ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Четвертая секция
БРАУН против ПОЛЬШИ
(Жалоба № 30162/10)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Страсбург
4 ноября 2014 года
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ
04.02.2015
Данное решение было признано окончательным в соответствии с условиями, изложенными в пункте 2 статьи 44 Конвенции. Текст решения может подвергнуться редакторской правке.
В деле Брауна против Польши
Европейский суд по правам человека (Четвёртая секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:
Инета Зиемеле, председатель,
Пяйви Хирвеля,
Георге Николау,
Нона Цоцориа,
Здравка Калайджиева,
Кшиштоф Войтычек,
Фарис Вехабович, судьи,
и Фатош Араци, заместитель юриста секции,
проведя 7 октября 2014 г. тайное совещание,
вынес следующее решение, которое было принято в этот же день.
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было начато после подачи жалобы (№ 30162/10) против Республики Польша в соответствии со статьёй 34 Конвенции о защите прав и основных свобод человека (Конвенция) гражданином Польши, г-ном Гжегожем Михалом Брауном (Заявитель) 29 мая 2010 г.
2. Интересы Заявителя представлял г-н С. Хамбура, адвокат, практикующий в Берлине. Интересы польского правительства (Правительство) защищала его уполномоченная, г-жа Й. Хшановска, сотрудница Министерства иностранных дел.
3. Заявитель утверждал, что было нарушено его право на свободу выражения мнения, закреплённое в статье 10 Конвенции.
4. 14 марта 2013 г. эта жалоба была передана Правительству.
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
5. Заявитель родился в 1967 г. и проживает во Вроцлаве.
6. Факты дела, представленные сторонами, можно кратко изложить следующим образом.
7. Заявитель является кинорежиссёром, историком и автором статей в прессе, часто комментирующим текущие события на радио и телевидении. Правительство усомнилось в том, что Заявителя можно считать журналистом.
8. 20 апреля 2007 г. Заявитель принял участие в дискуссии на региональной радиостанции «Польское Радио Вроцлав». Во время дискуссии он высказался следующим образом:
«…среди доносчиков (informator) тайной политической полиции [в коммунистические времена] был и профессор [Й. М.] – эта информация подтверждает теорию о том, что среди тех, кто больше всех высказывается против люстрации, находятся люди, у которых есть для этого веские основания».
9. В тот же день Заявитель назвал г-на Й. М. «осведомителем» (konfident) на телевидении. Эта новость широко обсуждалась в СМИ.
10. 17 мая 2007 г. специальная комиссия, созданная во Вроцлавском университете для изучения проблемы скрытого наблюдения за преподавателями, сделала заявление по делу г-на Й. М. Это заявление включало в себя список документов, касавшихся г-на Й. М., которые были найдены в архивах. Комиссия заключила, что эти документы не позволяли сделать однозначный вывод о том, что г-н Й. М. был пособником тайной полиции.
11. 24 мая 2007 г. г-н Й. М. подал гражданский иск в отношении Заявителя для защиты своих личных прав.
12. 3 июля 2008 г. Областной суд Варшавы удовлетворил этот иск. Он обязал Заявителя выплатить 20 000 злотых в пользу благотворительной организации и возместить истцу 5 800 злотых за судебные издержки. Заявителю было также предписано опубликовать извинение в шести общенациональных и региональных газетах, на трёх национальных телеканалах и на «Радио Вроцлав» за нанесение вреда доброму имени истца. По мнению суда, Заявитель сделал несколько недвусмысленных высказываний в отношении того, что истец был тайным сотрудником секретной службы в коммунистический период. Основной вопрос, который предстояло рассмотреть, был вопрос о том, можно ли считать такие утверждения достоверными.
13. Суд отметил, что г-н Й. М. был авторитетным языковедом и известным человеком в Польше. Он был членом Совета польского языка и многие годы вёл программу на телевидении. Суд установил, что между 1975 и 1984 гг. г-на Й. М. 5 раз вызывали агенты секретных служб для допросов в связи с поданными им заявлениями на получение паспортов и возвращением после пребывания за границей. Истец, который сам раскрыл эту информацию, её не оспаривал. В 1978 г. г-н Й. М. был официально зарегистрирован в качестве тайного осведомителя (ТО). Другие записи из архивов Института национальной памяти (ИНП) свидетельствуют о том, что до 1989 г. существовали два тома дела на истца, но на данный момент досье исчезло из вроцлавского филиала ИНП.
