точки зрения пункта 3 статьи 35 Конвенции, и далее отмечает, что не было установлено никаких других оснований, на которых она могла бы быть объявлена неприемлемой. Поэтому она должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо дела
1. Представления сторон
a) Правительство
71. Правительство утверждало, что Заявитель был проинформирован о своих процессуальных правах, уполномочил украинского консула представлять его на слушании по апелляции и подверг перекрёстному допросу свидетелей Б. и K. Таким образом, ему была предоставлена адекватная возможность опротестовать негативную информацию, содержавшуюся в протоколе об административном правонарушении и протоколах сотрудников полиции.
72. Сотрудники полиции, составляющие протоколы об административном правонарушении или подающие материалы дела в суд, не рассматривались как стороны разбирательства и не получили разрешение подавать ходатайства. В то же самое время они могли быть заслушаны судом, если необходимо, для того чтобы дать
пояснения.
73. Заявитель не обращался в суд с ходатайством о вызове сотрудника(ов) полиции, осуществлявшего(их) задержание, для участия в слушании.
74. Информация, содержавшаяся в протоколах сотрудников полиции, явилась письменным свидетельством. Они не были равносильны «свидетельским заявлениям», поскольку не были составлены после предупреждения о недопустимости дачи ложных показаний. Однако такие протоколы могли использоваться для установления существенных фактологических и правовых элементов дела, а также вины ответчика.
Протоколы сотрудников полиции были «документами», которые могли быть доказательствами в деле, регулируемом КоАП (см. пункты 46-48 выше).
75. Суд первой инстанции надлежащим образом рассмотрел свидетельства, представленные ему, и не принял активных мер, например, по сбору новых свидетельств.
b) Заявитель
76. Заявитель утверждал, что ему было отказано в возможности опросить сотрудников полиции, создавших основание для его преследования (а именно тех, кто предположительно изменил протокол об административном правонарушении), сотрудников полиции, задержавших его, чьи письменные протоколы создали основание для признания его виновным, или людей, упомянутых в протоколе. Перед заседанием суда ему не сообщили о том, какое именно обвинение ему предъявлено.
77. Протокол об административном правонарушении, составленный полицией, рассматривался как доказательство. Как подтверждается судебными решениями и представлениями Правительства, вина Заявителя был установлена на основании этого протокола и протоколов сотрудников полиции.
78. Учитывая отсутствие стороны обвинения в деле в сфере КоАП, разбирательства не были проведены в соответствии с принципом равноправия сторон и требованием состязательной процедуры; суд первой инстанции не отвечал требованиям независимости и беспристрастности. Кроме того, судья первой инстанции действовал предвзято, поскольку он уже принял постановления в тот же день, где признавались виновными несколько человек, задержанных в связи с тем же общественным мероприятием; эти постановления были основаны на заявлениях сотрудников полиции, идентичных протоколам сотрудников полиции, которые рассматривались в собственном деле Заявителя.
79. Апелляционное и надзорное разбирательства не исправили никаких недостатков, возникших на слушании. Апелляционный суд также отказался заслушать г-жу Б. в качестве свидетеля.
80. Протоколы сотрудников полиции не были составлены в соответствии с присягой и не рассматривались как свидетельские показания. Тем не менее они заложили основание для признания Заявителя виновным и безосновательно получили больший вес, чем единственное настоящее свидетельское показание.
2. Оценка Суда
81. Заявитель поднял два отдельных, но взаимосвязанных вопроса: i) предполагаемое нарушение его права на «беспристрастное слушание дела» вследствие разнообразных процессуальных недостатков и нарушения минимальных прав, перечисленных в пункте 3 статьи 6, а также по причине отсутствия стороны обвинения в деле, регулируемом КоАП; он сослался, в частности, на принцип равноправия сторон и требование состязательной процедуры;
ii) предполагаемое нарушение требования беспристрастности по причине отсутствия стороны обвинения в
деле, регулируемом КоАП.
a) Беспристрастность
82. Во-первых, Суд отклоняет как необоснованное утверждение Заявителя о том, что требование субъективной беспристрастности было нарушено, поскольку судья уже выносил постановления в тот же день, признав виновными несколько человек, которые были задержаны в связи с одним общественным мероприятием, и что те постановления были основаны на заявлениях сотрудников полиции, идентичных протоколам, которые рассматривались в собственном деле Заявителя.
83. Что касается требования объективной беспристрастности, Суд ранее рассматривал данный вопрос и констатировал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции по причине отсутствия стороны обвинения в контексте устных слушаний, что повлекло за собой конкретные обвинения в административных правонарушениях (см. Карелин против России (Karelin v. Russia), № 926/08, §§ 69-84, 20 сентября 2016 г.). Суд отмечает схожесть обязательных фактологических и правовых элементов в настоящем деле и деле
Карелина (там же, §§ 59-68). Представления сторон в настоящем деле не дают Суду оснований отклоняться от своего более раннего постановления.
84. Таким образом, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с требованием объективной беспристрастности.
b) Справедливость
85. Далее Суд рассмотрит более раннюю жалобу Заявителя, касавшуюся предполагаемого несоблюдения
требования беспристрастности (см. пункты 76-80 выше).
i) Общие принципы
86. Право на справедливое разбирательство согласно пункту 1 статьи 6 является безусловным. Однако составляющие справедливого разбирательства не могут быть предметом одного неизменного правила, но должны зависеть от обстоятельств определённого дела (см. О’Халлоран и Фрэнсис против Соединённого
Королевства (O’Halloran and Francis v. the United Kingdom), (БП), № № 15809/02 и 25624/02, § 53, ЕСПЧ 2007‑III). Что касается соответствия статье 6 Конвенции, главное – это оценка общей беспристрастности уголовных разбирательств (см. среди многих других источников Таксквэт против Бельгии (Taxquet v. Belgium), [БП], № 926/05, § 84, ЕСПЧ 2010; Шатшашвили против Германии (Schatschaschwili v. Germany), (БП), № 9154/10, § 101, ЕСПЧ 2015 г.; Ибрагим и другие против Соединённого Королевства (Ibrahim and Others v. the United Kingdom), (БП), № 50541/08 и 3 других, § 250, ЕСПЧ 2016 г.).
