КУДЕШКИНА против РОССИИ (Kudeshkina v. Russian Federation)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА 

Первая секция 

ДЕЛО «КУДЕШКИНА ПРОТИВ РОССИИ»

(Kudeshkina v. Russian Federation) 

(жалоба №29492/05) 

Постановление Суда

Страсбург

6 февраля 2009 года

 
         
По делу «Кудешкина против России» Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:
г-н Христос Розакис, Председатель,
г-жа Нина Важич,
г-н Анатолий Ковлер,
г-жа Элизабет Штайнер,
г-н Дин Шпильманн,
г-н Джордж Николау,
г-н Джиорджио Малинверни, судьи,
а также Сорен Нильсен, Юрист Секции,
Проведя 5 февраля 2009 года закрытое совещание,
Вынес следующее постановление, принятое в указанный выше день:
  

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было начато после подачи жалобы (№29492/05) в отношении РФ в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — «Конвенция») российской гражданкой г-жой Ольгой Борисовной Кудешкиной (далее — «Заявитель»), 12 июля 2005 года.

2. Интересы Заявителя представляли г-жа К. Москаленко, г-жа А. Паничева и г-жа М. Воскобитова, юристы, практикующие в Страсбурге и Москве. Российское Правительство (далее — «Правительство») было представлено г-ном П. Лаптевым и г-жой В. Милинчук, бывшими представителями Российской Федерации в Европейском Суде по правам человека.

3. Заявитель утверждала, что её увольнение из судебного органа вследствие критических высказываний, сделанных ею в СМИ, нарушило её право на свободное выражение мнения, гарантированное в статье 10 Конвенции.

4. Решением от 28 февраля 2008 г., Суд объявил жалобу приемлемой.

5. Правительство подало письменные замечания (пункт 1 Правила 59). Заявитель этого не сделала.

ФАКТЫ

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родилась в 1951 г. и живёт в Москве. Ко времени происходивших событий, она работала судьёй 18 лет.

7. С 6 ноября 2000 г. Заявитель занимала судебную должность в Мосгорсуде.

A. Участие Заявителя в уголовном деле в отношении г-на Зайцева

8. В 2003 г. Заявитель была назначена участвовать в слушании уголовного дела, касавшегося превышения служебных полномочий следователем милиции, г-ном Зайцевым. Ему было предъявлено обвинение в проведении незаконных обысков в рамках расследования дела о крупномасштабном таможенном и финансовом мошенничестве с участием группы компаний и, предположительно, некоторых высокопоставленных государственных служащих.

9. В июне 2003 г. суд в составе Заявителя в качестве судьи и двух народных заседателей, г-жи И. и г-жи Д. начали рассмотрение этого дела. Во время слушания 26 июня 2003 г. суд предоставил прокурору возможность представить доказательства в пользу обвинения. Тот заявил, что суд не обеспечил явку свидетелей обвинения и заявил протест в отношении порядка ведения процесса. На следующий день, в пятницу 27 июня 2003 г., он заявил  отвод Заявителю в качестве судьи на основании предвзятости, которую она якобы продемонстрировала при допросе одного из потерпевших. Другие участники процесса, включая упомянутого потерпевшего, возражали против удовлетворения отвода. В тот же день народные заседатели отклонили отвод, вслед за чем, прокурор заявил отвод обоим народным заседателям. Участники процесса не согласились с отводом, и он был отклонён. В тот же день, прокурор заявил новый отвод народным заседателям на основании их предвзятости, также отклонённый Заявителем в тот же день.

11. 1 июля 2003 г. прокурор заявил, что протокол слушания ведётся неверно, и заявил ходатайство об ознакомлении с текстом протокола. Суд отказал ему в удовлетворении этого ходатайства на том основании, что ознакомление с протоколом разрешено в течение трех дней после его изготовления.

12. 3 июля 2003 Заявитель разрешила самоотвод заседателей по следующим основаниям:

«Во время слушания народные заседатели И. и Д. заявили о своём самоотводе на основании того, что они не могли продолжать участвовать в рассмотрении дела из-за предвзятого и некорректного поведения [прокурора] по отношению к ним и по причине неприемлемой атмосферы на слушании, за которую он ответственен, и которая пагубно сказалась на их самочувствии».

13. По словам Заявителя, председатель Мосгорсуда, г-жа Егорова во время этого процесса вызвала Заявителя в свой кабинет, чтобы осведомиться о подробностях этого судебного разбирательства, задавая вопросы относительно происходящего на слушании и решений по вышеупомянутым ходатайствам.

14. Стороны по-разному описывают обстоятельства отстранения Заявителя от участия в данном деле. По словам Заявителя, председатель Мосгорсуда отстранила её от этого дела 4 июля 2003 г., на следующий день после самоотвода народных заседателей. По мнению Правительства, это дело продолжало числиться за Заявителем до 23 июля 2003 г., когда по решению председателя Мосгорсуда дело было передано на том основании, что она задерживала формирование нового состава суда, и существовал риск дальнейшей задержки в виду её намерения уйти в очередной ежегодный отпуск с 11 августа по 11 сентября 2003 г., заявление на получение которого было подано 22 июля 2003 г.

15. 23 июля 2003 г. председатель Мосгорсуда передала дело судье M.

16. Заявитель участвовала в качестве судьи в еще нескольких других уголовных делах.

B. Предвыборная кампания Заявителя

17. В октябре 2003 г. Заявитель выдвинула свою кандидатуру на всеобщих выборах в Государственную Думу РФ. Её предвыборная кампания включала в себя программу судебной реформы.

18. 29 октября 2003 г. Квалификационная Коллегия судей г. Москвы удовлетворила просьбу Заявителя о приостановлении её судебных полномочий для участия в предвыборной кампании в качестве кандидата.

19. 1 декабря 2003 г. Заявитель дала интервью на радиостанции «Эхо Москвы», которое был передано в тот же день. Она сделала следующие высказывания:

«Эхо Москвы» (ЭМ): … к нам пришли довольно неожиданные новости, сообщения о том, что действующий судья Мосгорсуда подвергла резкой критике существующую судебную систему и рассказала о некоторых фактах давления на суд…

Ольга Кудешкина (OK): Это действительно так. Годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве. Случаи, когда по делам, представляющим не только большой общественный интерес, но и по делам, затрагивающим интересы каких-либо значимых влиятельных лиц или конкретных групп, оказывается на суд давление с целью принятия нужного решения, не так уж редки в Москве.

…

ЭМ: Что ж это было за дело, где Вы столкнулись с таким откровенным и серьезным давлением на Вас?

OK: Многие, наверное, слышали об уголовном деле по контрабанде мебели, поступавшей в крупные торговые центры г. Москвы. Это «Три кита» и «Гранд». Ущерб от этого преступления, определенный следствием, составил несколько миллионов рублей. Среди тех, кем заинтересовалось следствие, возглавляемое следователем Зайцевым, были личности весьма влиятельные и известные. Это дело получило большой резонанс в связи с тем, что Генеральная прокуратура в срочном порядке изъяла из производства следственного комитета МВД РФ данное уголовное дело, а к уголовной ответственности привлекла следователя Зайцева [обвинив его в превышении служебных полномочий].

ЭМ: И Вы рассматривали дело не мебельных центров, а дело именно этого следователя?

OK: Да, дело в отношении следователя Зайцева. Первоначально Мосгорсуд, рассмотрев дело, оправдал Зайцева. Более того, суд в приговоре прямо указал, что действия работников самой Генеральной прокуратуры при расследовании данного дела порой не соответствовали закону, а иногда прямо нарушали его. Таким образом, престиж Генеральной прокуратуры в глазах общественности был серьезно подорван…

ЭМ: И решение суда было опротестовано, насколько я помню?

OK: Да, решение суда было опротестовано. Коллегия Верховного Суда приговор отменила и направила дело в Мосгорсуд на новое судебное рассмотрение.

ЭМ: Это дело получили Вы?

OK: Да. В своем определении судебная коллегия указала, на что необходимо обратить внимание суду при новом рассмотрении дела.

ЭМ: Насколько я знаю, Вы не смогли довести расследование этого дела до конца? Что случилось?

OK: Дело без объяснения причин, уже в ходе рассмотрения его, было изъято из моего производства по личному указанию председателя Мосгорсуда Егоровой.

…

ЭМ: Что предшествовало изъятию дела?

OK: В судебном заседании суд стал исследовать доказательства по делу, представленные обвинением, стал допрашивать потерпевших. Но государственный обвинитель, представитель Генеральной прокуратуры, наверное, счел, что показания потерпевших свидетельствуют не в пользу обвинения. Поэтому он стал делать все, для того чтобы сорвать процесс. С таким поведением прокурора в судебном заседании за 20 лет судебной практики я столкнулась впервые… Он пытался поставить суд в жесткие рамки относительно того, какие вопросы можно задавать потерпевшим, а какие нельзя… Когда же государственный обвинитель понял, что ему не удается поставить суд в такие жесткие рамки, то он стал безосновательно заявлять отводы мне, народным заседателям, всему составу суда.

…

ЭМ: … Как обычно поступают судьи в подобной ситуации, когда видят, что представитель той или иной стороны в процессе откровенно нарушает закон? Вы к кому-то можете обратиться за помощью, поддержкой, разъяснениями хотя бы?

OK: Да, суд… мог обратиться к Генеральному прокурору о замене государственного обвинителя в процессе, указав на его поведение в судебном заседании. Но именно в этот момент меня вызвала к себе в кабинет председатель Мосгорсуда Егорова.

ЭМ: Подождите, а разве председатель Мосгорсуда может вмешиваться в сам ход ведения вами процесса?

OK: Нет, конечно. Ведь уголовное судопроизводство в России, согласно закону, должно строиться на принципе состязательности сторон, при котором суд не выступает ни на стороне обвинения, ни на стороне защиты… Мне в явной форме дали понять, что в данном случае председатель Мосгорсуда и руководство Генпрокуратуры по данному делу действуют едино, имеют в этом деле общий интерес.

…

ЭМ: … по Вашему знанию, это случай, скорее, единичный или это широко распространенная практика?

OK: Нет, насколько мне известно, такие случаи не единичны, когда суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Вся опасность в том, что в такой ситуации никто не может быть застрахован и уверен в том, что его дело, любое, будь то гражданское, административное или уголовное, будет разрешено по закону, а не в угоду кому-либо… Да, я хорошо понимаю, какое заявление я сделала. Но то, о чем я сказала, на самом деле имеет место. Но если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел».

20. 4 декабря 2003 г. две газеты – «Новая газета» и «Известия» – опубликовали интервью с Заявителем.
21. В соответствующих частях интервью «Новой газете» говорится:

«…За двадцать лет работы в судах…мне приходилось рассматривать самые разные дела: как уголовные, так и гражданские. Я рассмотрела многие сотни, если не тысячи дел, насмотрелась много чего, судебную систему знаю глубоко и изнутри. Но того, что произошло между мной и Егоровой, я раньше и представить себе не смогла бы. Скажу, что в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции.

…

Это не просто конфликт, это было беспрецедентное давление на суд. Егорова вызывала меня несколько раз, когда прокуратуре казалось, что слушания движутся не в том направлении, а последний раз — из совещательной комнаты, что вообще неслыханно. Никогда на меня никто так не кричал. Я бы не пошла, если бы знала, зачем она меня вызывает…

Именно в результате конфликта с Егоровой я и решилась, если повезет на выборах, сменить профессию. Мне есть, чем заняться в высшем органе законодательной власти: это проблемы правосудия. Я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие.

Судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не судье (если только нет каких-то личных связей), а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять «правильное», то есть угодное кому-то решение. Судья же зависим от председателя суда в элементарных вопросах получения квартиры или премий, в вопросах распределения дел для слушания. При желании председатель суда всегда найдет в работе судьи такие недостатки (при существующем навале дел нельзя, например, избежать элементарной волокиты), которые позволят прекратить его полномочия через квалификационную коллегию судей, которую тоже контролируют чиновники от правосудия… реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов.