Суд отметил, что дело г-на Й. М. рассматривалось специальной комиссией, созданной во Вроцлавском университете для изучения проблемы скрытого наблюдения за преподавателями, и что члены Комиссии не смогли сделать никаких однозначных выводов.
14. Во время заседания суд заслушал Заявителя и истца, а также ряд свидетелей: историков (специалистов по люстрации), бывших агентов секретных служб, занимавшихся вербовкой осведомителей в Варшавском университете, и сотрудников ИНП. Некоторые из них показали, что многие тайные сотрудники были уничтожены, когда режим пал в 1989 г. Несколько свидетелей показали, что не слышали ни об одном случае фиктивной регистрации кого-либо в качестве тайного осведомителя или ситуации, в которой секретная служба вела бы досье на кого-либо в течение многих лет, хотя он или она в действительности не сотрудничали с режимом.
Директор вроцлавского филиала ИНП утверждал, что он слышал о случае фиктивной регистрации лиц в качестве ТО. Однако вероятность этого была очень низкой. Он также объявил, что на основании имеющихся документов он не мог бы сделать вывод о том, что истец являлся осведомителем коммунистической полиции. Другой историк, вызванный для дачи показаний, объявил, что невозможно сделать однозначные выводы. Третий историк констатировал, что истец был «действительным агентом секретной службы». Четвёртый историк показал, что внутренние документы секретной службы надёжны, так как режим фальсифицировал документы только для внешнего пользования. Тот же свидетель заявил, что на основании информации в его распоряжении, он также заключил бы, что г-н Й. М. был добровольным и тайным сотрудником секретной службы в коммунистические времена.
Два других свидетеля, бывших агента секретной службы, не смогли вспомнить, вербовали ли они г-на Й. М. как тайного осведомителя.
15. Заявитель привёл довод о том, что, обнаружив имя г-на Й. М. в списке тайных сотрудников секретной службы, он счёл своим долгом проинформировать общественность об этом. В его намерения не входило оскорбление истца. Он действовал, исходя из общих интересов, принимая участие в общественной дискуссии на тему, имеющую большую значимость для общества. Более того, его заявление было спровоцировано публичными утверждениями, сделанными истцом, который усомнился в важности люстрации. Заявитель также утверждал, что он не говорил о том, что истец причинил вред другим людям или что он получал плату за свои услуги. Поэтому предоставленная им информация – о том, что Й. М. был осведомителем – была правдивой и была обнародована в интересах общества.
16. Тем не менее, суд отметил, что отсутствовали документы, подтверждающие, что истец согласился быть осведомителем или что он активно доносил в секретную службу. Суд сослался на определение пособничества в тексте Закона о люстрации 1997 г. и напомнил о том, что пособничество должно было быть добровольным, тайным и состоять в передаче информации. Суд заключил, что одной лишь регистрации секретной службой было недостаточно для того, чтобы считать кого-либо тайным осведомителем.
17. Заявитель обжаловал это постановление. Он утверждал, что регистрация г-на Й. М. как тайного сотрудника службы, в свете общеизвестных фактов, позволила ему сделать вывод о том, что он действительно являлся таковым. Г-н Й. М. оставался незарегистрированным в качестве ТО в течение одиннадцати лет, его досье было уничтожено, и нет оснований полагать, что секретная служба фальсифицировала свои внутренние документы. По мнению историков, в 1989 г. служба уничтожила только важных пособников. Заявитель подчеркнул, что действовал, исходя из общих интересов, поскольку истец был публичной фигурой и в последнее время критиковал процесс люстрации.
