Фонд «Центр Защиты Прав СМИ»
Защищаем тех,
кто не боится говорить

АЛЕКСЕЙ ОВЧИННИКОВ против РОССИИ ( Aleksey Ovchinnikov v. Russia)

Настоящий материал (информация) произведен и (или) распространен иностранным агентом Фондом «Центр Защиты Прав СМИ» либо касается деятельности иностранного агента Фонда «Центр Защиты Прав СМИ»

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА 

Первая секция

ДЕЛО «АЛЕКСЕЙ ОВЧИННИКОВ против РОССИИ»

(Aleksey Ovchinnikov v. Russia)

(Жалоба № 24061/04)

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Страсбург

16 декабря 2010 г. 

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ 

16.03.2011

 

Данное решение будет признано окончательным в соответствии с условиями, изложенными в п. 2 статьи 44 Конвенции. Текст решения может подвергнуться редакторской правке.


В деле Алексея Овчинникова против России,

Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:

          Христос Розакис, Председатель,
          Нина Важич,
          Анатолий Ковлер,
          Элизабет Штейнер,
          Ханлар Гаджиев,
          Дин Спилманн,
          Сверре Эрик Йебенс, судьи,
и Сорен Нильсен, юрист секции,

проведя 25 ноября 2010 года тайное совещание,

вынес следующее решение, которое было принято в этот же день:

ПРОЦЕДУРА


1. Дело было начато после подачи жалобы (№ 24061/04) против Российской Федерации в соответствии со ст. 34 Конвенции о защите прав и основных свобод человека («Конвенция») гражданином России г-ном Алексеем Юрьевичем Овчинниковым («Заявитель»), 4 июня 2004 г.

2. Интересы Заявителя представляла г-жа Н. Муращенко, адвокат, практикующий в Ивановской области. Российское правительство («Правительство») представлял г-н П. Лаптев, бывший представитель Российской Федерации в Европейском Суде по правам человека.

3. Заявитель утверждал, что было допущено нарушение его права на свободное выражение мнения.

4. 14 марта 2006 г. председатель Первой cекции принял решение известить о жалобе Правительство. В соответствии с положениями п. 3 ст. 29 Конвенции, было принято решение рассмотреть существо жалобы одновременно с вопросом о её приемлемости.

ФАКТЫ


  1. Обстоятельства дела


5. Заявитель родился в 1974 г. и проживает в Иваново. Он журналист газеты «Иваново-Пресс».

А) Публикации о событиях в летнем лагере

6. В начале июля 2002 г. 9-летний мальчик, находившийся в летнем лагере «Строитель», пожаловался родителям, на избиение и сексуальное надругательство над собой со стороны 12-летних соседей по комнате. После того как родители мальчика написали заявление в полицию, были обнаружены доказательства уголовно наказуемых деяний, за которые, однако, преступников нельзя было наказать по причине их несовершеннолетия.

7. Один из преступников был сыном двух федеральных судей, г-на и г-жи Б. Другой был приёмным внуком заместителя начальника Ивановской областной ГИБДД, г-на Б.

8. Поскольку родители преступников занимали высокое положение в области, СМИ проявили пристальный интерес к этой истории. Первая статья об этом происшествии была опубликована 26 августа 2002 г. в еженедельной газете «Курсив-Иваново». В публикации перечислялись имена и должности родственников преступников.

9. После того как мать жертвы принесла протокол полиции и соответствующие медицинские заключения в газету Заявителя, последний провёл независимое расследование. В частности, он взял интервью у директора летнего лагеря «Строитель», нескольких воспитателей, сотрудника администрации, осуществлявшего надзор за летними лагерями области, представителя отделения полиции, проводившего расследование и главы Судебной квалификационной коллегии.

10. 3 сентября 2002 г. Заявитель опубликовал статью о происшествии в летнем лагере в газете «Иваново-Пресс» под заголовком «Час расплаты». Он написал, в частности, следующее:

«Любая история [побоев и сексуального надругательства] заслуживает самого пристального внимания. Данная история тем более отвратительна, что родители одного из малолетних мерзавцев работают судьями районного суда, а близкий родственник другого – один из руководителей областной ГИБДД.

Трудно об этом писать. Это дело касается детей, их жизней, их трагедии и их будущего. Трудно, потому что виновность и её степень определяет суд, но несовершеннолетние участники этой истории, увы, не подлежат судебному преследованию…Ответственность за их деяния перед обществом и государством должны нести их родители. Вот почему мы решили взяться за эту историю…

Я полагаю, что читатели простят меня за то, что я не привожу подробное описание надругательств, которым подвергся ребёнок (собственно, наши коллеги из газеты «Курсив» уже кое-что описали). Скажу лишь одно: обстоятельства этих недетских деяний были установлены на основе следов телесных повреждений и побоев, причинение которых наказуемо по ст. 116, и посягательств сексуального характера, наказуемых по ст. 132 [УК]. Таким образом, если бы этим нравственным уродам было предъявлено уголовное обвинение, и они предстали бы перед судом, то могли бы получить долгие сроки лишения свободы.