Никто не может быть уверен, что его дело — будь то гражданское, административное или уголовное — будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то. Сегодня это следователь Зайцев, расследовавший уголовное дело по контрабанде мебели, а завтра может быть любой из нас…».

В соответствующих частях интервью «Известиям» говорится:

««Известия»: Зачем вы пошли в депутаты?

OK: Когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон. Я хотела бы участвовать в создании законов, при которых судебная власть действительно была бы независимой….

«Известия»: А как на практике выглядит давление?

OK: Это такие консультации, деловые советы, обычно, по делам, которые имеют большой общественный резонанс. Иногда это имеет нормальную подоплеку — в рамках ученого спора. Судья говорит свою позицию, зампредседателя — свою. Сам председатель редко работает напрямую с судьей. В таких совещаниях руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и в нужный момент знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться.

…

«Известия»: В чем конкретно выражалось давление на вас?

OK: Давление было со стороны государственного обвинителя Шохина. Только задашь потерпевшему вопрос, тут же Шохин заявляет протест. Я за 20 лет работы с таким не сталкивалась. Зайцева обвиняли в превышении служебных полномочий. Он провел обыск без санкции прокурора. Закон допускает это в случаях, не терпящих отлагательств, и следователь в течение 24 часов должен поставить об этом в известность прокуратуру. Прокуратуру Зайцев уведомил, а суду предстояло выяснить, была ли срочная необходимость в обысках. Для этого надо было исследовать дело фирм «Гранд» и «Три кита», торгующих мебелью. Но государственный обвинитель своими постоянными протестами вообще не давал возможности суду коснуться этого дела …».

22. 7 декабря 2003 г. прошли всеобщие выборы. Заявитель не была избрана.

23. 24 декабря 2003 г. квалификационная комиссия судей Москвы восстановила судебные полномочия Заявителя, начиная с 8 декабря 2003 г.

C. Жалоба Заявителя на председателя Мосгорсуда

24. 2 декабря 2003 г. Заявитель обратилась в Высшую квалификационную коллегию судей со следующей жалобой:

«Я требую привлечения председателя Мосгорсуда, Ольгу Александровну Егорову, к дисциплинарной ответственности за оказание незаконного давления на меня в июне 2003 г., когда я выполняла обязанности председателя на слушании уголовного дела в отношении П. В. Зайцева. Она потребовала от меня отчёта по существу разбирательств в то время, когда рассмотрение ещё не было закончено, а также сообщения о том, к принятию каких решений склоняется суд; для этого она даже вызвала меня из совещательной комнаты. [Она] настаивала на изъятии определённых документов из материалов дела, принуждала к фальсификации протокола слушания, и также порекомендовала мне предложить народным заседателям не являться на слушание. После моего отказа подчиниться этому незаконному давлению [она] отстранила меня от разбирательств по делу и передала его другому судье.

Что касается конкретных обстоятельств, они были следующими.

Я была назначена рассматривать дело в отношении Зайцева, и суд, в состав которого входили два народных заседателя, И. и Д., начал слушание.

В начале слушания суд задал вопросы ряду потерпевших. Было ясно, что прокурор, представлявший Генеральную прокуратуру, решил, что эти вопросы не отвечали интересам обвинения, и поэтому делал всё возможное, чтобы сорвать слушание. Без каких-либо на то оснований, он заявил отвод мне в качестве судьи, народным заседателям и всему составу суда. Его ходатайства были сделаны в манере унизительной, грубой и оскорбительной для суда, и были абсолютно необоснованны. Вскоре после того, как требование об отводе было отклонено, председатель Мосгорсуда Егорова вызвала меня в свой кабинет.

В нарушение Статьи 120 Конституции и статьи 10 закона «О статусе судей в РФ», председатель Мосгорсуда потребовала от меня объяснения того, почему народные заседатели и я задавали один или другой вопрос пострадавшим в ходе слушания, и почему одно или другое ходатайство сторон было отклонено или принято. В моём присутствии председатель Мосгорсуда разговаривала по телефону с [первым заместителем Генерального прокурора], который составил обвинительный акт в отношении Зайцева. Егорова сообщила [первому заместителю Генерального прокурора], что судья была вызвана для отчёта относительно происходившего на разбирательствах.

Вернувшись в свой кабинет, я рассказала народным заседателям о том, что произошло. К этому времени они уже были в отчаянии из-за повторявшихся безосновательных возражений и оскорбительных выпадов в их адрес со стороны прокурора, и поэтому они считали невозможным продолжение своего участия в разбирательствах. Одному из народных заседателей, г-же И., пришлось обратиться за медицинской помощью. По этим причинам они приняли решение о самоотводе, откровенно изложив в соответствующем ходатайстве, что причиной их самоотвода было давление, оказанное на них представителем Генеральной прокуратуры.

На следующем заседании народные заседатели заявили о своём самоотводе по вышеуказанным основаниям. Соответствующие письменные ходатайства были переданы мне для приобщения к материалам дела, и суд удалился в совещательную комнату.

Я вновь была вызвана из совещательной комнаты председателем Мосгорсуда, Егоровой. На этот раз она потребовала, чтобы я объяснила, что мы делали в совещательной комнате, и какие решения мы собирались принять. Главным её требованием было, чтобы в письменных ходатайствах народных заседателей не должно быть указано, что основанием для их самоотвода было давление на суд. Председатель Мосгорсуда также настаивала на изъятии из протокола судебного заседания любого упоминания о поведении прокурора, которое заседатели восприняли как давление. По сути, Егорова вынуждала меня сфальсифицировать материалы дела. К тому же, она предложила мне сделать так, чтобы заседатели не явились на слушание, буквально сказав «попросите их больше не приходить в суд». Цель была очевидна – если заседатели не являются, то и само слушание становится невозможным. Создавалось впечатление, что по какой-то причине [она] не хотела, чтобы рассмотрение дела продолжалось этим составом суда. Произвол действий председателя Мосгорсуда был очевиден.

Я не выполнила ни одного из её указаний. Ходатайства народных заседателей были приобщены к материалам дела, суд удовлетворил их самоотвод, указав, что причиной этому было давление, оказанное Генеральной прокуратурой. В протоколе судебного заседания было отражено всё, что произошло на судебном заседании.

После того, как я поставила подпись [под протоколом], Егорова изъяла это дело из моего производства и передала его другому судье без указания причин.

Я считаю, что такие действия председателя Мосгорсуда, Ольги Александровны Егоровой, несовместимы со статусом судьи и подрывают авторитет правосудия, и, таким образом, разрушительны для судебной системы, за которую она призвана нести ответственность. Таково требование, с которым я обращаюсь в Высшую квалификационную коллегию судей РФ».

25. 15 декабря 2003 г. г-жа Д., один из народных заседателей, которая, 3 июля 2003 г., заявила о самоотводе при рассмотрении уголовного дела в отношении г-на Зайцева, направила письмо в Высшую квалификационную коллегию судей в поддержку Заявителя:

«В связи с публикацией интервью с судьёй Кудешкиной … я решила написать вам, потому что я принимала участие в деле Зайцева в качестве народного заседателя.

Я полностью поддерживаю всё сказанное судьёй Кудешкиной в этом интервью.

Во время слушания [прокурор] делал всё для того, чтобы помешать суду рассматривать это дело. Он был груб и агрессивен по отношению к суду; в своих высказываниях и требованиях он намеренно искажал происходившее в судебном заседании, и многократно заявлял отводы составу суда. Эти ходатайства были облечены в унизительную, даже оскорбительную манеру. Делая это, он оказывал давление на суд, чтобы принудить его к принятию постановления, которое было угодно ему, либо, как альтернатива, сорвать слушание.

Я была этим потрясена, но каково было моё удивление, когда я узнала о давлении, которое председатель суда также оказывала на судью Кудешкину!

Мы, заседатели, были там когда, во время перерыва, судья Кудешкина получила телефонный звонок от председателя суда с требованием прийти к ней. Через некоторое время судья Кудешкина вернулась. Она была расстроена и подавлена. На наш вопрос она ответила, что председатель суда Егорова обвинила её в том, что суд не желает рассматривать это дело; что народные заседатели задавали потерпевшим неправильные вопросы; и, что она предложила судье Кудешкиной организовать неявку народных заседателей на заседание суда.

…На следующее утро… г-жа И. и я решили заявить о самоотводе.

В начале слушания в тот день прокурор, перед представлением доказательств, заявил ходатайство, в котором он, по сути, вновь унизил и оскорбил меня, повторив замечание, которое высказал потерпевший вне зала суда обо мне … он не отреагировал на замечание судьи.

После этого… я заявила о самоотводе в связи с грубым и оскорбительным поведением прокурора, которое нельзя расценивать иначе, как давление на суд. Тогда г-жа И. также взяла самоотвод.

До этого слушания я никогда не встречалась ни с кем [из участников разбирательств]: ни с судьёй, ни с Зайцевым, ни с прокурором, ни с адвокатом; у меня не было никакой личной заинтересованности в этом деле. Поэтому поведение прокурора было необъяснимым и шокирующим для меня.

Около 6 часов вечера судья Кудешкина была вызвана из совещательной комнаты, где суд принимал решение. Её вызвала к себе председатель суда…

На следующий день … судья Кудешкина рассказала нам, что председатель суда накричала на неё, требуя, чтобы она не приобщала заявления [заседателей] о самоотводе к материалам дела и не упоминала о причине самоотвода в решении суда.

Г-жа И. и я были шокированы происходящим. Во-первых, прокурор, оказывавший давление на нас во время слушания, а затем выяснилось, что и [председатель суда] присоединилась к этому.

Каково же было моё удивление, когда [заместитель председателя суда] зашла в совещательную комнату и начала убеждать меня и г-жу И. не ссылаться на поведение прокурора в решении суда, а указать в наших заявлениях и решении суда, что мы взяли самоотвод по медицинским показаниям. Она сказала, что они будут приглашать меня и г-жу И. принимать участие в других процессах.

Г-жа И. и я отказались изменить текст своих заявлений, и после того, как заместитель председателя ушла, суд сформулировал определение [об удовлетворении самоотвода], которое отражало то, что произошло.

Я была народным заседателем и раньше в нескольких других процессах, но впервые я столкнулась с таким давлением на суд.

Я прошу вас изучить вышеупомянутые события и принять меры в отношении [председателя суда и её заместителя]».

26. 16 декабря 2003 г. другой народный заседатель, заявившая о самоотводе, г-жа И., направила подобное же письмо в Высшую квалификационную коллегию судей.

27. Аналогичное заявление было направлено и г-жой T., секретарём суда, председателю Верховного Суда РФ. Она сообщала о своём участии в деле Зайцева и свидетельствовала, что председатель суда действительно неоднократно вызывала Заявителя, которая была сильно расстроена вторжением в ход разбирательств. Она также жаловалась на неприемлемое поведение прокурора, который, по её мнению, вынудил народных заседателей взять самоотвод.

28. После направления Заявителем жалобы от 2 декабря 2003 г., Высшая квалификационная коллегия судей назначила г-на С., судью Арбитражного Суда г. Москвы, рассмотреть обвинения в отношении г-жи Егоровой.

29. Государство-ответчик представило копию заключения, подготовленного г-ном С. и переданного в Высшую квалификационную коллегию судей. Заключение содержало следующие выводы:

«– во время слушания уголовного дела в отношении Зайцева сама Заявитель обращалась к г-же Егоровой за советом относительно проведения слушания в виду поведения прокурора;

– остальные разговоры между Заявителем и г-жой Егоровой и, заместителем председателя суда, происходили наедине и установить их содержание невозможно;

– не было достаточных доказательств того, что г-жа Егорова оказывала давление на Заявителя, поскольку и г-жа Егорова и заместитель председателя суда обвинения отрицали его;

– Г-жа Егорова передала материалы уголовного дела в отношении Зайцева другому судье на том основании, что г-жа Кудешкина «была неспособна вести судебное слушание, её процессуальные действия были непоследовательны, [она действовала] в нарушение принципа состязательности и равенства сторон, она высказала своё мнение по рассматриваемому делу до окончания процесса и делала попытки получить консультации у председателя суда по данному делу, а также в виду наличия оперативной информации  соответствующих правоохранительных органов , переданной председателю Мосгорсуда в отношении судьи Кудешкиной, в связи с рассмотрением дела Зайцева и других уголовных дел».