18. 29 октября 2008 г. Апелляционный суда Вроцлава отклонил эту апелляцию. Далее он предписал Заявителю выплатить истцу 2 000 злотых в качестве возмещения издержек на апелляционное производство. Суд согласился со всеми заключениями суда первой инстанции относительно фактов дела. С его точки зрения, если личные права были нарушены заявлением о предполагаемых фактах, то незаконность такого действия может быть исключена только в том случае, если в заявлении содержится правдивая информация. Действия в общественных интересах не исключают ответственности за высказывание недостоверных утверждений. В настоящем деле не было каких-либо свидетельств ни в форме документов, ни в виде свидетельских показаний, доказывающих, что г-н Й. М. действительно активно сотрудничал с секретной службой. Поэтому, в свете собранных материалов по делу, суд заключил, что Заявитель не доказал достоверность своих утверждений. Кроме того, по мнению суда, Заявитель не выполнил своей обязанности действовать с особой тщательностью и осмотрительностью, выдвигая серьёзные обвинения на основании неподтверждённых косвенных свидетельств.
19. Заявитель подал кассационную жалобу на постановление и ходатайствовал о проведении слушания.
20. На слушании, проведённом 10 сентября 2009 г., Верховный Суд объявил постановление и кратко изложил мотивацию. Он отклонил кассационную жалобу Заявителя, но внёс поправки в текст извинения и ограничил его охват одной общенациональной ежедневной газетой и «Радио Вроцлав». Заявителю было предписано возместить истцу дополнительные 2 000 злотых для покрытия расходов на проведение кассационного производства.
Был предложен следующий текст извинения для опубликования Заявителем:
«Я прошу извинения у профессора Й. М. за высказывание 20 апреля 2007 г. ложного утверждения о том, что он являлся доносчиком политической полиции [в коммунистические времена]».
21. Вслед за объявлением постановления адвокат Заявителя обратился к суду с просьбой подготовить письменную мотивировку. Постановление Верховного Суда с мотивировкой на пятнадцати страницах было получено адвокатом Заявителя 30 ноября 2009 г.
22. Анализируя взаимодействие между двумя противоборствующими правами – правом на свободу выражения мнения и правом на защиту своего доброго имени – суд сослался на постановление Верховного Суда (18 февраля 2005 г., III CZP 53/04 OSNC 2005 г., № 7-8, стр. 114). В соответствии с этим постановлением действия журналиста не считаются незаконными, если они осуществляются в общественных интересах и с соблюдением должной осмотрительности. Требование к журналисту доказывать достоверность каждого утверждения необоснованно ограничивало бы свободу прессы в демократическом обществе. Однако, по мнению Верховного Суда, этот подход нельзя было применить к делу Заявителя, поскольку его утверждение имело частный характер и Заявителя нельзя рассматривать как журналиста, имеющего социальный долг информировать общественность. Поэтому истолкование закона, принятое нижестоящими судами, было верным. Высказывание ложных обвинений незаконно, тогда как вопрос должной осмотрительности подлежал бы рассмотрению только при оценке виновности ответчика.
23. Суд согласился с фактами, установленными нижестоящими судами, в частности, касавшимися заключения о том, что утверждение, сделанное Заявителем, было неверным. Следуя подходу, использовавшемуся в этом деле до этого момента, суд счёл, что высказывание недостоверного утверждения, наносившего вред личным правам человека, всегда будет противоречить закону. Нарушение чьих-либо личных прав не будет противоречить закону, только если правдивость утверждения может быть доказана. Недостоверное утверждение останется незаконным, даже если приложены все усилия по тщательному сбору и изучению его фактического основания. Следовательно, независимо от того, действовал ли Заявитель добросовестно и в общественных интересах или полагал, что рассматриваемое утверждение было достоверно, это не влияет на законность его действий и может рассматриваться только при оценке его финансовой ответственности за нарушение личных прав г-на Й. М.
II. Применимое национальное законодательство и практика
24. Ст. 23 ГК содержит неполный список прав, известных как «личные права» (dobra osobiste). Это положение гласит:
«Личные права человека, такие, в частности, как здоровье, свобода, репутация (cześć), свобода совести, имя или псевдоним, изображение, тайна переписки, неприкосновенность жилища, научная или художественная работа, [равно как и] изобретения и усовершенствования находятся под защитой гражданского законодательства, независимо от форм защиты, изложенных в других правовых положениях».