87. Соответствие требованиям справедливого разбирательства должно рассматриваться в каждом деле с учётом хода развития процесса в целом, а не на основании изолированного рассмотрения определённого аспекта или одного определённого происшествия, хотя нельзя исключить, что конкретный фактор может оказаться решающим в обеспечении беспристрастности судебного процесса для оценки на более ранней стадии разбирательств. Оценивая общую беспристрастность разбирательств, Суд при
необходимости примет во внимание минимальные права, перечисленные в пункте 3 статьи 6, в которых изложены требования справедливого разбирательства в отношении типичных процессуальных ситуаций, возникающих в уголовных делах (см. Ибрагим и другие (Ibrahim and Others), упомянутое выше, § 251). Поэтому их можно рассматривать как конкретные аспекты понятия справедливого разбирательства в уголовном процессе в пункте 1 статьи 6 (там же, с дальнейшими ссылками). Однако эти минимальные права не являются целями сами по себе: их подлинная цель состоит в том, чтобы постоянно способствовать обеспечению беспристрастности уголовных разбирательств в целом (там же, § 251).
88. Общие требования беспристрастности, закреплённые в статье 6, применимы ко всем уголовным процессам, независимо от типа конкретного правонарушения. Не может быть вопроса выхолащивания прав на справедливое разбирательство исключительно по причине того, что вовлечённые лица подозреваются в причастности к терроризму (см. Ибрагим и другие, приведённое выше, § 252). Тем не менее при определении того, насколько справедливыми были разбирательства в целом, в расчёт может приниматься вес общественной заинтересованности в расследовании и наказании за определённое рассматриваемое правонарушение (см. Яллох против Германии (Jalloh v. Germany), (БП), № 54810/00, § 97, ЕСПЧ 2006 г.‑IX).
89. Несмотря на то, что уголовным процессам, касающимся возложения уголовной ответственности и применения карательных и сдерживающих мер, придаётся определённая значимость, само собой разумеется, что существуют уголовные дела, которые не несут на себе серьёзного клейма. Очевидно, что разные «уголовные обвинения» имеют разный вес. К тому же автономное толкование понятия «уголовное
обвинение», принятое Судом, легло в основание постепенного распространения уголовной сферы на дела, строго говоря, не принадлежащие к категориям, подпадающим под уголовное законодательство, например, административные взыскания, тюремные дисциплинарные разбирательства, таможенное законодательство, антимонопольное законодательство и санкции, накладываемые судом, к чьей юрисдикции относятся финансовые вопросы (см. Юссила против Финляндии (Jussila v. Finland), (БП), № 73053/01, § 43, ЕСПЧ 2006 г.‑XIV).
90. Следующие принципы являются существенными в том, что касается оспаривания неблагоприятных свидетельств, включая свидетельские показания:
а) в пункте 3(d) статьи 6 закреплён принцип, что, прежде чем обвиняемый может быть осуждён, все свидетельства против него должны быть предъявлены в его присутствии на общественном слушании в состязательных целях. Исключения из данного принципа возможны, но они не должны ущемлять прав стороны защиты, которая, как правило, требует, чтобы обвиняемому была предоставлена адекватная и надлежащая возможность оспорить свидетельства против него и задать свидетелю вопросы, либо когда этот свидетель делает своё заявление, либо на более поздней стадии процесса (см. Блохин против России (Blokhin v. Russia), (БП), № 47152/06, § 200, ЕСПЧ 2016). Кроме того, учитывая практику Суда (см. Шатшашвили против Германии, (БП), № 9154/10, § 111-131, ЕСПЧ 2015), во-первых, должна быть весомая причина для неявки свидетеля на слушание и, во-вторых, когда признание вины основано исключительно или в решающей степени на показаниях под присягой, данных лицом, которому обвиняемый не имел возможности задать вопросы самостоятельно или через посредника, будь то во время расследования или
на слушании, права стороны защиты могут оказаться ущемлёнными в степени, несовместимой с гарантиями, предоставляемыми в статье 6. Когда признание виновным основывается исключительно или в решающей степени на показаниях отсутствующих свидетелей, Суд обязан рассматривать такие разбирательства самым внимательным образом. Вопрос в каждом деле заключается в том, существуют ли достаточные уравновешивающие фактoры, включая меры, делающие возможной справедливую и надёжную оценку этих свидетельств. Это позволило бы признавать обвиняемого виновным только на основании надёжного свидетельства при условии, что оно является важным в деле;
b) отсутствие веской причины для неявки свидетеля не делает сам по себе судебный процесс несправедливым, хотя это и является очень важным фактором для оценки общей беспристрастности судебного процесса, способным перевесить чашу весов в пользу признания нарушения пунктов 1 и 3(d) статьи 6. Далее, учитывая, что задача состоит в определении того, были ли разбирательства в целом справедливы, Суд обязан удостовериться в существовании достаточных уравновешивающих факторов не только в делах, в которых свидетельства, приведённые отсутствующим свидетелем, были единственным
или решающим основанием для признания обвиняемого виновным. Он обязан поступать так же в делах, где он считает неясным, было ли рассматриваемое свидетельство единственным или решающим основанием, но тем не менее полагает, что оно имело значительный вес и что его принятие могло бы создать помехи для стороны защиты. Степень уравновешивающих факторов, необходимая для того, чтобы судебный процесс считался справедливым, будет зависеть от веса показаний отсутствующего свидетеля. Чем важнее это свидетельство, тем весомее должны быть уравновешивающие факторы для того, чтобы разбирательства в целом могли расцениваться как справедливые (см. Сетон против Соединённого Королевства (Seton v. the United Kingdom), № 55287/10, § 59, 12 сентября 2016 г.);
c) понятие «свидетель» следует толковать отдельно от смысла, который в него вкладывают национальные законодательства Договаривающихся государств. Хотя в тексте пункта 3(d) статьи 6 говорится о «свидетелях», а не экспертах, гарантии в пункте 3 являются неотъемлемыми составляющими права на справедливое судебное разбирательство, закреплённого в пункте 1 статьи 6.