30. 11 мая 2004 г. Высшая квалификационная коллегия судей доложила председателю Верховного Суда о своих выводах относительно жалобы на г-жу Егорову. Он принял решение, не указывая каких-либо причин,  что оснований для привлечения г-жи Егоровой к дисциплинарной ответственности нет.

31. 17 мая 2004 г. Высшая квалификационная коллегия судей решила не возбуждать дисциплинарного разбирательства в отношении г-жи Егоровой. Копия этого решения так и не была предоставлена суду. В тот же день Заявитель была извещена письмом о том, что её жалоба в отношении председателя суда была рассмотрена и, что дальнейшие действия в связи с этой жалобой не представлялись необходимыми.

D. Увольнение Заявителя

32. В то же время, до того, как Заявитель была восстановлена в своих судебных полномочиях, председатель Совета судей г. Москвы начал процедуру прекращения полномочий Заявителя в качестве судьи. Он обратился в квалификационную коллегию судей г. Москвы, утверждая, что во время своей предвыборной кампании Заявитель вела себя в манере несовместимой с авторитетом и званием судьи. Он заявил, что в своих интервью она намеренно оскорбляла судебную систему и отдельных судей, а также делала ложные высказывания, которые могли ввести в заблуждение общественность и подорвать авторитет правосудия. Заявитель представила свои возражения.

33. Заседание квалификационной коллегии  судей г. Москвы было назначено на 24 марта 2004 г., но было отложено до 31 марта 2004 г., по просьбе Заявителя, в связи с плохим самочувствием. Затем оно было отложено вновь до 14 апреля 2004 г. в связи с неявкой Заявителя, затем до 28 апреля 2004 г., 12 мая 2004 г. и, наконец, 19 мая 2004 г.

34. 19 мая 2004 г. квалификационная коллегия судей г. Москвы рассмотрела обращение Совета судей г. Москвы. Заявитель не присутствовала на разбирательствах, предположительно без веских причин. Квалификационная коллегия судей Москвы пришла к выводу о том, что Заявитель совершила дисциплинарное правонарушение и, что её полномочия судьи будут прекращены в соответствии с законом «О статусе судей в РФ». В соответствующих частях решения говорится следующее:

«Во время свой предвыборной кампании, для того чтобы добиться известности и популярности уизбирателей, судья Кудешкина умышленно распространяла вводящие в заблуждение, сфальсифицированные и оскорбительные представления о судьях и судебной системе РФ, умаляя авторитет правосудия и подрывая престиж профессии судьи, в нарушение закона «О статусе судей в РФ» и Кодекса чести судьи РФ.

Таким образом, в ноябре 2003 г., на встрече со своими избирателями, судья Кудешкина утверждала, что Генеральная прокуратура оказывает беспрецедентное давление на судей во время рассмотрения ряда уголовных дел в Мосгорсуде.

В своем интервью во время прямого эфира на радиостанции «Эхо Москвы» 1 декабря 2003 г., судья Кудешкина заявила, что «годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве; «судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда»; «суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов», «если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел».

В интервью газете «Известия» от 4 декабря 2003 г., судья Кудешкина заявила: «Когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон – но их не привлекают к ответственности»; «руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и в нужный момент знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться».

В другом интервью с судьёй Кудешкиной, опубликованном в «Новой газете» 4 декабря 2003 г., она также заявила, что «в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции»; «Я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие»; «Судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не судье (если только нет каких-то личных связей), а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять «правильное», то есть угодное кому-то решение»; «реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Никто не может быть уверен, что его дело — будь то гражданское, административное или уголовное — будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то».

Действуя таким образом, судья Кудешкина осознанно и намеренно распространяла в гражданском обществе ложные и сфабрикованные факты произвола, якобы царящего в судебной сфере; что, разбирая некоторые дела, судьи оказываются под постоянным и неприкрытым давлением, оказываемым через посредство председателей судов; что председатели судов предварительновыясняют степень управляемости каждого судьи, чтобы определить, кому можно доверит вынесение заведомо несправедливого постановления по делу; что никто не может быть уверен, что его дело будет разрешено справедливым судом; что на деле судьи предают интересы правосудия, выступая на стороне обвинения во многих случаях; что судья в нашей стране не независим и нечестен, а является лишь обычным государственным служащим; что в стране у нас беззаконие и судебный хаос».

Вышеупомянутые высказывания судьи Кудешкиной явно основаны на домыслах, заведомо ложных и искажённых фактах.

Однако распространение судьёй такой информации представляет огромную общественную опасность, потому что порочит авторитет правосудия и умышленно подрывает престиж профессии судьи, а также предлагает неверные представления о коррумпированности, зависимости и пристрастности судебных органов власти в стране. Это ведёт к утрате общественного доверия в справедливость и беспристрастность судебного разбирательства.

В результате, ложная информация, распространённая в гражданском обществе судьёй Кудешкиной, членом судейского сообщества России, способствовала подрыву общественного доверия к судебной системе в России как к независимому и беспристрастному институту; таким образом, теперь многие граждане ошибочно склонны думать, что все судьи в нашей стране беспринципны, необъективны и коррумпированы, что, осуществляя свои полномочия, они преследуют только корыстные интересы или движимы другими собственническими побуждениями.

…

В поддержку своих беспочвенных и необоснованных попыток очернения судебной системы в нашей стране, судья Кудешкина ссылалась [в своих интервью] на уголовное дело в отношении П.В. Зайцева, в котором она ранее участвовала в качестве судьи.

Она также ссылалась на это дело в своей жалобе в Высшую квалификационную коллегию судей РФ.

…

В соответствии с ответом председателя Высшей квалификационной коллегии судей (№ BKK-7242/03 от 17 мая 2004 г.), Высшая квалификационная коллегия судей РФ провела проверку заявления судьи Кудешкиной по её жалобе; на основании которого председатель Верховного Суда РФ отказал в удовлетворения её жалобы в связи с отсутствием оснований.

Таким образом, заявление во вмешательстве в осуществление судьёй Кудешкиной её судебных полномочий не нашли подтверждения в выводах проверки.

Квалификационная коллегия судей г. Москвы отмечает, что судья Кудешкина не заявила об этом во тот периода, когда она рассматривала дело в отношении Зайцева, а сделал это спустя почти полгода, во время и непосредственно после предвыборной кампании. Поэтому квалификационная коллегия считает, что распространение судьёй Кудешкиной ложной и недостоверной информации основано только на её собственных домыслах и превратном толковании.

Кроме этого, делая свои высказывания в СМИ, судья Кудешкина раскрыла конкретную фактическую информацию, касавшуюся уголовного дела в отношении Зайцева, до того, как приговор по этому делу вступил в законную силу.

…

[Закон о статусе судей в РФ и Кодекс чести судьи в РФ] обязывали её воздержаться от любых публичных высказываний, дискредитирующих суд и всю судебную [систему].

…

В целом, квалификационная коллегия судей г. Москвы находит действия судьи Кудешкиной умаляющими честь и достоинство судьи, дискредитирующими авторитет правосудия [и] наносящими значительный ущерб престижу профессии судьи, составляя, таким образом, дисциплинарное правонарушение.

Избирая дисциплинарное наказание для судьи Кудешкиной, квалификационная коллегия принимает во внимание, что своими высказываниями [она] обесчестила судей и судебную систему России; она распространила ложную информацию о своих коллегах; она променяла достоинство, ответственность и честь судьи на политическую карьеру; продемонстрировала пристрастность на слушании дела; предпочла собственные политические и другие интересы ценностям правосудия; злоупотребила своим статусом судьи, пропагандируя правовой нигилизм и нанося непоправимый ущерб авторитету правосудия…».

35. В решении указывалось, что оно может быть обжаловано в суде в течение 10 дней с момента принятия.

36. Заявитель обратилась в Мосгорсуд, оспаривая решение квалификационной коллегии судей г. Москвы.

37. 13 сентября 2004 г. Заявитель заявила ходатайство на имя председателя Верховного Суда о передаче её дела из Мосгорсуда в другой суд, на основании отсутствия у первого беспристрастности.

38. 7 октября 2004 г. Мосгорсуд, в составе одного судьи, начал рассматривать это дело. Заявитель сначала заявила отвод судье на  том основании, что он был членом Совета судей Москвы, т.е. был непосредственно связан с противной стороной. Далее она заявила, что Мосгорсуд, в любом состав, не будет независимым и беспристрастным, так как оспоренные высказывания непосредственно относились к самому суду и его председателю. Это ходатайство было рассмотрено в тот же день и отклонено на том основании, что передача дело другому судье внутри одного суда невозможна и, что только вышестоящий суд имеет право передавать дела другому суду. Заявитель обратилась с ходатайством об отложении рассмотрения дела до вынесения Верховным Судом РФ решения по её ходатайству о передаче дела; ей было отказано.

39. 8 октября 2004 г. Мосгорсуд оставил решение Квалификационной коллегии судей г. Москвы в силе. Он пришёл к выводу, что высказывания Заявителя в СМИ были ложными, необоснованными и подрывающими репутацию правосудия и авторитет всех судов. Он также установил, что Заявитель публично выразила мнение по незаконченному уголовному делу, что отрицательно сказалось на его исходе. Суд пришёл к заключению о том, что Заявитель злоупотребила своим правом на свободное выражение мнения в угоду своих политических амбиций, что она публично отрицала верховенство закона и, что такое поведение было несовместимо с полномочиями судьи. Суд отклонил аргумент Заявителя о том, что решение было принято в её отсутствие, мотивировав это тем, что после многочисленных отложений она не предоставила суду никакого документа, объясняющего причины её отсутствия ранее. Он также отклонил её возражение о том, что во время предвыборной кампании её полномочия судьи были приостановлены, и постановил, что во время приостановления, она по-прежнему была связана правилами поведения, применимыми к судьям. Относительно применимости Кодекса чести судьи в РФ, суд решил, что он являлся действующим и юридически обязывающим во время происходивших событий и мог быть применен в настоящем деле.

40. Заявитель подала жалобу в Верховный Суд.

41. 25 октября 2004 г. Заявитель получила письмо от судьи Верховного Суда РФ, в котором сообщалось, что ее ходатайство о передаче дела из Мосгорсуда не было удовлетворено, поскольку противоречило правилам подсудности.

42. 19 января 2005 г. Верховный Суд РФ, вынося постановление в качестве последней инстанции, оставил в силе решение от 8 октября 2004 г., повторив выводы, ранее сделанные квалификационной коллегией судей г. Москвы и Мосгорсудом. По вопросу о якобы имевшей место предвзятости Мосгорсуда, который рассматривал это дело в первой инстанции, Верховный Суд сделал вывод, что Заявитель не подавала соответствующих жалоб в ходе разбирательств в Мосгорсуде и поэтому не имела более права на подобное возражение.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Положения о судебной этике и дисциплинарной ответственности

43. Закон № 3132-I от 26 июня 1992 г. «О статусе судей в РФ» гласит:

Статья 3 Требования, предъявляемые к судье

«1. Судья обязан неукоснительно соблюдать Конституцию РФ и другие законы.

2. Судья при исполнении своих полномочий, а также во внеслужебных отношениях должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, достоинство судьи или вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристрастности».

Статья 12.1 Дисциплинарная ответственность судей

«За совершение дисциплинарного проступка (нарушение норм настоящего Закона, а также положений кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей) на судью, за исключением судей Конституционного Суда РФ, может быть наложено дисциплинарное взыскание в виде:

предупреждения;

досрочного прекращения полномочий судьи.

Решение о наложении на судью дисциплинарного взыскания принимается квалификационной коллегией судей, к компетенции которой относится рассмотрение вопроса о прекращении полномочий этого судьи на момент принятия решения».