…[После того, как родители пострадавшего обратились с заявлением в полицию] сотрудники ОВД Тейковского района провели расследование и установили, что действия трёх несовершеннолетних насильников действительно имели все признаки уголовного преступления. Однако уголовное дело не было возбуждено по причине несовершеннолетия подозреваемых. Тем временем эти события стали известны прессе, и разразился скандал.  

Это был не первый случай, когда внимание правоохранительных органов оказалось приковано к детям высокопоставленных родителей. Однако, как правило, такие дела прекращаются на ранней стадии расследования. Даже когда дело доходит до суда, общественность почти никогда не узнаёт об этом. Не вызывает сомнений, что если бы руководство летнего лагеря «Строитель» обратило бы внимание на эти факты и во время предупредило родителей, следователям [ОВД Тейковского района] вряд ли позволили бы продолжать расследование. События, однако, были пущены на самотёк и не были обнародованы.

Тут надо серьёзно подумать. Как это возможно? Ребёнок родителей, работающих СУДЬЯМИ, совершает преступление! Это случайность или закономерность? Чему его учили родители? Может быть, они считали, что судья и Закон – это одно и то же, что судья является не слугой, а хозяином закона, неким сверхчеловеком? И что его дети – тоже сверхлюди, имеющие право делать, что вздумается, а их матери и отцы свободны от ответственности…

Другой [преступник] имеет родственника в полиции. И не какого-нибудь рядового сотрудника, а шишки с большими звёздами. Так что всё позволено? Если что-то случится, он «прикроет» и всё «разрулит»?

Как эти люди продолжают работать в судах и полиции, вынося постановления и приговаривая людей к лишению свободы за преступления, в совершении которых могло быть признано виновным их собственное чадо? Или они уже к этому привыкли? В конце концов, все эти догадки имеют под собой реальную почву, и очень вероятно, что это дело будет замято благодаря тому, что родители этих негодяев «дёрнут за нужные ниточки».

Нам стало известно, что на родителей пострадавшего оказывалось давление, что им угрожали физической расправой. Более того, пока наша редакция работала над этой публикацией, мы получили ряд странных телефонных звонков с требованием прекратить журналистское расследование и держаться подальше от упомянутых судей и их детей. Странно, что ни один из позвонивших нам «доброжелателей» не подумал о судьбе пострадавшего ребёнка, о том, как он будет жить после случившегося. Не подумали они и о судьбе несовершеннолетних членов «уголовного трио». Что будет с ними? Не получится ли так, что, избежав наказания один раз, они повторят свои «сексуальные эксперименты» через пару лет? …

P.S. К сожалению, из-за недавних поправок к Закону о СМИ, газета не может назвать имена юных мерзавцев или их родителей и родственников… Мы продолжим расследование этого дела и в будущем приведём конкретные примеры того, как дети судей и сотрудников полиции избегают наказания».










11. По словам Заявителя, в последующих публикациях в газетах «Курсив-Иваново» и «Рабочий край» и интернете были названы имена и официальные должности родителей и родственника преступников.

12. 17 сентября 2002 г. Заявитель опубликовал статью-продолжение под заголовком «Шоколадные детишки. Высокопоставленные родители малолетних насильников пытаются замять скандал». Он написал следующее:

«Это дело превратилось в скандал, потому что родителями одного из подозреваемых были супругами [г-н и г-жа Б.], судьями одного из районных судов Иваново, а близким родственником другого, [г-н Б.], был заместителем начальника областной ГИБДД.

Вполне естественно, эти высокопоставленные родители не были готовы примириться с развитием событий. Помимо этического измерения, этот скандал представлял потенциальную опасность для их карьеры и финансового благосостояния. Сначала они попытались представить произошедшие события как рядовую драку! С этой целью, и при соучастии областной администрации, прокуратура распорядилась о проведении дополнительного расследования…

Судя по тщательности, с которой всё это было сделано, а также по тому, что в официальных газетах внезапно появилось большое количество длинных статей о чудесно организованных летних каникулах для детей в этом году, на ход проводимого расследования оказывается давление.

Скорее всего, в итоге этого расследования будет установлено, что все подозреваемые «тёплые и пушистые». Вместе с тем, тот факт, что надругательства действительно имели место, подтверждается тем обстоятельством, что, именно из-за этих скандальных событий, один из юных мерзавцев помещён в СИЗО для несовершеннолетних преступников по распоряжению Октябрьского районного суда. Это означает, что сын простых работников завода изолирован от общества, тогда как его сообщники, дети судей и шишек из полиции, на свободе!…

Наше журналистское расследование вскрыло сенсационную информацию о [г-не Б.] Выясняется, что этот уголовный скандал – не первый в его семье. Его старший сын, Валерий, находится в розыске с 1995 г.: его подозревали в разбойном нападении с целью грабежа. Его младший сын, также офицер ГИБДД, стал причиной ДТП несколько лет назад, в результате которого серьёзно пострадала молодая женщина… Но ему удалось уйти от ответственности. И теперь эта мрачная история с участием приёмного внука [г-на Б.]. Возникает вопрос к руководству областной полиции, которому, конечно же, известны эти факты: как может такой человек по-прежнему работать в правоохранительной сфере на руководящей должности в ГИБДД?