Таким образом, что касается оспаривания экспертных свидетельств и связанного с этим опроса экспертов, Суд уже делал заключения о том, что право лица, которому предъявлено обвинение в уголовном преступлении, опрашивать экспертов гарантировано общим принципом, закреплённым в пункте 1 статьи 6, и подлежит рассмотрению в соответствии с этим пунктом «также с учётом гарантии в пункте 3» (см. в качестве недавнего источника Константинидес против Греции (Constantinides v. Greece), № 76438/12, § 37, 6 октября 2016 г. с дальнейшими ссылками). Заключение эксперта, назначенного компетентным судом для рассмотрения вопросов, возникших в связи с этим делом, не может не оказать значительное влияние на оценку дела этим судом. Если суд считает, что требуется экспертная оценка, сторона защиты должна получить возможность задать вопросы экспертам, оспорить их выводы и рассмотреть их непосредственно на слушании (там же, § 38, также с дальнейшими ссылками).
Например, относительно возражений по поводу свидетельств, полученных при прослушивании телефонных разговоров, Суд заметил, что лицо, чьё утверждение было записано, пожалуй, нельзя рассматривать как
«свидетеля стороны обвинения» в том же смысле, в котором отсутствовавшие свидетели в таких делах, как дело Шатшашвили (упомянутое выше), рассматривались как свидетели стороны обвинения. Тем не менее, поскольку его свидетельство использовалось стороной обвинения для опровержения единственной линии
защиты, выдвинутой Заявителем на судебном процессе, Суд заключил, что принципы, установленные в этих делах, были применимы в равной мере к фактам рассматриваемого дела (см. Сетон, приведённое выше, § 60).
ii) Применение этих принципов в настоящем деле
91. Суд отмечает, что досудебная процедура в деле Заявителя продлилась с десяти утра до восьми часов вечера. В протоколе об административном правонарушении, составленном полицией и подписанном Заявителем в этот период времени, указывалось, что он совершил правонарушение согласно ст. 19.3 КоАП. Полиция решила передать это дело на рассмотрение судьи в тот же вечер. И в тот же вечер суд первой инстанции признал Заявителя виновным. Дело было рассмотрено в порядке упрощённого производства согласно КоАП: в делах, касающихся административного обвинения в совершении правонарушения, наказуемого административным задержанием, полиция была обязана передать дело об административном
правонарушении в суд немедленно после его возбуждения, и суд должен был рассмотреть дело в тот же день или в течение сорока восьми часов после задержания ответчика. Оснований для отложения, судя по всему, не было (см. пункт 43 выше).
92. Суд напоминает в данной связи, что применение этой процедуры, когда должно формулироваться «уголовное обвинение», само по себе не противоречит статье 6 Конвенции, если такая процедура предусматривает необходимые защитные механизмы и гарантии (см. Малофеева против России (Malofeyeva v. Russia), № 36673/04, § 115, 30 мая 2013 г. и Борисова против Болгарии (Borisova v. Bulgaria), № 56891/00, § 40, 21 декабря 2006 г.).
93. Обращаясь к вопросу процессуальных защитных механизмов и гарантий, в первую очередь не было приведено доказательств тому, что полиция задержала встречу Заявителя и адвоката (см. пункт 15 выше). Что касается судебного процесса, отмечается, что состоялось устное слушание, на котором Заявителю помогал его адвокат. Мировой судья заслушал показания Заявителя, утверждавшего, что он невиновен, и его адвоката. Суд также удовлетворил ходатайство стороны защиты и опросил свидетеля, присутствовавшего в зале суда (см. пункт 20 выше). Суд не заслушал свидетелей или госслужащих со стороны обвинения. Как указывалось выше, в деле отсутствовала сторона обвинения. Что касается апелляционных разбирательств, которые состоялись вскоре после судебного процесса, Заявитель предпочёл не участвовать в слушании дела по апелляции, но в суде его интересы представлял украинский консул. Неясно, изменил ли Заявитель свою позицию во время слушания дела по апелляции, признав себя виновным, или просто добивался смягчения наказания (ср. Гафгаз Маммадов против Азербайджана (Gafgaz Mammadov v. Azerbaijan), № 60259/11, § 86, 15 октября 2015 г.). По-видимому, представления Заявителя (см. пункт 25 выше) были неверно истолкованы апелляционным судом. Тем не менее не оспаривается, что его представления в апелляционный суд в основном ограничивались попытками добиться смягчения наказания. Наконец, отмечается, что суд вышестоящей инстанции пересмотрел решения нижестоящих судов на основании материалов дела.