44.  Кодекс чести судьи Российской Федерации, принятый Советом Судей РФ 21 октября 1993 г., и утверждённый на Втором всероссийском съезде судей в июле 1993, гласит:

Статья 1.3 Общие требования, предъявляемые к судье 

«Судья должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти . Он не вправе причинять ущерб престижу своей профессии в угоду личным интересам или интересам других лиц».

Статья 2.5 Правила осуществления профессиональной деятельности судьи  

«.. Судья  не вправе делать публичных заявлений  и давать комментарии в прессе по делам, находящимся в производстве суда  до вступления в силу постановлений , принятых по ним. Судья не вправе публично вне рамок профессиональной деятельности подвергать сомнению постановления судов  , вступивших в законную силу и  действия своих коллег».

Статья 3.3 Внеслужебная деятельность судьи 

« Судья может участвовать в общественной деятельности, если она не наносит ущерб авторитету правосудия  и надлежащему исполнению судьей своих профессиональных обязанностей».

B. Прекращение полномочий судьи

45. В статье 14 закона «О статусе судей в РФ сказано следующее:

«1. Полномочия судьи прекращаются по следующим основаниям:

…

(7) занятие деятельностью, не совместимой с должностью судьи»;

46. Гражданский процессуальный кодекс РФ предписывает:

Статья 27 Гражданские дела, подсудные Верховному Суду РФ

«1. Верховный Суд РФ рассматривает в качестве суда первой инстанции гражданские дела:

…

3) об оспаривании постановлений о приостановлении или прекращении полномочий судей либо о прекращении их отставки;…»

47. В Статье 26 Федерального закона от 14 марта 2002 г. «Об органах судейского сообщества в РФ» говорится, что споры, касающиеся прекращения полномочий судей, разрешаются в судах субъектов РФ.

48. 2 февраля 2006 г Конституционный Суд принял определение № 45-O:

«Юрисдикция в делах, касающихся оспаривания решений судебных квалификационных комиссий субъектов РФ о прекращении или приостановления полномочий судьи или временное прекращение статуса судьи на пенсии, должна определяться в соответствии с пунктом 1(3) Статьи 27 Гражданско-процессуального кодекса РФ, который предписывает, что только Верховный Суд РФ может рассматривать, в качестве суда первой инстанции, гражданские дела, касающиеся оспаривания решений о постоянном или временном прекращении статуса действующего судьи или судьи на пенсии».

C. Состав суда и назначение дел судьям

49. Уголовно-процессуальный кодекс РФ предписывает:

Статья 242. Неизменность состава суда

«1. Уголовное дело рассматривается одним и тем же судьей или одним и тем же составом суда.

2. Если кто-либо из судей лишен возможности продолжать участвовать в судебном заседании, то он заменяется другим судьей и судебное разбирательство уголовного дела начинается сначала».

50. В законе № 3132-I от 26 июня 1992 г. «О статусе судей в РФ» говорится:

Статья 6.2. Полномочия председателей и заместителей председателей судов

«1. Председатель суда наряду с осуществлением полномочий судьи соответствующего суда, а также процессуальных полномочий, установленных для председателя суда федеральными конституционными законами и федеральными законами, осуществляет следующие функции:

1) организует работу суда;

…

3) распределяет обязанности между заместителями председателя, а также в порядке, установленном федеральным законом, — между судьями».

51. В инструкции по управлению внутренним документооборотом суда, действовавшей во время происходивших событий, сказано, что председатель суда отвечает за управление персоналом и делами суда.

52. Повсеместная практика такова, что председатель суда распределяет дела, поданные в суд, между судьями этого суда.

ПРАВО

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

53. Заявитель обратилась с жалобой на то, что её увольнение из суда вследствие её высказываний в СМИ, являлось нарушением свободы выражения мнения, гарантированной в статье 10 Конвенции, которая гласит:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».

A. Аргументы сторон

1. Аргументы Заявителя

54. Заявитель обжаловала то, что решение квалификационной коллегии судей г. Москвы о лишении её судейского статуса вследствие её критических публичных высказываний, было несовместимо с принципом, изложенным в статье 10 Конвенции. С её точки зрения, судьи, как и другие люди, имеют право на защиту по статье 10 и, что вмешательство в осуществление её свободы выражения мнения не было «предписано законом», не преследовало какую-либо законную цель и, наконец, не было необходимо в демократическом обществе. Её доводы в этом отношении можно обобщить следующим образом:

(a) «Предписано законом»

55. Заявитель утверждала, что дисциплинарное взыскание было наложено на неё незаконно. Она считала, что положения закона «О статусе судей в РФ», применимые в данном деле, сформулированы слишком общё, чтобы служить правовым основанием для привлечения к дисциплинарной ответственности. В отношении Кодекса чести судьи, она заявила, что он не является нормативным документом, т. к. он не был принят на Всероссийском съезде судей, как того требует закон «О статусе судей в РФ», а лишь одобрен этим органом.

56. Далее она оспорила подсудность Мосгорсуду данного дела, в котором рассматривалась ее жалоба на решение квалификационной коллегии судей г. Москвы. Она сослалась на положения Гражданско-процессуального кодекса, в соответствии с которым подсудность споров о прекращении судейских полномочий отнесена к Верховному Суду, который должен их рассматривать как суд первой инстанции. Она также сочла  недопустимым, что Мосгорсуд рассматривает дело, касающееся критики, в отношении него самого и его председателя. Её обращения в Мосгорсуд и Верховный Суд с ходатайством о передаче дела в Верховный Суд были отклонены.

(b) Законная цель

57. Заявитель утверждала, что, хотя органы власти объявили, что прекращение её полномочий было необходимо для «обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия», это не было настоящей целью оспариваемой меры. По её мнению, власти были намерены продемонстрировать всем представителям судебной системы, что информация относительно нарушений в работе судебной системы не должна становится достоянием общественности с тем, чтобы оградить судейское сообщество от общественного контроля даже по делам, касающимся применения процессуальных механизмов защиты.

58. Далее она утверждала, что независимость и беспристрастность суда представляют  большую общественную значимость в России, где граждане мало доверяют судам. Она приняла решение обнародовать факты давления на суд и рядовых судей, потому что считала, что привлечение внимания общественности к этой проблеме послужит интересам правосудия и принципам независимости и беспристрастности лучше, чем сокрытие негативных фактов.

59.Что касается «защиты репутации или прав других лиц», Заявитель усомнилась в том, что репутация или права председателя Мосгорсуда требуют защиты в форме дисциплинарных разбирательств. Если г-жа Егорова, или кто-либо другой, считают свою репутацию опороченной и хотели бы получить компенсацию, они могли бы подать гражданский иск о защите чести и достоинства или возбудить уголовное дело по факту клеветы. Однако ни иски, ни заявления о возбуждении уголовного дела поданы не были, и органы власти не должны были заменять собою частных лиц, предположительно затронутых высказываниями Заявителя.

(c) «Необходимо в демократическом обществе»

60. Наконец, Заявитель утверждала, что оспоренная мера была несоразмерным вмешательством в осуществление ею свободы выражения мнения и посему не могла рассматриваться как «необходимая в демократическом обществе».

61. Она заявила, что ей не должны были чинить препятствия в критике национальной судебной системы только потому, что она была судьёй. Несмотря на то, что она осуществляла публичные функции, она пользовалась всеми правами и свободами, защищаемыми Конвенцией, включая гарантированные в статье 10, так же, как и прочие граждане.

62. Заявитель настаивала на том, что высказывания, на основании которых ей было предъявлено обвинение в дисциплинарном правонарушении, были выражением её мнения, т.е. оценочными суждениями, а не утверждениями о фактах. Однако, по её убеждению, все факты, лежащие в основе её мнения, были достоверными и подкреплёнными доказательствами.

63. Относительно высказываний, которые государство-ответчик расценило как «недостоверные факты», она подчеркнула, что не было предпринято никакого установления фактов как таковых. Её обвинения в чрезмерном давлении, оказанном во время уголовного процесса в отношении Зайцева, не стали предметом внимательного расследования, равно как и не были опровергнуты противной стороной с соблюдением принципа состязательности. Проверка, проведённая по факту её жалобы в Высшую квалификационную коллегию судей, не была публичной и была проведена неофициально. Поэтому ее выводы нельзя рассматривать как установленные факты. В этой ситуации бремя доказывания в слушаниях перед квалификационной коллегией судей г. Москвы должно было лежать на стороне, которая начала дисциплинарную процедуру. Другими словами, именно Совет судей Москвы должен был доказать, что высказывания Заявителя были недостоверны. Органы власти не доказали этого  ни в разбирательстве в квалификационной коллегии судей г. Москвы ни в последующих процессах.

64. В качестве доказательств, подтверждающих свою позицию по поводу давления со стороны председателя Мосгорсуда, она сослалась на заявления народных заседателей, а также на необоснованную и незаконную передачу материалов известного уголовного дела от неё другому судье. Заявитель утверждала, что судебные органы власти проигнорировали доказательства, в первую очередь, отказавшись опросить народных заседателей или других свидетелей, о чём она ходатайствовала.

2. Аргументы государства-ответчика

65. Государство-ответчик не оспаривало применимость статьи 10 Конвенции в настоящем деле. Оно также признало, что решение о прекращении судебных полномочий Заявителя было вмешательством в её свободу выражения мнения, гарантированную в статье.

66. Однако его представители утверждали, что это вмешательство было оправдано с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции, что оно было предписано законом, преследовало законную цель и было «необходимым в демократическом обществе». Соответствующие доводы государства-ответчика можно обобщить следующим образом.

(a) «Предписано законом»

67. С точки зрения государства-ответчика, судейский статус Заявителя был прекращен в соответствии с материально-правовыми и процессуальными законами. Его представители оспаривали аргумент Заявителя о том, что закон «О статусе судей в РФ» был сформулирован нечётко, чтобы стать основанием для дисциплинарного взыскания. Они также утверждали, что Кодекс чести судьи является юридически обязывающим документом с момента своего принятия 21 октября 1993 г. Советом судей РФ после его утверждения на втором Всероссийском съезде судей. Он утратил свою силу только 2 декабря 2004 г., когда был заменён Кодексом судебной этики, принятым Всероссийским съездом судей.

68. В отношении предполагаемой ненадлежащей подсудности  Мосгорсуда, государство-ответчик не согласилось с Заявителем, считая, что во время происходивших событий юрисдикция определялась федеральным законом «Об органах судейского сообщества в РФ», в соответствии с которым, суды субъектов РФ были уполномочены рассматривать такие иски. Положение изменилось только 2 февраля 2006 г., когда Конституционный Суд  дал толкование коллизионных положений Гражданско-процессуального кодекса. Государство-ответчик указало на то, что Заявитель сама подала свой иск в Мосгорсуд, таким образом, признавая его юрисдикцию. К тому же, в своих обращениях о передаче дела, она не упоминала о ненадлежащей подсудности Мосгорсуда, но лишь о его предполагаемой пристрастности.

(b) Законная цель

69. Государство-ответчик заявило, что оспоренная мера была необходима для «обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия» и «защиты репутации или прав других». Высказывания Заявителя были разрушительны для судебной системы в целом и способствовали распространению «правового нигилизма» среди общественности. К тому же, она распространила порочащие высказывания в отношении руководства Мосгорсуда и не смогла доказать заявленные факты. Интересы правосудия и вовлечённых лиц, занимающих судебные должности, требовали вмешательства Государства и применения санкций к Заявителю.

(c) «Необходимо в демократическом обществе»

70. С точки зрения Правительства, прекращение судебных полномочий Заявителя было соразмерно преследуемой законной цели и, что оно отвечало «острой социальной необходимости». Его представители сослались на практику Европейского Суда, который ранее констатировал, что «в ситуациях, когда на повестке дня стоит право на свободное выражение мнения государственных служащих, «обязанности и ответственность», упоминаемые в пункте 2 статьи 10, приобретают особую значимость, которая оправдывает предоставление национальным органам власти определённых рамок усмотрения при определении соразмерности оспоренного вмешательства вышеупомянутой цели» (Правительство сослалось на дело «Фогт пр. Германии» (Vogt v.Germany), 26 сентября 1995 г., § 53, Серия A № 323). С его точки зрения, ограничения на свободу выражения мнения судей имели даже большую важность, чем в случаях с другими госслужащими. Таким образом, Государство должно иметь даже более широкие рамки усмотрения при использовании ограничений на свободу слова судей.