На этой неделе [судебная] квалификационная коллегия примет решение о судьбе судей [г-на и г-жи Б.]. Если они продолжат работать судьями, то это вновь вызывет вопрос: как эти люди будут выносить приговоры другим, если они сами не смогли воспитать собственного ребёнка [должным образом]?…»






Б. Гражданские иски о защите чести и достоинства


1. Гражданский иск г-на и г-жи Б.


13. Г-н и г-жа Б. подали гражданский иск о защите чести и достоинства и раскрытии частной информации от своего имени и от имени их несовершеннолетнего сына. Они назвали ответчиками учредителей газеты «Курсив-Иваново» и её журналистов, а также Заявителя и компанию, которой принадлежит его газета. Они добивались опровержения и компенсации морального ущерба. Они приложили текст опровержения, содержавший извинение, размещение которого в газете Заявителя они бы хотели.

14. 12 марта 2003 г. Советский районный суд Иваново принял постановление, в котором отмечалось, что утверждения с обвинениями сына г-на и г-жи Б. в жестокости отражали действительность, поскольку полиция нашла доказательства уголовного преступления. Предположительно оскорбительные утверждения («малолетние мерзавцы», «юные негодяи» и т.п.) не давали основания для подачи иска, поскольку являлись оценочными суждениями, не подлежащими доказыванию. Предполагаемое нарушение обязанностей журналиста, вытекающее из Закона о СМИ, а именно, раскрытие конфиденциальной или частной информации, не было основанием для гражданских разбирательств, поскольку Закон о СМИ предполагает уголовные или дисциплинарные, а не гражданские, санкции за такие нарушения. С другой стороны, опираясь на ст. 152 УК, суд удовлетворил требование истцов об опровержении обвинения в том, что они «попытались препятствовать расследованию», поскольку журналисты не представили никаких доказательств такого вмешательства. Суд распорядился о том, что газета и Заявитель обязаны опубликовать опровержение, содержащее извинение перед г-ном и г-жой Б. Он далее обязал Заявителя выплатить г-ну и г-же Б. возмещение морального ущерба в размере 3000 российских рублей (примерно 85 евро).

15. Заявитель обжаловал это решение. Он утверждал, в частности, что написанные им статьи не содержали никаких утверждений с обвинениями г-на и г-жи Б. в препятствовании расследованию. Он далее заявил, что для публикации опровержения, содержащего извинение, отсутствовало основание в национальном законодательстве.

16. 16 апреля 2003 г. Ивановский областной суд, после рассмотрения апелляции, утвердил принятое постановление, расценив его как законное, аргументированное и обоснованное. В отношении распоряжения опубликовать извинение, Областной суд постановил, что определение содержания опровержения входило в полномочия Районного суда.

2. Гражданский иск г-на Б.


17. Г-н Б., от своего имени, имени своей невестки и её сына, подал гражданский иск в отношении тех же ответчиков о защите чести и достоинства и раскрытии информации об их частной жизни. Они требовали компенсацию морального ущерба по ст. 152 УК. Они также требовали опровержения и представили проект опровержения, содержащего извинение.

18. 19 февраля 2004 г. Советский районный суд удовлетворил этот иск частично. Он постановил, что журналистам не удалось доказать выдвинутое обвинение в том, что г-н Б. «препятствовал расследованию», в соответствии со ст. 152 УК. Он отклонил как необоснованный, без дальнейшей аргументации, довод Заявителя о том, что его статьи не содержали таких утверждений. Суд также признал журналистов виновными в нарушении конституционного права истцов на неприкосновенность их частной жизни, заключив:

«По ст. 151 Российского Гражданского кодекса, если гражданину причинён моральный вред действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага… суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.

В соответствии со ст.ст. 23 п. 1 и 24 п. 1 Российской Конституции, каждый имеет право на неприкосновенность его частной жизни, личную и семейную тайну, [и] защиту своей чести и доброго имени; сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются.

Суд не увидел доказательств того, что авторы известных статей, опубликованных в газетах «Курсив-Иваново» и «Иваново-Пресс» получили согласие на распространение информации о частной жизни [г-на Б. и его несовершеннолетнего приёмного внука]. Соответственно, [их] конституционное право на неприкосновенность частной жизни было нарушено».



19. Суд обязал газету и Заявителя опубликовать опровержение с извинением перед г-ном Б. и его семьёй. Он далее распорядился о том, что Заявитель должен возместить г-ну Б. и его невестке 2000 руб. (примерно 55 евро).

20. В основаниях для подачи апелляции Заявитель обжаловал непоследовательный подход Районного суда к рассмотрению вопроса о том, являлся ли факт раскрытия частной информации основанием для подачи гражданского иска. Признав Заявителя виновным в распространении личной информации, Районный суд пренебрёг тем обстоятельством, что сначала эта информация была опубликована в другой газете, «Курсив-Иваново», и что с этого момента она стала общедоступной. Далее, Районный суд не обратил внимания на утверждения, которые можно было воспринять как свидетельства того, что г-н Б. препятствовал расследованию.

21. 19 апреля 2004 г. Ивановский областной суд утвердил постановление, заключив, что раскрытие личной информации являлось основанием для подачи иска по ст. 151 УК.

II. Применимое национальное законодательство 

А) Конституция Российской Федерации

22. Ст. 24 запрещает сбор, хранение, использование или распространение информации о частной жизни человека без его согласия.