94. Суд отмечает, что Заявитель был признан виновным главным образом со ссылкой на протокол об административном правонарушении и досудебные протоколы, составленные сотрудниками полиции, задержавшими его. В отношении протокола об административном правонарушении Суд отмечает, что он также был составлен полицией, возбудившей дело в отношении Заявителя и передавшей материалы дела в суд первой инстанции. По-видимому, протокол об административном правонарушении был равносилен обвинительному акту, поскольку в нём излагались обвинения, которые затем рассматривались судом первой инстанции. Другие документы по этому делу, такие как протоколы об административном доставлении и административном задержании, по-видимому, не имели значительной доказательной ценности в отношении виновности ответчика.
95. Что касается сотрудников полиции, составлявших протокол об административном правонарушении (см. пункты 16-17 выше), не оспаривается, что сторона защиты безуспешно подавала ходатайство заслушать их показания в суде. Заявитель объяснил, и перед национальными судами, и в ЕСПЧ, что их устные показания могли бы пролить свет на обстоятельства, при которых был составлен протокол об административном правонарушении, где излагались основания для рассмотрения обвинения. Нельзя сказать, что их показания по этому конкретному аспекту дела были бы решающими в предъявлении обвинения Заявителю: его преследование основывалось на протоколе, который был фактически представлен в суд для вынесения решения. Заявитель имел доступ к этому протоколу и мог построить свою защиту, отталкиваясь от него.
96. В то же самое время отсутствие тех сотрудников полиции на устном слушании не помешало предоставлению стороне защиты адекватной возможности принять участие в состязательном процессе (см. на ту же тему дело Гафгаза Маммадова, приведённое выше, § 81).
97. Главный довод Заявителя касается использования досудебных протоколов, составленных двумя полицейскими, проводившими задержание, и отсутствия возможности опросить их. Правительство упомянуло в данной связи, не выдвигая никакого конкретного правового довода, что эти сотрудники полиции не давали свои показания на слушании, поскольку сторона защиты не ходатайствовала об этом. Свидетельства в поддержку довода Заявителя о том, что сторона защиты ходатайствовала, пусть и безуспешно, о том, чтобы показания сотрудников полиции, проводивших задержание, были бы заслушаны в суде, отсутствовали. Хотя он и не ходатайствовал о даче показаний сотрудниками полиции на слушании по апелляции, Заявитель последовательно поднимал данный вопрос в своём апелляционном заявлении и затем в своём ходатайстве о пересмотре дела. Он утверждал, что не имел возможности опросить их самостоятельно или через посредника ни до, ни во время судебного процесса (см. на ту же тему Кракси против Италии (№1) (Craxi v. Italy (№ 1)), № 34896/97, §§ 90-93, 5 декабря 2002 г.). Кроме того, настаивая на том, что протоколы не были равносильны «свидетельскому показанию» согласно КоАП (поскольку их нельзя было сравнивать с показаниями, данными представителю компетентного органа, и они не были составлены под присягой), Правительство не уточнило, было ли вообще допустимо в соответствии с КоАП претендовать на право опрашивать сотрудников полиции, проводивших задержание, в открытом суде в связи с такими протоколами. В данной связи отмечается, что постановление Верховного Суда от 2005 г. предусматривает
такую возможность в связи со служащими, составляющими протоколы об административном правонарушении, но не содержит упоминания о сотрудниках полиции, проводивших задержание (см. пункт 41 выше).
98. Суд принял к сведению представление Правительства о том, что сотрудники полиции не были ни свидетелями, ни пострадавшими от правонарушения согласно КоАП. Однако, исходя из понятия «свидетель» согласно пункту 3(d) статьи 6 Конвенции, их следует рассматривать как «свидетелей», а именно «свидетелей против [ответчика]». Суд считает, что нет материального различия между показанием под присягой «свидетеля», взятым следователем при расследовании уголовного дела, например, и протоколом,
составленным сотрудником полиции для своего начальника (ср. Шаркунов и Мезенцев против России (Sharkunov and Mezentsev v. Russia), № 75330/01, § 111, 10 июня 2010 г. и Мирилашвили против России (Mirilashvili v. Russia), № 6293/04, § 159, 11 декабря 2008 г.).
99. Суд считает, что серьёзной причины для неявки на слушание сотрудников полиции, задержавших Заявителя, не было. Их неблагоприятные показания оказались решающими. Эти сотрудники полиции были первыми, кто начал разбирательства в отношении Заявителя, и принадлежали к органу, который и возбудил дело. Они были очевидцами предполагаемого участия Заявителя в незаконном общественном мероприятии и его предполагаемого отказа подчиниться их требованиям.
100. Суд принял к сведению представление Правительства о том, что сотрудники полиции составили свои протоколы самостоятельно безо всякого предупреждения от третьей стороны в отношении дачи ложных показаний (см. пункт 74 выше, сравните с подходом, касающимся обвинительных заявлений, сделанных соответчиками в уголовных делах, в деле Пичугина против России (Pichugin v. Russia), № 38623/03,
§ 199, 23 октября 2012 г.). Поскольку нет оснований предполагать, что эти должностные
лица действовали недобросовестно, уместна некоторая осторожность в отношении свидетельств, полученных таким образом. В то же самое время составление и оценка таких протоколов в качестве свидетельства
в соответствии с КоАП не подчинялись определённым правилам или нормам (ср. Сетон, упомянутое выше, §§ 65-66).
101. Суд не считает, что в обстоятельствах настоящего дела признание Заявителя виновным стало результатом беспристрастного слушания дела, поскольку оно основывалось на непроверенном свидетельстве, исходившем от сотрудников полиции, которые стояли «у истоков» разбирательства и принадлежали к органу, возбудившему дело. Уравновешивающие факторы (а именно слушание показаний г‑жи K. по ходатайству стороны защиты) были недостаточны в контексте настоящего дела.