71. Государство-ответчик усматривало два отдельных аспекта в дисциплинарном правонарушении, совершённом Заявителем, каждый из которых был настолько серьёзен, что сам по себе оправдывал наложенную на неё дисциплинарную санкцию.

72. Во-первых, высказывания, касающиеся судей и судебной системы и свидетельствующие о незаконном поведении г-жи Егоровой и других служащих. Однако в своей жалобе на трёх человек в Высшую квалификационную коллегию судей она не представила достаточных доказательств этих фактов. Таким образом, эти обвинения нельзя было рассматривать как добросовестный отзыв или обоснованную критику.

73. Государство-ответчик заявляло, что даже если эти высказывания расценивать как оценочные суждения, они по-прежнему нуждались в каком-либо фактологическом основании и, в любом случае, должны были оставаться в рамках совместимых с высокими моральными стандартами, предъявляемыми к судьям. В настоящем деле, Заявитель зашла дальше, чем было допустимо   для госслужащего, а особенно, судьи. Притом, что свобода выражения мнения гарантирована каждому, правила судебной этики накладывают определённые ограничения на занимающих судебные должности. Последние выступают в качестве гарантов принципа верховенства закона, и поэтому было необходимо установить строгие ограничения их поведения, чтобы обеспечить авторитет и беспристрастность правосудия. К тому же, мнение, выраженное судьёй, представляло большую опасность ввести в заблуждение общественность, потому что имеет больший вес, нежели высказывания сторонних людей. Общественность более склонна доверять людям, обладающим профессиональными знаниями о судебной системе, и их взгляды считаются более авторитетными и взвешенными.

74. Второй аспект дисциплинарного проступка Заявителя состоял в том, что она высказалась об уголовном деле в отношении Зайцева, которое во время происходивших событий находилось на рассмотрении в вышестоящей инстанции. Для судьи недопустимо комментировать дело, рассмотрение которого судом ещё не закончилось, поскольку это является посягательством на компетенцию суда, его независимость и беспристрастность.

75. Отвечая Заявителю на то, что заинтересованные лица должны были сами подать иски о защите чести и достоинства, государство-ответчик заявило, что эти люди не испытывали личной неприязни к Заявителю и не были намерены обращаться в суд для защиты каких-либо частных интересов.

76. Далее государство-ответчик утверждало, что Заявитель злоупотребила своим положением судьи для достижения личных целей, а именно для получения новых голосов избирателей за счёт репутации своих коллег и судебных органов. Именно поэтому она высказала свои обвинения только через несколько месяцев после известных событий, во время своей предвыборной кампании.

77. Наконец, государство-ответчик заявило, что выбор дисциплинарной санкции был оправдан, учитывая особые обстоятельства дела. Заявитель продемонстрировала неспособность соответствовать требованиям обязательным для сохранения судебных полномочий, и посему применение меры, допускавшей продолжения её работы в качестве судьи, например, предупреждения, было бы недостаточно. К тому же, никаких дальнейших мер в отношении Заявителя принято не было. В частности Заявителю не было запрещено далее участвовать в общественной дискуссии на эту тему.

78. Учитывая сказанное выше, государство-ответчик сочло, что вмешательство в осуществление Заявителем свободы выражения мнения было «необходимо в демократическом обществе».

B. Оценка Суда

79. В отношении пределов рассмотрения по данному делу, Суд указывает, что обе стороны согласны, что решение о прекращение судейских полномочий Заявителя было следствием её высказываний в СМИ. Ни пригодность Заявителя к государственной службе, ни её профессиональная способность осуществлять судебные полномочия не оспаривались перед национальными органами власти. Таким образом, обжалованная мера, по сути, относилась к свободе выражения мнения, а не к праву занимать государственные должности в судебной системе, право на которое не гарантировано Конвенцией (см. «Харабин пр. Словакии» (Harabin v. Slovakia) (реш.), № 62584/00, 29 июня 2004 г.). Отсюда следует, что статья 10 применима в настоящем деле.
80. Суд считает, что дисциплинарное наказание, наложенное на Заявителя, явилось вмешательством в осуществление права, гарантированного в статье 10 Конвенции. К тому же, наличие вмешательства не было предметом спора между сторонами. Поэтому Суд рассмотрит вопрос о том, было ли оно обосновано с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции.

1. «Предписано законом» и законная цель

81. Суд отмечает, что Заявитель оспаривает то, что дисциплинарное наказание было «предписано законом», и что оно преследовало законную цель. Насколько можно понять, она оспаривала качество закона, применённого в её деле, тем не менее, Суд не находит достаточных оснований для того, чтобы прийти к выводу, что правовые акты, которые были применены национальными органами власти, не были опубликованы или, что последствия их применения были непредсказуемы. Что касается её позиции относительно пристрастности дисциплинарного разбирательства и предвзятости Мосгорсуда, Суд полагает, что она, главным образом, касается соразмерности оспариваемой меры, и рассматривать ее следует именно с этой точки зрения. Это же относится и к аргументам, приведённым о законности цели, на которую ссылалось государство-ответчик. Поэтому Суд исходит из того, что применение данной меры отвечало первым двум условиям и рассмотрит вопрос о том, было ли вмешательство «необходимо в демократическом обществе».

2. «Необходимо в демократическом обществе»

82. При оценке того, было ли решение прекратить судебные полномочия Заявителя, принятое в ответ на её публичные высказывания, «необходимо в демократическом обществе», Суд рассмотрит обстоятельства дела в целом и сделает это в свете принципов, установленных в его практике, обобщённых следующим образом (см., среди других источников, «Йерсилд пр. Дании» (Jersild v. Denmark), от 23 сентября 1994 г., § 31, Серия A №298; «Хертель пр. Швейцарии) (Hertel v. Switzerland), 25 августа 1998 г., § 46, Отчёты о постановлениях и решениях,1998-VI; и «Стил и Моррис» (Steel and Morris v. the United Kingdom), № 68416/01, § 87, ЕСПЧ 2005-II):

«(i) Свобода выражения мнения является одним из оснований демократического общества и одним из базовых условий его развития и самореализации каждого человека. В соответствии с пунктом 2, она применима не только к «информации» или «идеям», выраженным в дружелюбной форме или воспринимаемым как неагрессивные или бесстрастные, но также и тем, которые оскорбляют, шокируют или будоражат. Таковы требования плюрализма, терпимости и либерального мышления, без которых нет «демократического общества». Как указано в статье 10, допускаются и исключения, которые, однако, должны…быть определены очень точно, а необходимость в любых ограничениях должна быть убедительно доказана …

(ii) Слово «необходимо», в терминах пункта 2 статьи 10, означает, что должна существовать «острая общественная необходимость». Договаривающиеся государства имеют определённые рамки усмотрения, использование которых, однако, предполагает контроль со стороны Европейского Суда как над законодательством, так и над решениями, воплощающими его, даже если они приняты независимым судом. Таким образом, Суд имеет власть выносить окончательные постановления относительно правомерности применения «ограничения» с точки зрения статьи 10.

(iii) Задача Суда при осуществлении его надзорной функции состоит не в том, чтобы заменять собой национальные органы власти, а в рассмотрении принятых ими решений в соответствии со своими рамками усмотрения с точки зрения статьи 10. Это не означает, что надзор ограничивается лишь определением того, что государство-ответчик воспользовалось своей свободой разумно, тщательно и добросовестно; Суд должен рассмотреть обжалованное вмешательство в свете всего дела целиком и определить, было ли оно «соразмерно» преследовавшейся законной цели, и были ли причины, приведённые национальными властями в обоснование своего решения «существенными и достаточными». Выполняя это, Суд должен убедиться в том, что национальные органы власти применили стандарты в соответствии с принципами, изложенными в статье 10 и, кроме этого, что они основывались в своей оценке на существенных фактах…»

83. Помимо этого, Суд напоминает, что справедливость разбирательств, предусмотренные процессуальные гарантии (см., mutatis mutandis,дело Стила и Морриса,упомянутое выше, § 95) и характер и суровость избранных мер (см. «Сейлан пр. Турции» (Ceylan v. Turkey) [БП], № 23556/94, § 37, ЕСПЧ 1999-IV; «Таммер пр. Эстонии» (Tammer v. Estonia), № 41205/98, § 69, ЕСПЧ 2001-I; «Скалка пр. Польши» (Ska?ka v. Poland),№ 43425/98, §§ 41-42, 27 May 2003; и Lešník v. Slovakia,№ 35640/97, §§ 63-64, ЕСПЧ 2003-IV) являются факторами, которые следует принимать во внимание при оценке соразмерности вмешательства в осуществление свободы выражения мнения, гарантированной в статье 10.

84. При оценке того, была ли «острая социальная необходимость», наличие которой могло бы оправдать вмешательство в осуществление свободы выражения мнения, необходимо тщательно разграничивать между фактами и оценочными суждениями. Наличие фактов можно продемонстрировать, в то время как оценочные суждения доказыванию не подлежат (см. «Де Хаес и Гийселс пр. Бельгии» (De Haes and Gijsels v. Belgium), 24 февраля 1997 г., § 42, Отчёты 1997-I, и «Харланова пр. Латвии» (Harlanova v. Latvia) (реш.), № 57313/00, 3 апреля 2003 г.). Однако даже когда высказывание содержит оценочное суждение, соразмерность вмешательства может зависеть от наличия или отсутствия достаточного фактологического основания у данного высказывания, поскольку даже оценочное суждение без подкрепляющих его фактов может быть чрезмерным (см. «Де Хаес и Гийселс», упомянутое выше, § 47, и «Джерусалем пр. Австрии» (Jerusalem v. Austria), №26958/95, § 43, ЕСПЧ 2001-II).

85. Далее Суд напоминает, что статья 10 также применима к служебным ситуациям, и, что государственные служащие, такие как Заявитель, имеют право на свободное выражение мнения (см. Фогт, упомянутое выше, § 53; «Вилле пр. Лихтенштейн» (Wille v. Liechtenstein) [БП], № 28396/95, § 41, ЕСПЧ 1999-VII; «Ахмед и другие пр. Великобритании» (Ahmed and Others v. the United Kingdom), 2 сентября 1998 г., § 56, Отчёты 1998-VI; «Фуетес Бобо пр. Испании» (Fuentes Bobo v. Spain), № 39293/98, § 38, 29 февраля 2000; и «Гужа пр. Молдовы» (Guja v.Moldova) [БП], № 14277/04, § 52, 12 февраля 2008). В то же самое время, Суд осознаёт, что служащие имеют перед своим работодателем долг лояльности, сдержанности и осмотрительности. Это особенно справедливо в случае с госслужащими, поскольку сам характер государственной службы предполагает, что госслужащий связан долгом лояльности и осмотрительности (см. «Фогт», упомянутое выше, § 53; «Ахмед и другие», упомянутое выше, § 55; и «Де Диего Нафрия пр. Испании» (De Diego Nafría v. Spain), № 46833/99, § 37, 14 марта 2002 г.). По этой причине раскрытие госслужащими информации, полученной в ходе работы, даже по социально значимым вопросам, следует рассматривать с поправкой на существование их долга сохранять лояльность и осмотрительность (см. «Гужа», упомянутое выше, §§ 72-78).