23.  Ст. 29 гарантирует свободу мысли и слова и свободу СМИ.

Б. Гражданский кодекс Российской Федерации от 30 ноября 1994 г.


24. Ст. 151 предусматривает, что суд может назначать компенсацию морального ущерба лицу, понёсшему ущерб вследствие действий, нарушивших его личные нематериальные права. Среди прочих личных нематериальных прав, перечисленных в ст. 150, фигурирует и неприкосновенность частной жизни человека, а также личные и семейные тайны.

25. Ст. 152 предусматривает, что гражданин может обратиться в суд с требованием об опровержении сведений, которые порочат его или её честь, достоинство или профессиональную репутацию, если распространивший такие сведения, не докажет их достоверность. Пострадавший может также требовать возмещение убытков и морального вреда, причиненного их распространением.

В. Закон о СМИ


26. Закон о СМИ (Закон № 2124-I от 27 декабря 1991 г.) говорит о том, что СМИ не вправе разглашать сведения, прямо или косвенно указывающие на личность несовершеннолетнего, совершившего преступление либо подозреваемого в его совершении, а равно совершившего административное правонарушение или антиобщественное действие, без согласия самого несовершеннолетнего и его законного представителя (ст. 41(3)).

27. Частное лицо или организация вправе требовать, чтобы редакция СМИ опубликовала опровержение недостоверных утверждений, порочащих его/её честь, достоинство или профессиональную репутацию. Если редакция не может доказать правдивость оспоренных утверждений, она обязана опубликовать опровержение в том же СМИ. Если частное лицо или организация представляет текст опровержения, то редакция обязана опубликовать предложенный текст при условии, что он не противоречит Закону (ст. 43). В опровержение должно быть указано, какие сведения не соответствуют действительности, когда и как они были распространены (ст. 44(1)).

28. Журналист имеет право излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распространения за его подписью (ст. 47 (9)).

29. Журналист обязан проверять достоверность информации, которую он публикует. Перед публикацией информации о частной жизни человека, журналист обязан получить согласие этого лица или его/её законного представителя, за исключением случаев, когда это необходимо для защиты общественных интересов (ст. 49(2) и (5)). Журналист, который не выполнил эти обязанности, может нести уголовную, административную или дисциплинарную ответственность в соответствии с законом (ст. 59(2)).

30. Редакции, главные редакторы и журналисты не несут ответственности за недостоверные утверждения, наносящие вред чести и достоинству частных лиц или организаций, или за утверждения, ущемляющие права и законные интересы граждан, если такие утверждения являются дословным воспроизведением сообщений или материалов или их фрагментов, которые были распространены ранее другим СМИ, которое может быть установлено и привлечено к ответственности (ст. 57(6)).

Г. Постановления Пленума Верховного Суда


31. В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 11 от 18 августа 1992 г. (с поправками от 25 апреля 1995 г. и действовавшего во время происходивших событий) говорилось о том, что, для того, чтобы считаться порочащими, утверждения должны быть недостоверными и содержать обвинения в нарушении законов или нравственных принципов (например, совершении нечестного поступка, или неправильном поведении в трудовом коллективе или повседневной жизни). «Распространение сведений» понималось как публикация утверждений или их трансляция (ст. 2). Бремя доказывания возлагалось на ответчика, который должен был доказать, что распространенные утверждения были достоверны и точны (ст. 7).

32. 24 февраля 2005 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление № 3, в котором содержалось требование к судам, рассматривающим иски о защите чести и достоинства, разграничивать фактологические утверждения, достоверность которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения и убеждения, которые не являются основанием для подачи исков по ст. 152 УК, поскольку они представляют собой выражение субъективного мнения и взглядов ответчика, и не могут подвергаться проверке на достоверность (п. 9). Далее, в ней содержался запрет судам обязывать ответчиков приносить извинение истцам, поскольку эта форма возмещения не имела основания в российском законодательстве, включая ст. 152 УК (п. 18).

ПРАВО


I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции 


33. Заявитель утверждал, что имело место нарушение его права на свободное выражение мнения, закреплённого в ст. 10 Конвенции, в которой сказано следующее:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться иного мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого — либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».


A. Приемлемость


34. Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной с точки зрения п. 3 (a) ст. 35 Конвенции. Он далее отмечает, что другие основания считать эту жалобу необоснованной отсутствуют, поэтому она должна быть объявлена приемлемой.

Б. Существо дела


1. Представления сторон


35. Заявитель привёл довод о том, что национальные суды признали его виновным в высказывании обвинения в том, что истцы препятствовали расследованию происшествия в летнем лагерь «Строитель». Однако в статьях, опубликованных им, такое обвинение не содержалось. В статьях действительно упоминалось, что факт некоторого вмешательства в расследование мог иметь место. Это утверждение было скорее предположением, чем фактологическим утверждением, и поэтому доказыванию не подлежало. В этих статьях не назывались те, кто мог осуществить это вмешательство в расследование. Поэтому у истцов не было оснований заявлять, что это утверждение касалось их.