102. Суд уже рассматривал жалобы против России относительно административных разбирательств, которые
касались людей, обвинённых в нарушении правил поведения на общественных мероприятиях или в отказе подчиниться требованиям полиции разойтись. В тех разбирательствах суды первой инстанции приняли показания полиции с готовностью и безоговорочно, отказав заявителям в любой возможности привести доказательства обратного. Суд постановил, что в споре относительно ключевых фактов, лежащих в основе обвинений, когда единственными свидетелями противоположной стороны были сотрудники полиции, сыгравшие активную роль в оспоренных событиях, суды должны были стараться использовать любую разумную возможность для проверки их обвинительных заявлений (см. Каспаров против России (№
2) (Kasparov and Others v. Russia (№ 2)), № 51988/07, § 48, 13 декабря 2016 г. и дела, упомянутые там).
103. Суд заключает, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении права Заявителя на справедливое слушание дела.
III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ
104. Заявитель утверждал, что произошло незаконное и несоразмерное вмешательство в его свободу выражения мнения, что нарушило статью 10 Конвенции, в соответствующих частях которой сказано:
«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей…
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений…».
A. Приемлемость
105. Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной с точки зрения пункта 3 статьи 35 Конвенции, и далее отмечает, что не было установлено никаких других оснований, на которых она могла бы быть объявлена неприемлемой. Поэтому она должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо дела
1. Представления сторон
a) Правительство
106. Правительство заявило, что в компетентную инстанцию не поступало предварительное уведомление о шествии, запланированном на 16 июля 2006 г. на Невском проспекте. Отсутствие такого уведомления делало
шествие незаконным. Некоторые демонстранты вели себя «разрушительно», явно нарушая порядок и создавая действительную угрозу безопасности себе и другим. Они не прекратили свои незаконные действия и не разошлись, несмотря на вмешательство полиции. Кроме того, они оказали активное сопротивление полиции. Около 40 человек были задержаны.
107. Между незаконностью демонстрации и административным задержанием Заявителя, а также и его последующим преследованием за правонарушение не было непосредственной связи. Ни в досудебных документах, ни в судебных решениях не указывалось на незаконность демонстрации как на основную
причину доставления Заявителя в отделение полиции для его содержания там или применения
наказания. Кроме того, апелляционный суд явно принял во внимание в качестве смягчающего
обстоятельства «пассивную роль» Заявителя во время незаконной демонстрации. Суды оценили законность события в той мере, в какой это касалось законности требований, исходивших от полиции Заявителю. Действия полиции по доставлению Заявителя в отделение соответствовали ст. 5 и 11 Закона о полиции.
108. Правительство утверждало, что обстоятельства дела не указывали на вмешательство в осуществление Заявителем свободы выражения мнения. Заявитель был задержан и затем подвергся преследованию за неповиновение законным требованиям полиции, а не в связи с осуществлением своей свободы распространения или получения информации. Заявитель, «который считал себя журналистом», должен
был предвидеть последствия своего присутствия в непосредственной близости от незаконного
общественного мероприятия и активного сопротивления полиции.
109. Даже если предположить, что имело место вмешательство согласно статье 10 Конвенции, Правительство по-прежнему придерживалось мнения, что национальные власти действовали законно и преследовали законную цель поддержания порядка соразмерным образом. Суды уделили должное внимание обстоятельствам дела, включая прибытие Заявителя в Россию и его присутствие рядом с местом события. Кроме того, суд привёл достаточные причины для применения меры лишения свободы на двое суток.
b) Заявитель
110. Заявитель выдвинул довод о том, что крупномасштабное событие, организованное правительством, и протесты против него представляли значительный общественный интерес. Свободу освещения таких вопросов нельзя ограничивать только аккредитованными журналистами или ведущими СМИ. Хотя аккредитация или конкретное удостоверение личности могли предоставить доступ к некоторым событиям или дать некоторые привилегии, это ни в коем случае не было предварительным условием выполнения журналистской работы или поиска, получения и распространения информации.
111. Правительство признало, что незаконность демонстрации не имела непосредственной связи с задержанием Заявителя, содержанием его под стражей и признанием его виновным. Примечательно, что апелляционный суд отметил «пассивную роль» Заявителя во время известного мероприятия. Таким образом, настоящей причиной вышеуказанных мер в отношении Заявителя были его действия во
время мероприятия как журналиста, разыскивающего, получающего и намеренного распространить информацию. Он фотографировал и постоянно прикладывал усилия выделиться (на фоне других) как журналист. Во время задержания он сообщил сотрудникам полиции (а затем сотрудникам полиции в полицейском автомобиле и отделении, а впоследствии– судам), что он является журналистом, освещающим протесты. «Когда это стало физически возможно», он предъявил своё международное удостоверение журналиста, выданное Международной федерацией журналистов. Впоследствии её представитель и украинский консул подтвердили его полномочия журналиста.
112. В своих комментариях в ответ на представления третьих сторон в Суд Заявитель также добавил, что в то время он был «связан» с организацией Indymedia. Перед встречей G8 он прекратил выполнять телевизионные задачи и сосредоточился на журналистской работе в рамках ЛИНК (Либертарианского
информационного и новостного коллектива), распространявшего пресс-релизы и информацию в интернете о протестах, соединяя журналистов и протестующих, и освещавшего проблемы, поднятые активистами. Хотя во время своего задержания на Заявителе не было специальной одежды и отсутствовали отличительные знаки, указывавшие на то, что он журналист, он не принимал участие в протесте. Особенности освещения протестов не всегда позволяют журналисту выделиться из толпы в опасной окружающей среде.