86. Суд напоминает, что вопросы, касающиеся функционирования системы правосудия, являются вопросами, вызывающими интерес общественности, обсуждение которых требует защиты со стороны статьи 10. Однако Суд неоднократно подчёркивал особую роль судебной системы в обществе, которая, будучи гарантом справедливости и основополагающей ценностью в государстве, управляемом законом, должна пользоватьсядоверием общества для успешного выполнения своих функций. Поэтому может возникать необходимость защитить это доверие от разрушительных и, в сущности, необоснованных нападок, особенно в виду того обстоятельства, что судьи, ставшие объектом критики, связаны долгом осмотрительности, который заставляет их воздерживаться от ответа (см. «Прагер и Обершлик пр. Австрии» (Prager and Oberschlick v. Austria), 26 апреля 1995 г., § 34, Серия A № 313). Фраза «авторитет правосудия» предполагает, в частности, что суды являются и воспринимаются широкой общественностью как надлежащее место для разрешения правовых споров и определения виновности или невиновности человека, которому предъявлено уголовное обвинение (см. «Вёрм пр. Австрии» (Worm v. Austria), 29 августа 1997 г., § 40, отчёты 1997-V). Главное, что необходимо сохранить для обеспечения авторитета правосудия — это доверие, которое суды в демократическом обществе должны внушать обвиняемым при рассмотрении уголовных дел, равно как и всей широкой общественности (см., mutatis mutandis, среди многих других источников, «Фей пр. Австрии» (Fey v. Austria), 24 февраля 1993 г., Серия A № 255-A). По этой причине Суд считает обязательным для госслужащих, работающих в судебной сфере, чтобы они демонстрировали сдержанность при осуществлении своей свободы выражения мнения во всех делах, где авторитет и беспристрастность правосудия могут быть поставлены под вопрос (см. «Вилле» (Wille), упомянутое выше, § 64).

87. С другой стороны, в контексте предвыборных дебатов, Суд придаёт особую значимость возможности для кандидатов беспрепятственно осуществлять свободу слова. Ранее он постановлял, что право выступать в качестве кандидата на выборах, гарантированное в статье 3 Протокола № 1, является неотъемлемой частью концепции истинно демократического устройства (см. «Мельниченко пр. Украины» (Melnychenko v. Ukraine), № 17707/02, § 59, ЕСПЧ 2004-X). Оно включает в себя фундаментальный принцип эффективной политической демократии, и, таким образом, обладает чрезвычайной важностью в системе Конвенции и совершенно необходимо для создания и сохранения основ эффективной и содержательной демократии, при которой главенствует закон (см. «Малисьевич-Гасьёр пр. Польши» (Malisiewicz-G?sior v. Poland), № 43797/98, § 67, 6 апреля 2006 г.; «Матьё-Мохэн и Клерфаи пр. Бельгии» (Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium), 2 марта 1987 г., § 47, Серия A № 113; и «Хёрст пр. Великобритании» (Hirst v. the United Kingdom) (№ 2) [БП], № 74025/01, § 58, ЕСПЧ 2005-IX).

88. Обращаясь к настоящему делу, Суд отмечает, что квалификационная коллегия судей г. Москвы обвинила Заявителя в дисциплинарном проступке, который состоял в ряде высказываний, сделанных в ходе трёх ее интервью. В своём решении от 19 мая 2004 г. (см. пункт 34 выше) коллегия упомянула следующие высказывания:

«–годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве;

– судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда;

– суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов;

– если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел;

– когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон, но их не привлекают к ответственности;

–руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и в нужный момент знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться;

– в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции;

– я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие;

–судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не судье (если только нет каких-то личных связей), а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять «правильное», то есть угодное кому-то решение;

– реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Никто не может быть уверен, что его дело — будь то гражданское, административное или уголовное — будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то».

89. Далее квалификационная коллегия судей г. Москвы отметила, что, высказав это, Заявитель «распространила в гражданском обществе ложные и сфабрикованные факты» и, что эти высказывания были «явно основаны на домыслах, заведомо ложных и искажённых фактах».

90. Помимо вышеупомянутых высказываний, квалификационная коллегия судей г. Москвы упрекнула Заявителя в «раскрытии конкретной фактической информации, касающейся уголовных разбирательств в отношении Зайцева до того, как постановление по этому делу вошло в законную силу».

91. Что касается комментариев Заявителя о рассматриваемом уголовном деле, национальные инстанции не ссылались на какие-либо конкретные высказывания. Суд, со своей стороны, не видит ничего в трёх оспоренных интервью, что послужило бы основанием для утверждений о «раскрытии». В действительности, в подтверждение своей критики роли председателей судов, Заявитель описала свой опыт судьи в уголовном процессе в отношении Зайцева, утверждая, что суд находился под давлением различных официальных лиц, в первую очередь — председателя Мосгорсуда. Это, однако, отличалось от разглашения секретной информации, которая становится известной в ходе работы (см. «Гужа», упомянутое выше). Поэтому изложение Заявителем своего опыта в вышеупомянутых разбирательствах следует рассматривать как утверждения о фактах, которые, в данном контексте, были неотделимы от её мнения, выраженного в тех же интервью, выдержки из которых приведены выше. Поэтому Суду придётся оценить фактологические основания высказываний Заявителя перед тем, как принять решение об допустимость оценочных суждений, высказанных в интервью.

92. Суд отмечает, что изложение Заявителем эпизода, когда она во время разбирательства была вызвана г-жой Егоровой, которая задавала ей вопросы, оспаривается государством-ответчиком. Оно опиралось на служебную проверку, проведенную Высшей квалификационной коллегией судей, проведённую по жалобе Заявителя на г-жу Егорову. Коллегия установила недостаточность фактов, чтобы утверждать, что г-жа Егорова пыталась оказать давление на Заявителя или же, что она не делала таких попыток (см. внутренний отчёт судьи С., пункт 29 не представила надёжного фактологического основания для своих выводов, и это упущение не было исправлено ни одной из последующих инстанций. Таким образом, утверждения Заявителя об оказании давления не были убедительно опровергнуты в ходе национальных разбирательств. выше). Несмотря на то, что Суд может признать трудность установления содержания частных разговоров Заявителя и г-жи Егоровой, он отмечает, что достоверность изложения Заявителя подкрепляется заявлениями народных заседателей и секретаря суда. К тому же, Суд не может не обратить внимания на то, что коллегия проигнорировала вопросы неурегулированности процедуры передачи дела другому судье. Суд отмечает, что в соответствии со Статьёй 242 Уголовно-процессуального кодекса, это дело должно рассматриваться одним и тем же составом суда, за исключением случаев, когда один из судей больше не в состоянии участвовать в слушании. Однако из отчёта судьи С. следует, что г-жа Егорова решила передать дело от Заявителя, в связи со своим недовольством поведением последней в ходе разбирательства и «наличием оперативной информации соответствующих органов» о рассмотрении Заявителем дела Зайцева. По мнению Суда, одного лишь намёка на то, что такие основания могли стать причиной передачи дела, находившегося на рассмотрении, от одного судьи другому, достаточно для подтверждения обвинений, высказанных Заявителем. Не уделив должного внимания этому обстоятельству, квалификационная коллегия.

93. Придя к заключению о существовании фактологического обоснования для критики Заявителя, Суд напоминает о том, что долг лояльности и осмотрительности госслужащих, и особенно судейских работников, требует, чтобы распространение, пусть даже верной информации, осуществлялось с соблюдением умеренности и уместности (см. «Гужа» и «Вилле», упомянутое выше, §§ 64 и 67). Поэтому он продолжит рассмотрением вопроса о том, было ли мнение, выраженное Заявителем на основании этой информации, всё же чрезмерным, учитывая её статус судьи.

94. Суд отмечает, что Заявитель публично высказала критику по весьма деликатному вопросу, а именно поведению различных официальных лиц в связи с широкомасштабным делом о коррупции, в слушании которого она участвовала в качестве судьи. Действительно в своих интервью она ссылалась приводящие в замешательство факты о состоянии дел, и утверждала, что примеры давления на судей встречались повсеместно и, что эта проблема требует серьёзного внимания для обеспечения независимости судебной системы и сохранения общественного доверия к ней. Нет сомнений в том, что, действуя таким образом, она подняла значимую тему, имеющую общественный интерес. В демократическом обществе всегда должна сохраняться возможность открытого обсуждения подобных тем. Её решение сделать эту информацию публичной было основано на её личном опыте, и было принято только после того, как она была лишена возможности участвовать в судебном разбирательстве в своём официальном качестве.

95. Что касается мотивации Заявителя сделать вышеназванные высказывания, Суд напоминает, что действие, мотивированное личным недовольством или неприязнью, или же ожиданием личной выгоды, включая материальную, не заслуживает особой степени защиты (см. «Гужа», упомянутое выше, § 77). Высказывания на политические темы, напротив, заслуживают особой защиты по статье 10 (см. практику Суда в пункте 87  выше). Ранее Суд устанавливал, что даже если обсуждаемая тема имеет политический оттенок, этого самого по себе недостаточно для того, чтобы воспрепятствовать судье высказываться (см., «Вилле», упомянутое выше, § 67). Суд отмечает, и это не вызывает споров между сторонами в настоящем деле, что интервью были опубликованы в контексте предвыборной кампания Заявителя. Однако даже если Заявитель позволила себе некоторые преувеличения и обобщения характерные для предвыборной агитации, её высказывания не были полностью лишены фактологического основания (см. пункт 92  выше), и посему не должны были рассматриваться как ничем необоснованный личный выпад, а скорее как добросовестное толкование вопроса, имеющего огромную общественную значимость.

96. В отношении того, как было наложено дисциплинарное наказание, Заявитель указывала, что судам, которых касались её критика, не следовало разбирать её дело. Суд отмечает, что вопрос о прекращении судебных полномочий находился в компетенции соответствующей судебной квалификационной коллегии, чьё решение могло быть пересмотрено Мосгорсудом и Верховным Судом. Суд далее отмечает, что перед началом слушаний в первой инстанции Заявитель обращалась и в Мосгорсуд и в Верховный Суд с просьбой о передаче дела из Мосгорсуда в другой суд первой инстанции на основании того, что первый упоминался в интервью, что вызывало противоречие и, что в дисциплинарных разбирательствах членам этого суда будет недоставать беспристрастности. Однако Мосгорсуд полагал, что у него не было правоспособности на такую передачу, в то время как Верховный Суд пренебрег просьбой Заявителя и позднее, действуя в качестве апелляционной инстанции, постановил, что Заявитель не подняла этот вопрос тогда, когда это было уместно.

97. Суд считает, что опасения Заявителя относительно отсутствия беспристрастности Мосгорсуда были оправданы вследствие её обвинений в адрес председателя суда. Однако эти аргументы не были приняты во внимание, что явилось серьёзным процессуальным упущением. Таким образом, Суд полагает, что процедура, в рамках которой была наложено дисциплинарное взыскание на Заявителя, не предполагала обеспечение важных процессуальных гарантий.

98. Наконец, Суд оценивает меру наказания, наложенного на Заявителя. Он отмечает, что дисциплинарное разбирательство привело к утрате её судейского статуса в Мосгорсуде, а также возможности выполнять работу судьи. Это, несомненно, было суровым наказанием, и Заявителю было тяжело лишиться доступа к профессии, которую она осуществляла 18 лет. Это было наиболее суровым из возможных видов наказания, которое может быть вынесено в ходе дисциплинарных разбирательств, и, в свете вышеописанных выводов Суда, несоответствующим серьёзности правонарушения. К тому же, это, конечно, могло в повлиять на желание других судей критически высказываться о государственных учреждениях или их деятельности из страха потерять судейские полномочия.

99. Суд напоминает об «охлаждающем эффекте», который страх наказания имеет на осуществление свободы выражения мнения (см., mutatis mutandis, «Вилле»,упомянутое выше, § 50; «Никула пр. Финляндии» (Nikula v.Finland), № 31611/96, § 54, ЕСПЧ 2002-II; «Кумпана и Мазаре пр. Румынии» (Cump?n? and Maz?re v. Romania)[БП], № 33348/96, § 114, ЕСПЧ 2004-XI; и «Элчи и другие пр. Турции» (Elci and Others v. Turkey), № 23145/93 и 25091/94, § 714, 13 ноября 2003). Этот эффект, который пагубно сказывается на обществе в целом, одновременно является фактором, который касается соразмерности, и, следовательно, обоснованием для, санкций, применённых к Заявителю, которая, как Суд заключил выше, была бесспорно вправе привлечь внимание общества к данной теме.