36. Далее, в отношении ответственности за распространение информации о частной жизни человека, Заявитель полагал, что национальные суды не применили ст. 49(5) Закона о СМИ, в котором говорится, что в делах, где публикация информации о частной жизни человека отвечает общественным интересам, нет необходимости получать предварительное согласие затронутого частного лица. К тому же, Заявитель, в сущности, не раскрыл никакой конфиденциальной информации о частной жизни истцов. К тому времени, когда он опубликовал свои статьи, информация о происшествии в летнем лагере «Строитель» и имена его участников уже были известны общественности через публикацию в других газетах.

37. Наконец, Заявитель привёл довод о том, что распоряжение опубликовать опровержение с извинением не имело основания в национальном законодательстве. По его мнению, в соответствии с Конвенцией допускалось только добровольное принесение извинения. Было очевидно чрезмерным принуждать кого-либо приносить извинение, тем самым вынуждая его выразить мнение, которое не соответствовало его личным убеждениям.

38. Правительство привело довод о том, что вмешательство в осуществление Заявителем своего права на свободное выражение мнения было «предписано законом», а именно ст. 152 УК, и преследовало законную цель защиты репутации и прав других лиц. Оно также было «необходимо в демократическом обществе», учитывая, что Заявитель опубликовал ложную информацию об истцах. Суды провели разграничение между оценочными суждениями и фактологическими утверждениями и признали Заявителя виновным только в отношении фактологических утверждений, которые он не смог доказать. Заявитель был также признан виновным в распространении информации о частной жизни истцов без их явного согласия. Заявителю было предписано выплатить сугубо символическую сумму возмещения истцам. Суды не требовали того, чтобы Заявитель адресовал извинение лично истцам; скорее, в соответствии со ст. 43 Закона о СМИ, они распорядились о том, чтобы Заявитель и его газета опубликовали текст опровержения, предоставленный истцами.

2. Оценка Суда


(a) Общие принципы


39. В соответствии с установленной практикой Суда, свобода выражения мнения составляет одну из основ демократического общества и одно из базовых условий его развития. Закреплённая в п. 2 ст. 10, она применима не только к «информации» или «идеям», которые принимаются благожелательно или воспринимаются как неагрессивные или бесстрастные, но также и таким, которые оскорбляют, потрясают или будоражат. Таковы требования плюрализма, терпимости и либерального мышления, без которых нет «демократического общества» (см. «Хэндисайд против Великобритании» (Handyside v. the United Kingdom), 7 декабря 1976 г., п. 49, Серия A № 24, и «Йерсилд против Дании» (Jersild v. Denmark), 23 сентября 1994 г., п. 37, Серия A № 298).

40. Суд напоминает о том, что п. 2 ст. 10 Конвенции предполагает лишь незначительные возможности ограничения политических высказываний или дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес (см. «Сюрек против Турции (№1)» (Sürek v. Turkey (№ 1)) [БП], № 26682/95, п. 61, ЕСПЧ 1999-IV).

41. Пресса выполняет совершенно необходимую функцию в демократическом обществе. Притом что она обязана не переступать определённые границы, особенно в том, что касается репутации и прав других лиц, и должна препятствовать раскрытию конфиденциальной информации, её долг, тем не менее, заключается в передаче, путём сообразным её обязательствам и ответственности, информации и идей по социально значимым вопросам (см. «Де Хаес и Гийсельс против Бельгии» (De Haes and Gijsels v. Belgium), 24 февраля 1997 г., п. 37, Отчёт о постановлениях и решениях 1997-I, и «Бладет Тромсё и Стенсаас против Норвегии» (Bladet Tromsø and Stensaas v. Norway) [БП], № 21980/93, п. 59, ЕСПЧ 1999-III). Не только она имеет задачу передачи такой информации и идей, общественность также имеет право на их получение. Если бы это было не так, то пресса не смогла бы играть свою чрезвычайно важную роль «стража общественных интересов» (см. «Торгеир Торгеирсон против Исландии» (Thorgeir Thorgeirson v. Iceland), 25 июня 1992 г., п. 63, Серия A № 239). Журналистская свобода дает возможность прибегнуть к некоторому преувеличению или даже провокации (см. «Прагер и Обершлик против Австрии (№1)» (Prager and Oberschlick v. Austria (№ 1)), 26 апреля 1995 г., п. 38, Серия A № 313 ). Это свобода предполагает и исключения, изложенные в п. 2 ст. 10, которые, однако, должны быть чётко сформулированы. Необходимость в любых ограничениях должна быть убедительно обоснована.

42. Ст. 10 Конвенции защищает право журналистов на обнародование информации по вопросам, представляющим всеобщий интерес при условии, что они действуют добросовестно, пользуясь точными сведениями, и предоставляют «проверенную и точную» информацию в соответствии с требованиями журналистской этики. По условиям п. 2 ст. 10 Конвенции, свобода выражения мнения налагает «обязанности и ответственность», которые также применимы к СМИ даже в отношении вопросов, вызывающих серьёзную озабоченность общественности. К тому же, эти «обязанности и ответственность» приобретают особую значимость, когда возникает вопрос выпадов против репутации определённого частного лица и нарушения «прав других». Таким образом, требуются особые основания для того, чтобы СМИ могли быть освобождены от их обычного обязательства устанавливать достоверность фактологических утверждений, порочащих частных лиц. Существование таких оснований зависит, в частности, от характера распространённой порочащей информации и степени, в которой СМИ могут, в разумных пределах, считать её источники надёжными в отношении выдвинутых обвинений (см. «Линдон, Очаковский-Лоран и Жюли против Франции» (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France) [БП], № 21279/02 и 36448/02, п. 67, ЕСПЧ 2007‑…, и «Педерсен и Баадзгаард против Дании» (Pedersen and Baadsgaard v. Denmark) [БП], № 49017/99, п. 78, ЕСПЧ 2004-XI).