113. Опираясь на представления третьих сторон в настоящем деле, Заявитель утверждал, что журналисты играют ключевую роль при сборе и распространении информации, особенно во время протестов, и вправе
рассчитывать на конкретную защиту по статье 10 Конвенции независимо от того, осуществляется ли журналистская деятельность в рамках работы ведущих СМИ или «гражданской журналистики».
114. Даже если допустить, что может быть трудно провести различия между демонстрантами и другими людьми, оказавшимися на месте (прохожими или репортёрами), в обязанности органов власти, включая суды, входит установление и оценка обстоятельств данного дела и проведение необходимого разграничения. В настоящем деле власти последовательно закрывали глаза на свидетельства, подтверждавшие
его полномочия и функции. Власти в деле Заявителя пренебрегли своей обязанностью защищать журналистов и их право на поиск и получение информации, включая ситуации, связанные с опасностью.
115. Критические репортажи в контексте встречи G8 имели дополнительную ценность, учитывая незначительный интерес ведущих СМИ как к протестам, так и к проблемам, которые протестующие
хотели поднять. Встреча G8 была отмечена массовыми нарушениями прав человека, освещёнными различными организациями. Задержание и лишение свободы Заявителя были нацелены на предотвращение освещения конкретного общественного мероприятия, таким образом нарушая право общественности на осведомлённость. Несоразмерные санкции в отношении Заявителя, за которыми последовало его изгнание из России, возымели определённый охлаждающий эффект, который затем был подкреплён ужесточением репрессивного характера российского законодательства в отношении общественных мероприятий.
2. Представления третьих сторон
a) Правительство Украины
116. Действуя в качестве государства гражданства Заявителя, украинское правительство упомянуло о практике Суда, в которой подчёркивается чрезвычайная роль СМИ в предоставлении информации о действиях властей в отношении общественных демонстраций и предотвращения беспорядков. Суд также напомнил о том, что роль СМИ как «стража общественных интересов» приобретает особую значимость в таких ситуациях, поскольку их присутствие является гарантией того, что власти могут быть привлечены к ответу за свои действия в отношении демонстрантов и общественности вообще, когда речь заходит о больших собраниях, включая методы, используемые для контроля и рассеивания протестующих. Поэтому любая попытка удалить журналистов с места проведения демонстраций должна становиться объектом пристального внимания (Пентикяйнен против Финляндии (Pentikäinen v. Finland), (БП), № 11882/10, § 89, ЕСПЧ 2015).
117. В данном контексте вопросы, касающиеся санкционирования демонстраций, не должны сказываться на предоставлении доступа журналисту для освещения таких демонстраций. Запрет на наблюдение и освещение такой «несанкционированной» демонстрации лишал журналиста возможности исполнять свои профессиональные обязанности. Когда журналиста удаляли с места общественного мероприятия, следовало найти справедливое равновесие между интересами общественности, касающимися предотвращения беспорядков, и журналистской свободой выражения мнения, без умаления роли СМИ как «стража общественных интересов».
b) Объединённые представления «Инициативы правовой защиты СМИ», организации «АРТИКЛЬ 19» и Центра защиты прав СМИ
118. Стороны, вступающие в дело, привели довод о том, что рамки защиты согласно статье 10 Конвенции следует толковать в свете возникающих национальных и международных норм свободы прессы и сбора новостей для того, чтобы журналисты действенно осуществляли свои чрезвычайные обязанности стража общественных интересов, в том числе в контексте протестов.
119. Дело Пентикяйнена, которое был рассмотрено Судом с учётом обстоятельств, возникших в этом деле, следует истолковывать так, чтобы это не возымело ненамеренный «охлаждающий эффект» на журналистов,
освещающих протесты, и не подвергало персонал СМИ серьёзной опасности. В частности, любое обобщённое требование носить одежду, отличающую их от протестующих, и предъявлять свои журналистские удостоверения во время протестов, игнорировало бы постоянно развивающееся понятие «журналистика» и особенности освещения протестов в разных ситуациях. Далее стороны, вступающие в дело, подчеркнули, что «журналистика» рассматривается в большей степени не как «профессия», а, скорее, как «функция».
В соответствии с международными стандартами обязательное лицензирование или регистрация
журналистов были несовместимы с правом на свободу выражения мнения; если необходимо, схемы аккредитации должны быть конкретными, справедливыми и разумными, а их применение должно быть прозрачным.
120. В определённых обстоятельствах требование ношения отличающейся одежды могло ущемлять права журналистов согласно статьям 2, 3 и 10 Конвенции.
3. Оценка Суда
a) Наличие и рамки «вмешательства со стороны органов власти»
121. Отмечается, что Заявитель подвергся преследованию и был признан виновным согласно ст. 19.3 Кодекса, непосредственно не связанной с нарушением процедур проведения общественных мероприятий или осуществлением свободы собраний. И в ходе национальных разбирательств, и в ЕСПЧ Заявитель последовательно утверждал, что имело место предположительно незаконное и несоразмерное «вмешательство» в осуществление им свободы получения и распространения информации, и последовательно отрицал своё участие в демонстрации.
122. Суд напоминает, что в делах, касающихся общественных мероприятий, существует тесная связь между видами свободы, гарантированными статьями 10 и 11 Конвенции. В контексте данного конкретного дела Суд считает уместным рассмотреть эту часть жалобы согласно статье 10 Конвенции, принимая во внимание (в той мере, в какой это уместно) общие принципы, установленные им в контексте статьи 11.