100. Таким образом, Суд расценивает применённое к Заявителю дисциплинарное взыскание как несоразмерно суровое, и к тому же, способное оказать «охлаждающий эффект» на судей, желающих принять участие в общественной дискуссии об эффективности судебных органов.

101. В свете сказанного выше, Суд считает, что национальным органам власти не удалось соблюсти верный баланс между необходимостью защитить авторитет правосудия и репутацию или права других лиц, с одной стороны, и необходимостью защитить право Заявителя на свободное выражения мнения, с другой стороны.
102. Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

103. Статья 41 Конвенции гласит:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Ущерб

104. Заявитель потребовала 25000 евро в качестве возмещения морального ущерба.

105. Государство-ответчик расценило этот иск как чрезмерный и необоснованный. Оно утверждало, что признание нарушения Судом само по себе было бы достаточной справедливой компенсацией.

106. Суд, опираясь на факты данного дела, считает, что Заявитель понесла моральный ущерб. Проведя оценку на справедливой основе, Суд удовлетворяет требования Заявителя в размере 10000 евро в качестве возмещения морального ущерба с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться вышеуказанная сумма.

B. Судебные издержки

107. Заявитель потребовала возмещение судебных расходов с учётом работы, проведённой pro bono её адвокатами в настоящем деле, в размере, установленном Судом.

108. Государство-ответчик возражало против этого.

109. В соответствии с практикой Суда, заявитель имеет право на возмещение своих судебных издержек, только в той степени, в которой, как было установлено, они были действительно взысканы, обязательны и имели разумный размер. В настоящем деле, учитывая отсутствие поданных документов с указанием количественной информации, Суд отклоняет требование о возмещении судебных расходов.

C. Процентная ставка

110. Суд считает справедливым, что процентная ставка должна соответствовать предельной процентной ставке Европейского центрального банка с добавлением трёх процентных точек.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД

1. Постановляет четырьмя голосами против трёх, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

2. Постановляет четырьмя голосами против трёх,

(a) что Государство-ответчик обязано выплатить Заявителю, в течение трёх месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии со Статьёй 44 § 2 Конвенции 10000 евро (десять тысяч евро) в качестве компенсации морального ущерба с последующим их пересчётом в российские рубли по курсу, действующему на момент расчёта плюс сумму любого налога, которым могут облагаться суммы, указанные выше;

(б) что с момента истечения вышеуказанных трёх месяцев до момента выплаты на суммы, указанные выше, выплачиваются простые проценты в размере предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода выплаты процентов с добавлением трёх процентных точек.

3. Отклоняет единогласно оставшуюся часть иска Заявителя о справедливом возмещении.

Совершено на английском языке, письменно заверено 26 февраля 2009 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

Кристос Розакис                                                                             Председатель Суда
Сорен Нильсен                                                                               Секретарь Секции

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Суда, к настоящему постановлению прилагаются следующие особые мнения:

(a) особое мнение судьи Ковлера, к которому присоединилась судья Штайнер;

(б) особое мнение судьи Николау.

Особое мнение судьи Ковлера, к которому присоединилась судья Штайнер

Я сожалею, что не могу присоединиться к непрочному большинству в этом постановлении.
Данное дело касается не только личной ситуации Заявителя, но также важнейших вопросов судебной этики как таковой. В отличие от последователей «чистой теории права», я не считаю, что правовые вопросы можно отделить от этических и моральных проблем и, что Конвенция и национальное законодательство можно анализировать только номинально.

В пункте VI о «Свободе выражения мнения» резолюции по вопросам судебной этики, принятой на Пленарном заседании нашего Суда 23 июня 2008 г., говорится в: «Судьи осуществляют свободу выражения мнения в манере соответствующей их высокому статусу. Они должны воздерживаться от публичных высказываний  или замечаний, которые могут подорвать авторитет суда или породить обоснованные сомнения в его беспристрастности». 

Применив этот принцип к себе, мы должны затем применить его к нашим коллегам в других судах, которые также связаны подобными обязательствами, а именно законами о статусе судей и Кодексами судебной этики, принятыми судебными сообществами (см. пункты 43-44 настоящего постановления). Таким образом, законы и профессиональная этика являются общим основанием при оценке поведения судей.

В своём решении о неприемлемости по делу «Питкевич против России» (Pitkevich v. Russia) (№ 47936/99, 8 февраля 2001 г.) — в котором речь шла об увольнении судьи, которая злоупотребляла своими полномочиями из религиозных побуждений — Суд, проанализировав увольнение Питкевич, заключил, что судьи, не будучи рядовыми государственными служащими, тем не менее, являются частью публичной власти. Судья имеет определённые обязанности в отношении отправления правосудия, сфере, где государство осуществляет суверенные права. Таким образом, судья непосредственно участвует в осуществлении власти в соответствии с законодательством и выполняет обязанности, существующие для защиты общих интересов государства. В деле Питкевич Суд пришёл к выводу, также как и по делу Пеллегрин против Франции (Pellegrin v. France [БП], № 28541/95, ЕСПЧ 1999-VIII) о том, что спор по поводу увольнения судьи, не касался её «гражданских» прав или обязанностей в соответствии со статьей 6 Конвенции, и, что её увольнение преследовало законную цель с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции с тем, чтобы защитить права других лиц и обеспечить авторитет и беспристрастность правосудия.

Даже если исходить из того, что настоящее дело разительно отличается от дела, упомянутого выше, возникает схожая проблема, касающаяся границ свободы выражения мнения судей.

Из практики Суда известно, что статус госслужащего не лишает вовлечённое лицо защиты по статье 10. В своём постановлении по делу «Гужа пр. Молдовы» (Guja v. Moldova), Большая Палата вновь констатировала, что «защита статьи 10 распространяется на рабочее место вообще и госслужащих, в частности» (см. «Гужа»[БП], № 14277/04, § 52, ЕСПЧ 2008-…; см. также дело Фогта, 26 сентября 1995 г., § 53, Серия A № 323; дело Вилле [БП], № 28396/95, § 41, ЕСПЧ 1999-VII; дело Ахмеда и других, 2 сентября 1998 г., § 56, Отчёты о постановлениях и решенияхFuentes Bobo v. Spain), № 39293/98, § 38, 29 февраля 2000 г.). Однако право на свободное выражения мнения как таковое небезгранично, и Суд в том же постановлении по делу Гужа предостерегает против полностью «разрешительного» прочтения статьи 10: «В то же самое время, Суд осознаёт, что служащие имеют перед своим работодателем долг лояльности, сдержанности и осмотрительности. Это особенно справедливо в случае с госслужащими, поскольку сам характер государственной службы предполагает, что госслужащий связан долгом лояльности и осмотрительности»(см. дела Гужа§ 70; Фогта § 53; Ахмеда и других § 55,упомянутые выше, и дело «Де Диего Натриа пр. Испании» (De Diego Natria v. Spain), № 46833/99, § 37, 14 марта 2002 г.). В настоящем постановлении Суд воспроизводит эту аргументацию (см. пункт 85), но игнорирует его развитие в деле Гужа, и таким образом, я обязан повторить следующее заключение из пункта 71постановления по делу Гужа (поскольку в некоторых случаях такое упущение может быть весьма значительно): 1998-VI; «Фуентос Бобо пр. Испании».

«Поскольку миссия госслужащих в демократическом обществе состоит в помощи Правительству исполнять его функции, и поскольку общественность вправе ожидать, что они будут помогать, а не препятствовать демократически избранному Правительству, долг лояльности и сдержанности приобретает особую значимость в их случае (см., mutatis mutandis, дело Ахмеда и других, упомянутое выше, § 53). Кроме этого, в силу особенностей своего положения, госслужащие часто имеют доступ к сведениям, которые Правительство, по различным законным причинам, может быть заинтересовано хранить в секрете. Посему, госслужащие всегда крепко связаны долгом осмотрительности».

Обращаясь к настоящему делу, я бы подчеркнул, что Квалификационная коллегия судей г. Москвы обвинила Заявителя в «раскрытии конкретной фактологической информации, касающейся уголовных разбирательств в отношении Зайцева, до того, как постановление по этому делу вошло в законную силу» (пункт 34). Давайте вспомним, что тот уголовный процесс касался действий г-на Зайцева в качестве следователя в крайне деликатном деле о широкомасштабной коррупции, и, что это дело по-прежнему находится на стадии рассмотрения. Очень странно, что в этой связи Суд заключает: «Суд, в этом отношении, не видит ничего в трёх оспоренных интервью, что послужило бы основанием для исков о «раскрытии»» (пункт 91). Даже если признать, что высказывания о деталях рассматриваемого дела, по которому Заявитель была судьёй, не являлись разглашением секретной информации, их довольно трудно рассматривать как оценочные суждения. Суд, как видно, оправдывает такое поведение:

«Нет сомнений [sic! – AK] в том, что, действуя таким образом, она подняла значимую тему, вызывающую интерес общественности. В демократическом обществе всегда должна сохраняться возможность открытого обсуждения подобных тем. Её решение обнародовать эту информацию было основано на её личном опыте и было принято только после того, как ей было воспрепятствовано в участии в судебном разбирательстве в своем официальном качестве» (пункт 94).

Необходимо подчеркнуть, что «после того, как ей было воспрепятствовано в участии в судебном разбирательстве в своем официальном качестве», [она] участвовала в качестве судьи в нескольких других уголовных делах (пункт 16), и её полномочия не были прекращены на этой стадии, а лишь приостановлены на два месяца накануне выборов и по её собственной просьбе. Ничто не указывает на то, что она была освобождена от своего обязательства соблюдать судейскую этику и свои обязательства по профессиональной осмотрительности. Однако Заявитель злоупотребила своим иммунитетом кандидата, раскрыв определённую фактическую информацию относительно уголовного разбирательства деликатного дела до того, как постановление по этому делу вступило в законную силу».

Для Суда такое, назовём его «необычным» (для действующего судьи), поведение оправдано тем обстоятельством, что, во время, когда она делала свои высказывания, Заявитель была вовлечена в предвыборную кампанию: «высказывания на политические темы… заслуживают особой защиты по статье 10» (пункт 95). Таким образом, если кто-либо желает свести личные счёты, безопаснее делать это во время предвыборной кампании, поскольку в этом случае даже раскрытие профессиональной информации и информации ограниченного пользования «не должно рассматриваться как ничем необоснованный личный выпад, а скорее как добросовестное толкование вопроса, имеющего огромную общественную значимость» (пункт 95).
Этот вывод, который является более чем «разрешительным», контрастирует с другим: «… Суд считает обязательным для госслужащих, работающих в судебной сфере, чтобы они демонстрировали сдержанность при осуществлении своей свободы выражения мнения во всех делах, где авторитет и беспристрастность правосудия могут быть поставлены под вопрос…» (пункт 86). Раскрытие госслужащими информации, полученной в ходе своей работы, даже по вопросам, представляющим общественный интерес, должно рассматриваться с поправкой на их долг лояльности и осмотрительности. И вновь, я бы подчеркнул, что в деле Гужа (упомянутом выше, §§ 72-78) Суд постановил, что, при решении вопроса о том, заслуживает ли извещение о незаконном поведении или нарушениях на рабочем месте защиты по статье 10, необходимо принимать во внимание наличие у конкретного госслужащего других эффективных средств противодействия правонарушению, которое он или она намерены вскрыть, например, сообщив о нём своему начальнику или другой компетентной инстанции… Заявитель предпочла сделать это публично несколько месяцев спустя, во время своей предвыборной кампании (см. пункт 19), и только после этого она подала жалобу в Высшую квалификационную коллегию судей (см. пункт 24): очевидно, что это было сделано для достижения своих личных целей, как и утверждало государство-ответчик.