43. Хотя нельзя сказать, что государственные служащие сознательно выставляют на всеобщее обозрение каждое своё слово и дело в той же мере, что и политики, госслужащие, действующие в своём официальном качестве, как и политики, могут подвергаться приемлемой критике в более широких рамках, чем частные лица (см. «Тома против Люксембурга» (Thoma v. Luxembourg), № 38432/97, п. 47, ЕСПЧ 2001‑III). Далее, что касается критики в адрес судей, Суд ранее констатировал, что работа судов, представляющих собой гарантов справедливости и играющих основополагающую роль в государстве, где верховенствует закон, нуждается в доверии общества. Поэтому она должна быть защищена от необоснованных нападок. Вместе с тем, критика и пристальное внимание к судам допустимы. Важно проводить чёткое разграничение между критикой и оскорблением. Если единственным намерением выражения мнения в любой форме является оскорбление суда, или его членов, применение соразмерного наказания, в принципе, не станет нарушением п. 2 ст. 10 Конвенции (см. «Скалка против Польши» (Skałka v. Poland), № 43425/98, п. 34, 27 мая 2003 г.).

(б) Применение в настоящем деле


44. Стороны согласны с тем, что суждения, высказанные в отношении Заявителя, представляли собой «вмешательство» в осуществление им права на свободное выражение мнения, закреплённого в п. 1 ст. 10. Задача Суда состоит в определении того, было ли вмешательство обосновано с точки зрения п. 2 этой статьи, т.е., было ли оно «предписано законом», преследовало ли законную цель, и было ли оно «необходимо в демократическом обществе».

45. Суд согласен с тем, что вмешательство основывалось на ст.ст. 151 и 152 УК и преследовало законную цель защиты репутации и прав других лиц. В отношении довода Заявителя о том, что судебное распоряжение принести извинение истцам не имело правового основания в национальном законодательстве, Суд ранее постановлял, что во время происходивших событий, т.е., перед принятием в 2005 г. Постановления № 3 Пленумом Верховного Суда (см. п. 32 выше), национальные суды имели основания расценивать понятие опровержения как возможно включающее в себя извинение. Суд согласился с тем, что такое истолкование соответствующего законодательства российскими судами не предполагало признание оспоренного вмешательства незаконным с точки зрения Конвенции (см. «Казаков против России» (Kazakov v. Russia), № 1758/02, п.п. 21-24, 18 декабря 2008 г.). Суд не видит причин для другого заключения в настоящем деле. Соответственно, остаётся лишь рассмотреть вопрос о том, было ли вмешательство «необходимо в демократическом обществе».

46. Суд напоминает о том, что проверка на «необходимость в демократическом обществе» требует определения того, отвечало ли обжалованное «вмешательство» «острой социальной необходимости», было ли оно соразмерно преследовавшейся законной цели, и были ли причины, приведённые национальными властями в его обоснование, существенными и достаточными. При оценке существования такой «необходимости» и мер необходимых для того, чтобы ей соответствовать, национальным властям предоставляются определённые рамки усмотрения, которые, однако, не являются неограниченными, но предполагают обязательный надзор со стороны Европейского Суда, в чьи обязанности входит принятие окончательного решения относительно совместимости применённого ограничения со свободой выражения мнения, закреплённой в ст. 10. Задача Суда при исполнении своей надзорной функции состоит не в том, чтобы занять место национальных властей, но скорее пересмотреть по ст. 10, в свете всего дела целиком, решения, принятые ими в отведённых им рамках усмотрения. Выполняя эту задачу, Суд должен убедиться в том, что национальные власти применили стандарты в соответствии с принципами, изложенными в ст. 10, и, кроме этого, что в своих решениях они основывались на приемлемой оценке существенных фактов (см., наряду со многими другими, «Красуля против России» (Krasulya v. Russia), № 12365/03, п. 34, 22 февраля 2007 г., и «Гринберг против России» (Grinberg v. Russia), № 23472/03, п. 27, 21 июля 2005 г.).

47. Обращаясь к фактам настоящего дела, Суд отмечает, что Заявитель, журналист местной газеты, опубликовал две статьи о жестоком происшествии в летнем лагере, где несовершеннолетние дети высокопоставленных родителей совершили нападение на жившего с ними в одной комнате мальчика младше себя. Важным является то, что национальные суды постановили, что вся информация, опубликованная относительно этого нападения, основывалась на результатах официального расследования и соответственно была достоверна. Они, однако, признали Заявителя виновным в раскрытии частной информации о преступниках и их родственниках, а также в распространении утверждения, правдивость которого не смог доказать, относительно того, что родственники преступников пытались препятствовать расследованию. Суд рассмотрит эти два пункта по очереди.