25. Ст. 24 ГК содержит описание способов возмещения нарушений личных прав. В соответствии с этим положением человек, столкнувшийся с опасностью нарушения своих прав, может потребовать, чтобы возможный нарушитель воздержался от неправомерных шагов, если только они не являются законными. В случае нарушения человек, пострадавший от него inter alia требует, чтобы нарушитель признал это в уместной форме, или ходатайствует перед судом о получении с него или неё справедливого удовлетворения. Если нарушение личного права приводит к финансовым потерям, пострадавший может потребовать возмещение ущерба.
26. Определение пособничества было таким же по Закону от 11 апреля 1997 г. о раскрытии работы или службы в госбезопасности, или сотрудничестве с ней в период между 1944 и 1990 гг. лиц, исполнявших государственные функции (раздел 4(1) Закона о люстрации 1997 г.) и нового Закона о люстрации 2006 г. (раздел 3 a(1)), где говорится следующее:
«Пособничество с точки зрения этого закона – это добровольное и тайное сотрудничество с оперативным или следственным филиалом службы государственной безопасности в качестве тайного осведомителя или помощника в сборе информации».
ПРАВО
I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции
27. Заявитель обратился с жалобой по статье 10 Конвенции на нарушение своего права на свободу выражения мнения. В этой статье говорится:
«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
28. Правительство оспорило этот довод.
A. Приемлемость
29. Правительство выдвинуло предварительное возражение, утверждая, что Заявитель нарушил шестимесячное ограничение, необходимое в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции. Оно указало на то, что окончательное постановление по делу Заявителя было принято Верховным Судом на слушании 10 сентября 2009 г., тогда как Заявитель подал свою жалобу в суд 29 мая 2010 г. Правительство подчеркнуло, что Заявителю не должна была автоматически предоставляться копия постановления с мотивировкой, поскольку решение было принято на слушании.
30. Заявитель не согласился, настаивая на том, что имел право на получение копии постановления Верховного Суда с мотивировкой решения и воспользовался им. Более того, устное краткое изложение мотивов, сделанное на слушании, было недостаточным основанием для подготовки жалобы на предположительное нарушение Конвенции. Заявитель получил копию этого постановления с мотивировочной частью 30 ноября 2009 г. и подал свою жалобу в суд в течение менее шести месяцев от этой даты.
31. Суд отмечает, что Правительство утверждало, что Заявитель подал свою жалобу не вовремя и что её следует отклонить в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции. Суд замечает, что Верховный Суд провёл слушание 10 сентября 2009 г., на котором объявил своё решение и устно изложил основные мотивы (см. пункт 20 выше). Впоследствии Заявитель имел возможность обратиться с просьбой о получении письменной копии полного изложения мотивов. Адвокат Заявителя сделал это, и 30 ноября 2009 г. он получил постановление с мотивировкой решения (см. пункт 21 выше). И хотя письменная копия постановления Верховного Суда действительно не была предоставлена автоматически, тем не менее, это было сделано для Заявителя по его просьбе, а ответственность за задержку в исполнении лежала исключительно на судебных органах. Упомянутое постановление, окончательная версия которого составила пятнадцать страниц, содержало подробную юридическую мотивировку. В таких обстоятельствах Суд считает, что объект и назначение пункта 1 статьи 35 Конвенции обеспечиваются наилучшим образом, если отсчитывать шестимесячный период со дня представления письменного постановления (см. Ворм против Австрии (Worm v. Austria), § 33, 29 августа 1997 г., Отчёты о постановлениях и решениях 1997-V и Яловецкий против Польши (Jałowiecki v. Poland) , № 34030/07, § 21, 17 февраля 2009 г.). Заявитель подал свою жалобу в суд 29 мая 2010 г., то есть в течение шести месяцев со дня вручения постановления. Поэтому нельзя было сказать, что жалоба была подана не вовремя. Возражение Правительства следует отклонить.
32. Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной с точки зрения пункта 3 статьи 35 Конвенции, и далее отмечает, что не было установлено никаких других оснований, по которым она могла бы быть объявлена неприемлемой, поэтому она должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо дела
1. Аргументы сторон
33. Заявитель привёл довод о том, что он является активно практикующим журналистом в течение многих лет и часто принимал участие в общественных дискуссиях на темы, касающиеся недавней истории Польши. Дискуссия на радио, с которой началось настоящее дело, была одной из серии публичных обсуждений различных политических вопросов, включая люстрацию. Поэтому он выполнял возложенную на него обязанность по информированию общественности о важной теме, касавшейся публичной фигуры. Заявителю стало известно о том, что г-н Й. М. сотрудничал с секретной службой, после ознакомления с имевшимися документами и другими источниками, которые он должен был защитить. Он не имел намерения оскорбить г-на Й. М., а хотел лишь внести вклад в дискуссию о важности люстрации, которую критиковал Й. М. Принимая во внимание все эти элементы, Заявитель полагал, что, высказав своё утверждение, он не преступил границы защиты, предоставляемые ему статьёй 10 Конвенции.
34. По мнению Правительства, эта жалоба была явно необоснованной. Оно оспорило, что Заявителя следует рассматривать как журналиста, однако в любом случае он нарушил этические правила добросовестной и ответственной журналистики. Он был хорошо знаком с вопросами люстрации и, таким образом, понимал характер и серьёзность своего обвинения в отношении г-на Й. М. Правительство подчеркнуло, что регистрация в секретной службе необязательно делала человека осведомителем или действительным сотрудником. Однако Заявитель не представил никаких свидетельств, подтверждающих, хотя бы отчасти, своё обвинение.
35. Правительство заключило, что в настоящем деле было необходимо защитить права г-на Й. М. от недостоверных порочащих обвинений, сделанных Заявителем. Заявитель был признан виновным в гражданских разбирательствах, и ему было предписано опубликовать извинение, возместить расходы истцу и сделать пожертвование в благотворительную организацию. Последствия вмешательства были гораздо более мягкими, чем они были бы, если бы Заявитель был признан виновным в рамках уголовных разбирательств.
2. Оценка Суда
a) Общие принципы
36. Суд напоминает о том, что свобода выражения мнения, закреплённая в пункте 1 статьи 10, является одним из оснований демократического общества и одним из главных условий его развития и самореализации каждого человека. Согласно пункту 2, она применима не только к «информации» или «идеям», воспринимаемым благожелательно или рассматриваемым как неагрессивные или бесстрастные, но также и к тем, которые оскорбляют, шокируют или будоражат. Таковы требования плюрализма, терпимости и либерального мышления, без которых нет «демократического общества» (см. среди многих других источников Обершлик против Австрии (№ 1) (Oberschlick v. Austria (№ 1)), постановление 23 мая 1991 г., серия A, № 204, § 57 и Нильсен и Йонсен против Норвегии (Nilsen and Johnsen v. Norway), (БП), № 23118/93, § 43, ЕСПЧ 1999‑VIII).
37. В соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции существует ряд ограничений в отношении высказываний на политические темы или дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес (см. Сюрек против Турции (№ 1) (Sürek v. Turkey(№ 1)), (БП), № 26682/95, § 61, ЕСПЧ 1999-IV).
38. Проверка того, являлось ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе», требует от Суда определить, соответствовало ли обжалованное вмешательство «острой социальной необходимости». Договаривающиеся государства имеют определённые рамки усмотрения при оценке существования такой необходимости, но это предполагает надзор со стороны Европейского суда, который охватывает и законодательство, и решения по его применению, даже те, которые приняты независимым судом. Поэтому Суд имеет полномочия выносить окончательное решение относительно того, насколько «ограничение» совместимо со свободой выражения мнения, закреплённой в статье 10 (см. среди многих других источников Перна против Италии (Perna v. Italy), (БП), № 48898/99, § 39, ЕСПЧ 2003-V и Ассоциация «Экин» против Франции (Association Ekin v. France), № 39288/98, § 56, ЕСПЧ 2001-VIII).