123. Неоспоримо то, что Заявитель делал попытки фотографировать демонстрацию, таким образом собирая «информацию», и что он намеревался «передать» эту информацию путём обработки этих фотографий для распространения (см. пункт 9 выше). Суд считает, что действия властей в отношении Заявителя (его задержание, лишение свободы и преследование) были равносильны «вмешательству» согласно статье 10 Конвенции. Сбор информации является обязательным подготовительным этапом в журналистике и неотъемлемой гарантированной частью свободы прессы (см. Сатакуннан Марккинапёорсси Ою и Сатамедия Ою против Финляндии (Satakunnan Markkinapörssi Oy and Satamedia Oy v. Finland), (БП), № 931/13, § 128, 27 июня 2017 г.). Свобода выражения мнения включает в себя опубликование фотографий (см. Фон Ганновер против Германии (№ 2) (Von Hannover v. Germany (№ 2)), (БП), №№ 40660/08 и 60641/08, § 103, ЕСПЧ
2012).
124. Вопрос о том, представился ли Заявитель как журналист своевременным и надлежащим образом в ходе демонстрации и последующих разбирательств, может быть существенным при оценке обоснования «вмешательства».
b) Обоснование вмешательства
125. Оспоренные меры влекут за собой нарушение статьи 10 Конвенции, если только они не предписаны законом, не преследовали хотя бы одну из законных целей, упомянутых в пункте 2 статьи 10, и не были «необходимы в демократическом обществе».
126. Далее Суд определит, присутствовали ли законность, законная цель и острая общественная необходимость, оправдывавшие «вмешательство», на всех этапах, а именно: удаления Заявителя с места демонстрации, его удержания в отделении полиции и его наказания в виде административного лишения свободы.
i) Было ли вмешательство «предписано законом»
127. Суд отмечает, что в Законе «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» (ст. 16) изложены основания и процедура прекращения общественного мероприятия, включая возможность для сотрудника правоохранительных органов принять необходимые меры для этой цели. Поскольку Заявитель не привёл никакого определённого довода в отношении законности действий полиции по рассеиванию демонстрации, Суду не нужно делать заключения в этом отношении в настоящем деле. Что касается
удерживания Заявителя в отделении полиции, учитывая свои выводы, изложенные в пункте 65 выше в отношении пункта 1 статьи 5 Конвенции, Суд заключает, что данный аспект вмешательства не был «предписан законом» с точки зрения статьи 10 Конвенции.
128. Также отмечается, что Заявитель подвергся преследованию, был признан виновным и приговорён согласно ст. 19.3 КоАП. В настоящем деле не было приведено никакого довода относительно законности такого преследования. Принимая во внимание представления Заявителя, Суд намерен обратиться к соответствующим вопросам в рамках оценки ниже.
ii) Имело ли преследование Заявителя за совершение административного правонарушения «законную цель» и было ли оно «необходимо в демократическом обществе»
129. Суд отмечает, что главный посыл жалобы Заявителя в Суд касался преследования и наказания административным лишением свободы. Таким образом, важно определить цели преследования за совершение административного правонарушения, а также назначение правовых норм, несоблюдение которых было косвенно связано с corpus delicti рассматриваемого правонарушения. Суд отмечает, что правонарушение согласно ст. 19.3 КоАП подпадает под действие главы КоАП, посвящённой правонарушениям в отношении органов государственного управления. В конкретном контексте настоящего дела предполагаемое неподчинение требованиям представителя государства произошло в контексте общественного мероприятия, которое рассматривалось как незаконное из-за отсутствия предварительного уведомления властей. Суд признаёт, что преследование могло иметь своей целью предотвращение беспорядков.
130. В деле Пентикяйнена (упомянутом выше, § 89) Суд, подчеркнув чрезвычайную функцию СМИ в демократическом обществе, например, при предоставлении информации о том, как власти реагируют на общественные демонстрации и сдерживают распространение беспорядков, сообщил, что любая попытка удалить журналистов с места демонстрации должна становиться объектом «пристального внимания» (см. также Селмани и другие против бывшей Югославской республики Македония (Selmani and Others v. the former Yugoslav Republic of Macedonia), № 67259/14, § 75, 9 февраля 2017 г.). По мнению Суда, тот же самый подход, предполагающий «пристальное внимание», применим к таким мерам, как преследование за предполагаемое правонарушение в связи с демонстрацией.
131. Ни на национальном уровне, ни в ЕСПЧ неоспаривалось, что во время происходивших событий Заявитель являлся «журналистом», по крайней мере, согласно определению данного термина в российском законодательстве (см. пункт 32 выше). Не оспаривается, что утром 16 июля 2006 г. Заявитель не выполнял никакого журналистского задания какой-либо организации СМИ (ср. с Пентикяйнен, упомянутом выше, §§ 10 и 92, и Эмин Хусейнов против Азербайджана (Emin Huseynov v. Azerbaijan), № 59135/09, §§ 87 и 90, 7 мая 2015 г.; см. также Селмани и другие, упомянутое выше, §§ 5, 61 и 73). Однако у Суда нет оснований сомневаться в том, что Заявитель, действуя в качестве журналиста, имел намерение собрать информацию и фотографический материал, касавшиеся общественного мероприятия, и распространить их среди общественности через каналы СМИ (см. пункт 9 выше).
132. Таким образом, по мнению Суда, Заявитель мог рассчитывать на защиту, предоставляемую прессе согласно статье 10 Конвенции.