48. Что касается первого пункта, Суд замечает, что Заявитель был признан подлежащим гражданско-правовой ответственности за раскрытие информации о частной жизни г-на Б. и высокопоставленного сотрудника ГИБДД. Подобный иск, поданный судьями г-ном и г-жой Б., был отклонён национальными судами. Поэтому Суд сосредоточится на оценке утверждений Заявителя о г-не Б.

49. Важно отметить, что в своей первой публикации от 3 сентября 2002 г. Заявитель дал общее описание жестокого происшествия в летнем лагере, не называя участников и не указывая подробностей, которые могли бы помочь узнать их. Только в своей второй публикации от 17 сентября 2002 г. Заявитель назвал имена несовершеннолетних преступников, включая приёмного внука г-на Б. и официальные должности их родственников. Однако до этого момента эта информация уже была раскрыта другой газетой, и все подробности происшествия уже широко обсуждались в прессе и интернете (см. п. 11 выше). Ни из представлений в рамках национальных разбирательств, ни в рамках разбирательств в стенах Европейского Суда не говорилось о том, что публикации Заявителя привнесли какие-либо новые детали ранее неизвестные общественности. Отсюда следует, что ко времени второй публикации личная информация о преступниках перестала быть конфиденциальной и была общедоступной. Таким образом, интерес в защите тайны личности несовершеннолетних преступников и их родственники уже был существенно слабее, для того чтобы считать сохранение конфиденциальности главным требованием (см. «Эдисьон Плон против Франции» (Editions Plon v. France), № 58148/00, п. 53, ЕСПЧ 2004‑IV; «Сюрек против Турции (№2)» (Sürek v. Turkey(№ 2)) [БП], № 24122/94, п. 40, 8 июля 1999 г., and, mutatis mutandis, «Вебер против Швейцарии» (Weber v. Switzerland), 22 мая 1990 г., п.п. 49 и 51, Серия A № 177; ««Обзервер» и «Гардиан» против Великобритании» (Observer and Guardian v. the United Kingdom), 26 ноября 1991 г., п.п. 68 и 69, Серия A № 216; ««Санди Таймс» против Великобритании (№2)» (Sunday Times v. the United Kingdom (№ 2)), 26 ноября 1991 г., п.п. 54 и 55, Серия A № 217; и Vereniging Weekblad Blufthe v. the Netherlands, 9 февраля 1995 г., п.п. 43 и 44, Серия A № 306‑A).

50. Вместе с тем, Суд считает, что при определённых обстоятельствах ограничение на воспроизведение информации, которая уже стала достоянием общественности, может быть обосновано, например для предотвращения дальнейшего муссирования подробностей частной жизни человека, которые не относятся к социально значимым темам политических или общественных дискуссий. Суд напоминает о том в этой связи о том, что в случаях публикаций, вскрывающих подробности частной жизни частного лица с единственной целью удовлетворения любопытства определённой части читательской аудитории, право этого лица на действенную защиту его или её частной жизни весомее права журналиста на свободное выражение мнения (см. «Фон Ганновер против Германии» (Von Hannover v. Germany), № 59320/00, п. 65, ЕСПЧ 2004‑VI; Campmany y Diez de Revenga and López Galiacho Perona v. Spain (реш.), № 54224/00, ЕСПЧ 2000-XII; Société Prisma Presse v. France (реш.), № 66910/01 и 71612/01, 1 июля 2003 г.; и Bou Gibert and El Hogar y La Moda J.A. v. Spain (реш.), № 14929/02, 13 мая 2003 г.). Поэтому Суд обязан определить, внесли ли статьи Заявителя вклад в общественную дискуссию, представлявшую всеобщий интерес.

51. Суд считает, что информация о причастности несовершеннолетнего приёмного внука г-на Б. к жестокому происшествию не внесла такого вклада. У общественности не было законного интереса в осведомлённости о семейных делах г-на Б., т.к. они не имели никакого отношения к его официальным функциям. Суд напоминает о том, что неприемлемо подвергать госслужащего общественному осуждению из-за проблем, связанных с членом его семьи (см. «Де Хаес и Гийселс против Бельгии» (De Haes and Gijsels v. Belgium), 24 февраля 1997 г., п. 45, Отчёт о постановлениях и решениях 1997‑I). Значительным также является то обстоятельство, что приёмный внук г-на Б. был несовершеннолетним, и по этой причине его действия не могли повлечь за собой судебной ответственности по российским законам. Ему никогда не предъявлялись обвинения в совершении уголовных преступлений, и в отношении него не возбуждались уголовные дела. Поэтому настоящее дело отличается от дел, в которых журналисты освещали проводившиеся уголовные разбирательства, тем самым осуществляя своё право и долг по распространению информации по вопросу, вызывавшему общественную озабоченность (см., например, News Verlags GmbH & Co.KG v. Austria, № 31457/96, п.п. 55 и 56, ЕСПЧ 2000‑I). По мнению Суда, в делах подобных настоящему, когда преступления совершаются несовершеннолетним, не достигшим установленного законом возраста уголовной ответственности и не считающимся ответственным за свои действия, право журналиста на распространение информации о серьёзном уголовном преступлении уступает праву несовершеннолетнего на действенную защиту своей частной жизни. Не может быть больших сомнений в том, что неоднократное повторение его имени в прессе в связи с предосудительным происшествием в летнем лагере весьма пагубно сказалось на нравственном и психологическом развитии и частной жизни приёмного внука г-на Б.