39. В соответствии с формулировкой пункта 2 статьи 10 Конвенции осуществление свободы выражения мнения налагает «обязанности и ответственность», что также применимо к деятельности СМИ. Более того, эти «обязанности и ответственность», как правило, приобретают значимость, когда возникает вопрос нападок на репутацию какого-либо частного лица и нарушения «прав других лиц».
Нет сомнения в том, что пункт 2 статьи 10 касается защиты репутации других, то есть всех частных лиц, но в подобных делах требования такой защиты должны соизмеряться с интересами открытого обсуждения политических вопросов (см. дело Лингенс, упомянутое выше, § 42).
40. Суд напоминает, что защита прав журналистов на распространение информации по вопросам, представляющим общественный интерес, требует, чтобы они действовали добросовестно и пользовались точными фактами, предоставляя «надежную и достоверную» информацию в соответствии с журналистской этикой (см., например, дела Фрессоз и Руар (Fressoz and Roire), § 54; Бладет Тромсё и Стенсос (Bladet Tromsø and Stensaas), § 58 и Прагер и Обершлик, § 37, все упомянутые выше). Те же принципы должны применяться к другим лицам, участвующим в публичных обсуждениях (см. Стил и Моррис против Соединённого Королевства (Steel and Morris v. The United Kingdom), № 68416/01, § 90, ЕСПЧ 2005‑II).
41. Задача Суда, при осуществлении своей надзорной функции, состоит не в том, чтобы подменять собой национальные органы власти, а в рассмотрении принятых ими решений с точки зрения статьи 10 в рамках своего усмотрения (см. Фрессоз и Руар против Франции (Fressoz and Roire v. France), (БП), № 29183/95, § 45, ЕСПЧ 1999-I). В частности, Суд должен определить, были ли причины, приведённые национальными властями в обоснование своего решения, «существенными и достаточными» и были ли принятые меры «соразмерны преследуемым законным целям». (см. дело Шови и другие против Франции (Chauvy and Others v. France), № 64915/01, § 70, ЕСПЧ 2004-VI). При этом Суд должен убедиться, что национальные органы власти применили стандарты в соответствии с принципами, изложенными в статье 10, и, кроме этого, что они основывались в своей оценке на существенных фактах (см. среди многих других источников Зана против Турции (Zana v. Turkey), 25 ноября 1997 г., Отчёты 1997-VII, стр. 2547-2548, § 51).
b) Применение общих принципов к настоящему делу
42. Суд отмечает, что стороны согласны с тем, что гражданские разбирательства в отношении Заявителя явились «вмешательством» в осуществление им своего права на свободу выражения мнения. Суд также полагает, и стороны с этим согласны, что обжалованное вмешательство было предписано законом, а именно ст. 23 и 24 ГК, и было нацелено на достижение законной цели для защиты «репутации или прав других лиц», указанной в пункте 2 статьи 10 Конвенции. Таким образом, единственный вопрос, на который остаётся найти ответ, это было ли вмешательство «необходимо в демократическом обществе» для достижения этой цели.
43. Заявитель принял участие в дебатах на радио, в ходе которых он заявил, что истец, г-н Й. М., был тайным пособником коммунистического режима. Национальные суды проверили достоверность этого утверждения, заслушали экспертов и изучили документы, оставшиеся от службы безопасности коммунистического периода. Хотя они подтвердили, что истец действительно был зарегистрирован как сотрудник и что в прошлом на него существовало двухтомное досье, оно так и не было найдено. Таким образом, суды пришли к выводу, что с точки зрения национального закона по люстрации было невозможно доказать факт его добровольного и тайного сотрудничества с режимом. Утверждение Заявителя было расценено как недостоверное. В соответствии с оценкой национального суда недостоверное утверждение, нарушающее права другого человека, должно рассматриваться как незаконное.