Важно, что все обвинения Заявителя относительно процессуальных нарушений во время её участия в уголовном деле в отношении г-на Зайцева были рассмотрены независимым судьёй из системы коммерческих судов, и были отклонены как необоснованные, потому что Заявитель не смогла подтвердить заявленные факты. С остальными высказываниями Заявителя, сделанными в ходе интервью в СМИ, например «суды превращаются в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов», можно было бы легко примириться, если бы они исходили от журналистов или профессиональных политиков, но не от судьи, работающего в той же судебной системе, в которой она проработала 18 лет. Главным моральным аспектом этой истории является то, что своим поведением бывший судья Кудешкина исключила себя из сообщества судей ещё до применения дисциплинарного взыскания. Таким образом, меры, применённые в отношении Заявителя, и законная цель защиты авторитета правосудия с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции (см. дело Фогта,упомянутое выше, § 53) были сбалансированными. Эти меры были «предписаны законом» (см. пункты 45-47 постановления), преследовали законную цель, как указано в последнем предложении пункта 2 статьи («предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия» и были «необходимы в демократическом обществе», оставляя национальным органам власти определённую свободу усмотрения при определении соразмерности оспоренного вмешательства вышеупомянутым целям (см., среди других источников, дело Фогта, упомянутое выше, § 53).
Суд обратил внимание на «охлаждающий эффект», который страх наказания оказывает на осуществление свободы выражения мнения». Боюсь, что «охлаждающий эффект» этого постановления может состоять в создании впечатления, что необходимость защитить авторитет правосудия гораздо менее значительна, чем необходимость защитить право госслужащих на свободное выражение мнения, даже если намерения bona fideгосслужащего не доказаны. Я глубоко скорблю в связи с выводами Суда. Я надеюсь, что мои глубокоуважаемые коллеги простят мне эту свободу выражения мнения.

Особое мнение судьи Николау

Обстоятельства, при которых дело Зайцева было передано другому судье, во время процесса, проводимого Заявителем, действительно рождают озабоченность. Эта озабоченность не проистекает непосредственно из высказываний Заявителя в СМИ относительно того, что произошло, поскольку её версия была оспорена, и по этой причине не может рассматриваться как предпочтительная в настоящем контексте. Источником этой озабоченности скорее является содержание отчёта о результатах служебного расследования, которое было проведено по факту жалобы Заявителя в отношении этих обстоятельств.

Необходимо отметить, что после 23 июля 2003 г., когда это дело было поручено другому судье, Заявитель участвовала в качестве судьи в нескольких других уголовных делах до конца октября 2003 г., когда, по её просьбе, она была отстранена от работы в суде, поскольку была кандидатом на всеобщих выборах 7 декабря 2003 г. в Государственную Думу РФ. Заявитель дала интервью, содержавшие оспоренные высказывания с выпадами против национальной судебной системы, только в начале декабря 2003, в контексте предвыборной кампании и более чем через четыре месяца после передачи дела Зайцева; а жалобу в Высшую квалификационную коллегию судей на то, что председатель Мосгорсуда незаконно оказывала давление на неё с целью помешать ей осуществлять обязанности судьи должным образом, она подала в день двух своих последних интервью, 4 декабря 2003 г. Таким образом, была существенная задержка, но я готов признать, что из этого не обязательно следуют какие-либо далеко идущие выводы.

Далее, следует заметить, что в соответствии со статьёй 6.2 Уголовно-процессуального кодекса РФ, председатели судов помимо судебных, выполняют ещё и административные функции. Т. е. они отвечают за организацию работы суда и распределение дел между судьями. Эти обязанности регламентируются статьёй 242 того же кодекса, в котором ясно говорится о том, что принципиально следует принимать как должное, а именно то, что дело должно рассматриваться одним и тем же судьёй, если только он или она не окажутся неспособны принимать участие в слушании. По-видимому, в данном случае, осуществляя свои полномочия, указанные в статье 6.2, председатель Мосгорсуда изъяла дело из производства Заявителя. Изначально, это было сделано под предлогом того, что, если бы дело осталось в руках Заявителя, то это привело бы к неприемлемой задержке. Однако позднее объяснение было изменено. В отчёте, подготовленном судьёй, проводившим проверку, было сказано, что основания, на которые опиралась председатель суда, заключались, по сути, в том, что Заявитель: «была неспособна вести судебное слушание, её процессуальные действия были непоследовательны, [она действовала] в нарушение принципа состязательности и равенства сторон, она высказывала своё правовое мнение о ещё незаконченном уголовном процессе и делала попытки получить консультации у председателя суда по данному делу, а также в виду наличия конфиденциальных сообщений соответствующих органов председателю Мосгорсуда в отношении судьи Кудешкиной, в связи с рассмотрением дела Зайцева и других уголовных дел».
Было продемонстрировано, что, истолковывая вышеупомянутую статью 6.2, национальные суды не признали, что председатели судов обладают такими огромными полномочиями при административном рассмотрении того, что явно является процессуальными вопросами судебного характера; и было бы очень удивительно, если бы они признали. Но наиболее тревожным моментом была опора на «… конфиденциальные отчёты соответствующих органов председателю Мосгорсуда относительно судьи Кудешкиной…» как основание для отстранения судьи от этого дела. Судья, проводивший расследование, видимо, и не подумал о том, что такие основания рождали какие-либо вопросы, равно как он не усмотрел какой-либо связи между ними и изложением событий Заявителя, которое, в определённой степени, подтверждалось письменными утверждениями народных заседателей и секретаря суда, по крайней мере, в отношении того, как разворачивались события. Его вывод о недостаточности доказательств в поддержку обвинения Заявителя, основанный только на том, что их отрицал человек, в адрес которого они были направлены, нельзя расценивать как удовлетворительный. Наконец, нет оснований считать, что соответствующие органы власти рассматривали какой-либо из этих вопросов при принятии решения отклонить жалобу.

Учитывая такое общее положение вещей, и в свете содержания заключения о служебной проверке, который оставил простор различным сценариям, право Заявителя на свободу выражения мнения приобретает особенную значимость. Такова моя оценка. И хотя мне кажется, что судье, более чем кому-либо, следует воздерживаться от публичных выступлений в период, либо пока дело ещё находится в производстве – как в данном случае – либо до подачи жалобы в соответствующую инстанцию и предоставления времени на ответ – чего Заявитель не сделала – я по-прежнему не отвергаю возможности принять точку зрения, которой как мы видим, придерживалось большинство состава Суда о том, что судья сохраняла право на публичное выступление немедленно, вследствие предположительно исключительных обстоятельств.

Важнейший аспект этого дела, однако, заключается в том, что высказывания Заявителя не ограничивались только процессом над Зайцевым. Заявитель высказывалась прямо и недвусмысленно о существовании проблемы гораздо большего масштаба в национальной судебной системе. Ссылаясь на свой долгий опыт работы в Мосгорсуде, она категорично заявила, что сомневается в существовании независимых судов в Москве. Она утверждала, не приводя никаких уточнений или конкретных примеров, что московские суды, как при рассмотрении гражданских, так и уголовных дел, системaтически используются как инструмент сведения политических, коммерческих или личных счетов; она говорила о грубых манипуляциях судьями, возмутительных скандалах и широко распространенной коррупции в московских судах; и она сделала вывод, что если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить «судебный беспредел».Для меня очевидно, что из её высказываний следует, что она могла привести конкретные примеры, которые были бы подтверждением того, что она описывала в отношении масштаба проблемы. Однако она не приложила никаких усилий для создания фактологического основания до того, как высказывать оценочные суждения о степени и серьёзности ситуации, которую она обобщила, сказав, что «никто не может быть застрахован и уверен в том, что его дело, любое, будь то гражданское, административное или уголовное, будет разрешено по закону, а не в угоду кому-либо». Эти чрезвычайно резкие слова исходили от судьи, и они не должны были прозвучать, если судья не была в состоянии обосновать их, хотя бы в какой-то степени.
Постановление Суда в основном основывается на деле Зайцева в то время, как высказываниям Заявителя о более масштабной проблеме (созданной, по её мнению, массой других случаев подобных делу Зайцева, которое было лишь одним из примеров), на мой взгляд, не было уделено достаточно внимания. В сущности, она настаивала на том, что такие проявления были широко распространены и носили систематический характер, что и сформировало основание для её заключения о том, что обычный гражданин не мог надеяться добиться справедливости в судах Москвы. Далее, в отношении общего тона ссылок на высказывания Заявителя в принятом большинством постановлении, я не могу согласиться с тем, что известные высказывания главным образом состояли из оценочных суждений, не требовавших доказательств, хотя и знаю о гибкости практики Суда в этой связи.

Если, действительно, Заявителю были известны факты помимо тех, что относились к делу Зайцева, о значительной коррумпированности судов и принуждению судей к закулисным договорённостям, Заявитель, высказывая обвинения, должна была сообщить более конкретные сведения. На деле же она заклеймила каждого судью, работающего в московских судах или как добровольного пособника, или как беспомощную жертву прогнившей судебной системы, забыв о тех судьях, которые, как она сама, могли претендовать на безупречную репутацию. Вкратце, она осудила всех судей без разбора, тем самым, разрушая всю судебную систему. Один лишь инцидент в деле Зайцева, не даёт основания для таких далеко идущих выводов.

Следует иметь в виду, что сказанное судьёй публично может возыметь значительный эффект, поскольку люди естественно склонны воспринимать взгляды судьи как сбалансированные и выверенные; в то время как, например, считается, что журналист, который воспринимается как страж общественных интересов, иногда может позволить себе провокацию или преувеличение. Во время, когда были сделаны оспоренные высказывания, судебные полномочия Заявителя уже были приостановлены, чтобы дать ей возможность провести свою политическую кампанию. Следовательно, она могла высказываться более свободно. Однако она по-прежнему оставалась судьёй. Она была по-прежнему связана положениями закона «О статусе судей в РФ» и должна была иметь в виду Кодекс судейской этики, невзирая на его правовой статус. Поэтому она была обязана высказываться сдержанно. Вместо этого, она пошла на неприемлемые крайности. Поэтому, по моему мнению, национальные органы власти были вправе прийти к такому заключению, к которому они пришли, а именно, что «действия судьи Кудешкиной опорочили честь и достоинство судьи, дискредитировали авторитет правосудия [и] нанесли значительный ущерб престижу профессии судьи, являясь, таким образом, дисциплинарным правонарушением». Далее, при таких обстоятельствах, дисциплинарное наказание, наложенное на Заявителя, не было, на мой взгляд, несоразмерным.

И последнее. Заявитель жаловалась на процессуальное нарушение при судебном пересмотре её жалобы, которое, с моей точки зрения, ни к чему не сводилось. Пусть и с некоторой задержкой, один из судей Верховного Суда указал ей на то, что правила о юрисдикции запрещали передачу функции судебного пересмотра её дела из Мосгорсуда в другой суд. Так или иначе, участие Мосгорсуда не могло оказать решающее влияние на исход разбирательств в целом, учитывая, что выводы по существу дела и окончательный пересмотр меры наказания были сделаны органами, чья беспристрастность сомнений не вызывала.

10. В понедельник 30 июня 2003 г. оба народных заседателя заявили с ходатайства о самоотводе  по данному делу.

9. В июне 2003 г. суд в составе Заявителя в качестве судьи и двух народных заседателей, г-жи И. и г-жи Д. начали рассмотрение этого дела. Во время слушания 26 июня 2003 г. суд предоставил прокурору возможность представить доказательства в пользу обвинения. Тот заявил, что суд не обеспечил явку свидетелей обвинения и заявил протест в отношении порядка ведения процесса. На следующий день, в пятницу 27 июня 2003 г., он заявил  отвод Заявителю в качестве судьи на основании предвзятости, которую она якобы продемонстрировала при допросе одного из потерпевших. Другие участники процесса, включая упомянутого потерпевшего, возражали против удовлетворения отвода. В тот же день народные заседатели отклонили отвод, вслед за чем, прокурор заявил отвод обоим народным заседателям. Участники процесса не согласились с отводом, и он был отклонён. В тот же день, прокурор заявил новый отвод народным заседателям на основании их предвзятости, также отклонённый Заявителем в тот же день.

© Центр Защиты Прав СМИ, 
перевод с английского, 2009