52. Суд заключает на основании сказанного выше, что обнародование Заявителем имён несовершеннолетних преступников и официальных должностей их родственников не внесло никакого вклада в обсуждение темы, вызывающую законную общественную озабоченность. Хотя эта информация была ранее опубликована другими газетами, гражданская ответственность, возложенная на Заявителя, была обоснована в данных обстоятельствах необходимостью предотвратить дальнейшее муссирование в прессе подробностей частной жизни истцов.

53. Относительно второго пункта дела в отношении Заявителя, Суд отмечает, что он был признан виновным за распространение утверждения о том, что «[г-н и г-жа Б. и г-н Б.] пытались препятствовать расследованию». Суд отмечает, что эта формулировка не содержалась в статьях Заявителя. В статье от 17 сентября 2002 г., однако, упоминалось, что «делаются попытки оказывать давление на ход возобновлённого расследования». Это утверждение действительно является безличным, и лица, которые предположительно оказывали такое давление, не названы по имени. Однако, учитывая контекст, в частности такие высказывания, как «высокопоставленные родители несовершеннолетних насильников стремятся замять скандал», это утверждение может создать у рядового читателя впечатление, что именно истцы, г-н и г-жа Б. и г-н Б., предпринимали попытки повлиять на расследование, о которых шла речь в этой статье. Поэтому Суд принимает заключение национальных судов о том, что Заявитель распространил утверждение, обвинявшее истцов в препятствовании расследованию.

54. Суд далее замечает, что российские суды охарактеризовали утверждение о предположительном давлении на расследование как фактологическое утверждение и признали Заявителя виновным в неспособности доказать его достоверность. Суд соглашается с тем, что Заявитель опубликовал серьёзное фактологическое обвинение в адрес истцов, и что это обвинение подлежало доказыванию. Заявитель, однако, так и не попытался доказать это обвинение или установить достаточно точное и надёжное фактологическое основание для него. Отсюда следует, что Заявитель распространил порочащее обвинение в отношении судей г-на и г-жи Б. и сотрудника ГИБДД г-на Б., которое вполне вероятно опускало их в глазах общественности и не сопровождалось подтверждениями (см. «Барфод против Дании» (Barfod v. Denmark), 22 февраля 1989 г., п. 35, Серия A № 149).

55. Наконец, при оценке соразмерности вмешательства, характер и суровость применённого наказания также являются фактoрами, которые заслуживают внимания (см. «Скалка против Польши» (Skałka v. Poland), № 43425/98, п. 38, 27 мая 2003 г.). В этой связи, Суд отмечает, что сумма возмещения ущерба, которую было предписано выплатить истцам Заявителем, не представляется чрезмерной.

56. В свете этих соображений, нельзя сказать, что в своих решениях национальные суды вышли за отведённые им рамки усмотрения. Таким образом, Суд считает, что обжалованное вмешательство не было несоразмерно преследовавшейся законной цели и потому может расцениваться как «необходимое в демократическом обществе» с точки зрения п. 2 ст. 10 Конвенции.

57. Соответственно, нарушения ст. 10 Конвенции не было.

ПО ЭТИМ ПРИЧИНАМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО


1.  Объявляет жалобу приемлемой;

2.  Постановляет, что нарушения ст. 10 Конвенции не было.

Совершено на английском языке и письменно заверено 16 декабря 2010 г., в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

      

 Сорен Нильсен                                                          Христос Розакис
        Юрист секции                                                              Председатель

В соответствии с п. 2 ст. 45 Конвенции и п. 2 правила 74 Регламента Суда, к данному постановлению прилагается особое мнение судьи Ковлера, совпадающее с позицией большинства состава Суда.

 

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ КОВЛЕРА


Я присоединился к заключению членов Палаты о том, что в данном деле не было нарушения ст. 10 Конвенции не без колебаний.

Тем не менее, я бы хотел выразить своё мнение о том обстоятельстве, что Заявителю было предписано не только опубликовать опровержение и выплатить истцам символическую сумму возмещения ущерба, но также и принести извинение. Во первых, Суд уже постановлял, что «извинение» не может считаться «необходимым» по ст. 10 (см. «Казаков против России» (Kazakov v. Russia), № 1758/02, п. 30, 18 декабря 2008 г.); таким образом, национальные суды в определённой степени вышли за узкие рамки усмотрения, отведённые им, для применения ограничений на дискуссии по вопросам, представляющим общественный интерес. Во-вторых, судебное распоряжение распространить извинение не имело ясного основания в национальном законодательстве: во время происходивших событий (2003-2004) национальные суды истолковывали понятие опровержения, как возможно включающее извинение. И только в Постановлении № 3 от 24 февраля 2005 г. Пленума Верховного Суда Российской Федерации судам было запрещено обязывать ответчиков приносить извинение истцам, поскольку эта форма возмещения не имела основания по российскому законодательству, включая ст. 152 УК (см. п. 32 постановления).

Только тот факт, что это разъяснение было выпущено после принятия постановлений национальными судами в настоящем деле, изменило мою позицию в пользу констатации отсутствия нарушения ст. 10 Конвенции.