44. Суд отмечает, что обвинение было серьёзным для г-на Й. М., который является известным и популярным языковедом. Назвать кого-либо тайным сотрудником службы безопасности в коммунистические времена означает дать отрицательную оценку поступкам этого человека в прошлом и, несомненно, бросить тень на его доброе имя. Суд напоминает, что право на защиту репутации является правом, закреплённым в статье 8 Конвенции как часть права на уважение к частной жизни (см. Шови и другие, упомянутое выше, § 70; Поланко Торрес и Мовилла Поланко против Испании (Polanco Torres and Movilla Polanco v. Spain), № 34147/06, § 40, 21 сентября 2010 г. и Кудерк и «Ашетт Филипакки Ассосье» против Франции (Couderc and Hachette Filipacchi Associés v. France), № 40454/07, § 53, 12 июня 2014 г.). Поэтому национальные власти столкнулись с трудной задачей нахождения баланса между двумя противоборствующими интересами: свободой выражения мнения Заявителя с одной стороны и правом г‑на Й. М. на уважение своей репутации с другой (см. «Аксель Шпрингер АГ» против Германии (Axel Springer AG v. Germany), (БП), № 39954/08, § 84, 7 февраля 2012 г.).
45. Оценивая необходимость вмешательства, важно изучить вопрос о том, каким образом соответствующие национальные власти рассматривали дело и, в частности, применяли ли они стандарты, которые соответствовали бы принципам, изложенным в статье 10 Конвенции (см. пункт 41 выше).
46. Суд отмечает, что Верховный Суд провёл разграничение между стандартами, применимыми к журналистам, и стандартами, применимыми к другим участникам общественной дискуссии. Это было сделано без учёта того, будет ли такое разграничение совместимо со статьёй 10 Конвенции. В соответствии с решением Верховного Суда стандарт должной осмотрительности и добросовестности следует применять только к журналистам, которые выполняют особенно важную общественную функцию. От других людей Верховный Суд требовал соответствия более высокому, по сравнению с рядовыми гражданами, стандарту в том, что они обязаны доказать достоверность своих обвинений (см. пункт 22 выше). В таком случае вопрос должной осмотрительности рассматривался бы только при установлении их виновности, то есть формы наказания. В настоящем деле национальные суды поместили Заявителя во вторую категорию и, приняв во внимание его неспособность доказать достоверность своего утверждения, сделали вывод о том, что он нарушил личные права истца.
47. Правительство и национальные суды не считали Заявителя журналистом. С другой стороны, Заявитель настаивал на том, что он долгие годы активно занимался профессиональной журналистской деятельностью. Однако в любом случае вопрос о том, является ли Заявитель журналистом с точки зрения национального законодательства, не имеет особого значения для обстоятельств настоящего дела. Суд напоминает, что Конвенция предоставляет защиту всем участникам дискуссий на темы, вызывающие справедливый общественный интерес.
48. Суд отмечает, что Заявитель – историк, автор телепрограмм и статей в прессе, человек, который активно и публично комментировал текущие события. Национальные суды признали, что Заявитель является публицистом и что, учитывая его профессиональный опыт и то обстоятельство, что он является «специалистом» по этому предмету, его пригласили участвовать в радиопрограмме, посвящённой люстрации. Тем не менее, они расценили высказывание Заявителя как частное проявление. Суд также отмечает, что при оценке законности его действий Верховный Суд обошёл вниманием вопрос, был ли Заявитель вовлечён в общественно значимую дискуссию.
49. К Суду не обращались с просьбой вынести суждение о том, руководствовался ли Заявитель в настоящем деле достаточно точной и надежной информацией. Суд также не намерен принимать решение относительно того, оправдывала ли фактическая основа, на которую опирался Заявитель, характер и степень серьёзности сделанного им обвинения. Оценка этого вопроса входила в задачу национальных судов, которые, в принципе, находятся в лучшем положении для оценки фактических обстоятельств дела. Однако для ответа на эти вопросы национальным судам следует соблюдать стандарты свободы выражения мнения, закреплённые в Конвенции.
50. Суд считает, что Заявитель в рассматриваемом деле явно участвовал в публичных обсуждениях важных тем (см. Видес Айзсардзибас Клубс против Латвии (Vides Aizsardzības Klubs v. Latvia), № 57829/00, § 42, 27 мая 2004 г.). Поэтому Суд не готов согласиться с подходом национальных судов, который требовал от Заявителя доказать достоверность своих обвинений. В свете практики Суда и в обстоятельствах данного дела отсутствовали основания требовать от Заявителя соответствия стандарту более жёсткому, чем стандарт должной осмотрительности только на том основании, что в соответствии с национальными законами он не являлся журналистом.