133. В этой связи уже стала очевидной необходимость того, что власти на досудебной стадии разбирательств и a fortiori во время рассмотрения дела в отношении Заявителя должны были разобраться в том, были ли его предполагаемые действия простительны, или имелись какие-либо смягчающие обстоятельства, учитывая его довод о том, что он действовал как журналист. Тем не менее в национальных решениях отсутствует адекватная оценка данного аспекта дела.
134. Со своей стороны, Суд не усматривает существенных и достаточных причин, оправдывающих требования, предъявленные полицией Заявителю. В материалах дела нет ничего, свидетельствовавшего о том, что демонстрация не была мирной или что она приобрела насильственный характер, на что смутно
намекало Правительство-ответчик, хотя и безо всякого обоснования (см. пункт 106 выше; см. для контраста дело Пентикяйнена, приведённое выше, §§ 93 и 96). Ни один из материалов, представленных Суду, не содержал указания на то, что таким обстоятельствам было уделено должное внимание на национальном уровне, например, во время разбирательств дела об административном правонарушении в отношении Заявителя. Кроме того, стороны не сделали никаких конкретных представлений в Суд по вопросам выше.
135. Суд отмечает, что законная цель предотвращения беспорядков имела большой вес в деле Пентикяйнена (упомянутом выше, § 94). Настоящее дело отличается в данном отношении.
136. Суд принял к сведению представление Правительства о том, что незаконность демонстрации не имела непосредственной связи с административным задержанием Заявителя и его последующим преследованием за правонарушение. Правительство также сообщило, что ни в досудебных документах, ни в судебных решениях не указывалось на незаконность демонстрации как на главную причину наказания. Кроме того, апелляционный суд явно учёл в качестве смягчающего обстоятельства «пассивную роль» Заявителя во время демонстрации.
137. Вопреки представлению Правительства, Суд не усматривает в решениях национальных судов проведённой ими оценки относительно законности этого события, особенно в том, что касается законности распоряжений, отданных Заявителю полицией. Cудебные решения не содержат оценки соразмерности вмешательства в осуществление Заявителем его свободы выражения мнения или свободы мирных собраний, если предположить, что он участвовал в качестве протестующего в незаконном мероприятии, как утверждали власти и Правительство-ответчик в Суде.
138. Заявитель сделал определённый акцент на изъянах аргументации национальных органов власти. Обе стороны ходатайствовали о повторном рассмотрении Судом соразмерности «вмешательства», хотя они не
согласны с определёнными обстоятельствами, имеющими значение при такой оценке. Суд, в свою очередь, не согласен с тем, что причины, приведённые национальными властями в обоснование «вмешательства» согласно статье 10 Конвенции, были достаточны для приговора Заявителя к двум суткам лишения свободы. Столкнувшись с неспособностью национальных судов привести обоснования, которые были бы и существенны, и достаточны для обоснования вмешательства, Суд заключает, что нельзя сказать,
что национальные суды применили стандарты, отвечавшие принципам, закреплённым в статье 10, или что они основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов (см. о похожем подходе Терентьев против России (Terentyev v. Russia), № 25147/09, § 24, 26 января 2017 г. и Анненков и другие против России (Annenkov and Others v. Russia), № 31475/10, § 139, 25 июля 2017 г.).
139. Вышеизложенных соображений, касающихся преследования Заявителя и признания его виновным, а также заключения Суда в пункте 127 выше относительно предварительного заключения под стражу, достаточно в настоящем деле для того, чтобы Суд заключил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
140. Суд считает, что в настоящем деле нет необходимости делать дальнейшие заключения относительно удаления Заявителя с места проведения демонстрации.
IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
141. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
142. Заявитель потребовал 7 000 евро в качестве возмещения морального вреда.
143. Правительство никак не прокомментировало это требование.
144. Суд назначает Заявителю затребованную сумму с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма.
B. Судебные издержки
145. Заявитель также потребовал 75 000 украинских гривен на покрытие издержек в ЕСПЧ.
146. Правительство никак не прокомментировало это требование.
147. В соответствии с практикой Суда заявитель имеет право на возмещение своих судебных издержек
только в той степени, в которой, как было установлено, они действительно были взысканы, обязательны и имели разумный размер. В настоящем деле, учитывая документы, которыми располагает Суд, и вышеуказанные критерии, Суд считает разумным присудить 2 000 евро на покрытие расходов на разбирательства перед Судом с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма.
C. Процентная ставка
148. Суд считает целесообразным принять процентную ставку в соответствии с предельным размером ссудного процента Европейского центрального банка, к которому должны быть добавлены три процента.
ПО ЭТИМ ПРИЧИНАМ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Объявляет жалобы согласно пункту 1 статьи 5, статей 6 и 10 Конвенции приемлемыми.
2. Постановляет, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.
3. Постановляет, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в силу несоблюдения требования объективной беспристрастности.
4. Постановляет, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении требования справедливого судопроизводства.
5. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
6. Постановляет:
a) что Государство-ответчик обязано выплатить Заявителю в течение трёх месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы в переводе на национальную валюту Государства-ответчика по курсу на момент расчёта:
i) 7 000 евро (семь тысяч евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве возмещения морального вреда;
ii) 2 000 евро (две тысячи евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, для покрытия судебных издержек;
b) что с момента истечения вышеуказанных трёх месяцев до момента выплаты на суммы, указанные выше, выплачиваются простые проценты в размере предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода выплаты процентов с добавлением трёх процентных пунктов.
7. Отклоняет остальную часть требования справедливого возмещения со стороны Заявителя.
Совершено на английском языке в письменном виде 13 февраля 2018 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Стивен Филлипс, Хелена
Ядерблом,
юрист председатель
[1] Максым Олександровыч Буткевыч – согласно
транскрипции имён в делах, касающихся Украины.