Национальные суды, следуя такому подходу, в сущности, лишили Заявителя защиты, гарантированной в статье 10.
51. Хотя вмешательство национальной власти в осуществление Заявителем своего права на свободу выражения мнения могло быть оправдано намерением восстановить равновесие между различными противоборствующими интересами, находящимися на карте, мотивы, которые двигали национальными судами, нельзя считать существенными и достаточными в соответствии с Конвенцией. И относительно мягкий характер наказания, применённого к Заявителю, не вносит никаких изменений в этот вывод.
Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
II. Применение статьи 41 Конвенции
52. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
53. Заявитель потребовал 50 000 злотых в качестве возмещения финансового ущерба. Эта сумма складывалась из 2 000 злотых и 5 800 злотых, заплаченных Заявителем истцу в качестве возмещения судебных расходов, 20 000 злотых, заплаченных благотворительной организации, и расходов на опубликование извинения по требованию национальных судов. Заявитель приложил извещение судебного пристава с требованием заплатить 33 000 злотых (приблизительно 8 000 евро) во исполнение постановлений вместе с судебными пошлинами.
В отношении морального ущерба Заявитель потребовал 10 000 евро.
54. Правительство сочло эти требования чрезмерными и необоснованными.
55. Суд полагает, что в обстоятельствах данного дела существует причинно-следственная связь между выявленным нарушением и предполагаемым финансовым ущербом, поскольку Заявитель упомянул сумму, которую его обязали выплатить национальные суды (см. Бушуек против Молдовы (Busuioc v. Moldova), № 61513/00, § 101, 21 декабря 2004 г. и Кулись и Ружицкий против Польши (Kuliś and Różycki v. Poland), № 27209/03, § 44, 6 октября 2009 г.). Суд присуждает Заявителю затребованную сумму в полном размере, то есть 8 000 евро.
56. Суд признаёт, что Заявитель также понёс моральный ущерб, который не может быть вполне компенсирован одной констатацией нарушения Конвенции. Проведя оценку на справедливой основе, Суд присуждает Заявителю 3 000 евро в этой категории.
B. Судебные издержки
57. Заявитель также потребовал 3 000 евро на покрытие судебных издержек в Суде. Он представил счёт от своего адвоката.
58. Правительство расценило требования Заявителя как чрезмерные.
59. В соответствии с практикой Суда Заявитель имеет право на возмещение своих судебных издержек только в той степени, в которой, как было установлено, они действительно были взысканы, обязательны и имели разумный размер. В настоящем деле, учитывая документы, которыми располагает Суд, и вышеуказанные критерии, Суд считает разумным присудить затребованную сумму в полном объеме.
C. Процентная ставка
60. Суд считает целесообразным принять процентную ставку в соответствии с предельным размером ссудного процента Европейского центрального банка, к которому должны быть добавлены три процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Объявляет жалобу приемлемой.
2. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
3. Постановляет, что:
a) Государство-ответчик обязано выплатить Заявителю в течение трёх месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы в переводе на национальную валюту Государства-ответчика по курсу на момент расчёта:
i) 8 000 (восемь тысяч евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве компенсации финансового ущерба;
ii) 3 000 (три тысячи евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве компенсации морального вреда;
iii) 3 000 (три тысячи евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве компенсации судебных издержек;
б) что с момента истечения вышеуказанных трёх месяцев до момента выплаты на суммы, указанные выше, выплачиваются простые проценты в размере предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода выплаты процентов с добавлением трёх процентных пунктов.
4. Отклоняет оставшуюся часть иска Заявителя о справедливом возмещении.
Совершено на английском языке в письменном виде 4 ноября 2014 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Фатош Араци, Инета Зиемеле,
заместитель юриста секции председатель
© Перевод Центра защиты прав СМИ, 2018
