КРУТОВ против РОССИИ (Krutov v. Russian Federation)

По делу «Крутов против России» Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой, в состав которой вошли: 

ПРОЦЕДУРА

1.  Дело было инициировано после подачи жалобы (№ 15469/04) против Российской Федерации в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — «Конвенция») гражданином России, Александром Николаевичем Крутовым (далее — «Заявитель»), 23 марта 2004 года.

2.  Интересы заявителя представлял г-н М. Рачковский, практикующий юрист из г. Москвы. Российское правительство (далее — «Правительство») было представлено бывшим Уполномоченным Российской Федерации в Европейском Суде, г-ном П. Лаптевым.

3.  Заявитель утверждал, в частности, что был привлечен к ответственности за выражение своего мнения.

4.  14 октября 2005 года Председатель Первой Секции принял решение уведомить Правительство о подаче жалобы.  Было также решено изучить существо жалобы одновременно с вопросом о ее приемлемости (пункт 3 статьи 29).

ФАКТЫ

I.  Обстоятельства дела

5.  Заявитель родился в 1960 году и проживает в г. Саратов.

6.  9 января 2003 года заявитель опубликовал статью под названием «Политические расклады 2002 года: старые лица и новые времена») в выпуске № 1 (10) газеты «Неделя области».  Статья касалась взаимодействия политических групп в Саратовской области и, в частности, роли прокуратуры в Саратовской области и г-на Б., прокурора Саратовской области.

7.  Г-н Б. подал иск о защите чести и достоинства против заявителя и редакции газеты в Кировский районный суд г. Саратова.  Он утверждал, что следующий абзац в тексте статьи порочил его честь, достоинство и деловую репутацию:

 «Наверное, только этим можно объяснить ту непреклонность, с какой областная прокуратура возбуждала уголовные дела в отношении членов областного правительства … но при этом столь же последовательно уводились от уголовного преследования действующие чиновники мэрии и городской думы. Так, в заведомо коррупционном деле вокруг так называемого «Городского благотворительного фонда здравоохранения» на скамью подсудимых сел лишь депутат гордумы К., да и то вскоре был оправдан.  А близкое окружение мэра во главе с самим А. было уведено от ответственности.  В благодарность за поддержку городская администрация стала снабжать прокурорские структуры «дареными» иномарками, мебелью. А сам областной прокурор Б. получил от мэрии в аренду на 49 лет (!) участок земли (якобы для благоустройства) во дворе многоэтажного дома, где он проживает».

8.  Районный суд назначил проведение лингвистической экспертизы оспариваемого фрагмента четырьмя экспертами из Саратовского Государственного Университета.

9.  12 сентября 2003 года экспертная группа, состоящая из четырех человек, единогласно пришла к заключению, согласно которому в статье не давалась оценка личности г-на Б. и статья не носила порочащий характер касательно чести и деловой репутации указанного лица. Публикация создавала впечатление, что действия прокурора были ненадлежащими, и ставила под сомнение правомерность такой долгосрочной аренды и обоснованность цели данной аренды. Однако эти вопросы требовали скорее правового, а не лингвистического изучения.  Эксперты единодушно признали, что фразы «наверное, только этим можно объяснить» и «в благодарность за поддержку» были выражением собственного мнения журналиста, а не утверждениями о факте.  Автор не утверждал, что прокурор Б. получил выгоду от поддержки городской администрации.  Журналист лишь предположил, что прокурор не был беспристрастным, и что уголовное преследование чиновников носило избирательный характер.

10.  14 ноября 2003 года Кировский районный суд г. Саратова вынес решение в пользу истца на основании следующего:

«Принимая во внимание фактические обстоятельства дела, суд считает, что [в статье заявителя] истец – г-н Б. не может рассматриваться как частное лицо, поскольку в общественном восприятии (учитывая тот факт, что истец является публичной фигурой) г-н Б. — гражданин, занимающий  должность прокурора Саратовской области, и его личная и профессиональная репутация и каждодневные поступки должны отвечать более высоким стандартам.

Далее, суд считает, что термин «прокурорские структуры», использованный заявителем в статье, также относился к прокурору, так как в силу занимаемой должности, он нес ответственность за работу всех органов прокуратуры на территории Саратовской области.

С учетом вышесказанного, суд считает, что отрывок из рассматриваемой статьи является ничем иным, как сведениями, распространенными об истце и порочащим его честь, достоинство и деловую репутацию…

Суд не находит доказанным довод ответчиков о том, что они распространили мнение журналиста, основанное на фактах, потому что мнение автора должно не только быть основано на конкретных сведениях, но и не должно порочить честь или репутацию истца, и не должно содержать сведений о противоправном поведении истца.

Поскольку цель выражения мнения – сообщить его третьей стороне, то форма его выражения должна исключать возможность ввести третью сторону в заблуждение относительно того, является ли данная информация мнением или утверждением о факте.

Суд считает, что в настоящем деле ответчики не смогли соблюсти данные требования, и что содержащиеся в статье сведения являются утверждениями о фактах, подлежащими доказыванию в судебном порядке…».

11.  Районный суд отметил, что факты, лежащие в основе оспариваемого отрывка, не оспаривались сторонами.  Так, действительно, уголовные дела были возбуждены в отношении некоторых членов областного правительства, включая члена городской думы – г-на К.  Г-н Б. получил кусок земли на условиях, указанных заявителем, и городская администрация безвозмездно предоставила в пользование прокуратуры автомобиль марки «Хендай», шесть столов и девять шкафов для хранения документов.

12.  Однако, по мнению суда, заявитель не смог доказать, что близкое окружение мэра «было уведено от ответственности» и что мебель, иномарка и кусок земли были предоставлены в «благодарность за поддержку».

13.  Районный суд признал весь отрывок статьи порочащим и обязал газету опубликовать опровержение и взыскал по 5 000 рублей с заявителя и с редакции газеты.

14.  19 декабря 2003 года Саратовский Областной суд вынес постановление по жалобе, поданной заявителем, в котором поддержал решение суда первой инстанции.

II. Применимое национальное законодательство и практика, имеющие отношение к делу

A. Конституция Российской Федерации

15.  Статья 29 гарантирует свободу мысли и свободу слова, наряду со свободой массовой информации.

B. Гражданский кодекс РФ от 30 ноября 1994 года

16. Статья 152 предусматривает, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности.  Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением.

C. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 года № 11 (в редакции от 25 апреля 1995 года)

17.  Постановление (действующее на момент рассмотрения дела) предусматривало, что порочащими являются такие не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т.п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию гражданина или юридического лица.  Под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу (пункт 2).

18.  Пункт 7 Постановления регулирует распределение бремени доказывания соответствия действительности распространенных сведений по делам о защите чести и достоинства.  Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений лицом, к которому предъявлен иск. Обязанность доказать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике.

ПРАВО

I.  Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

19. Заявитель утверждал о нарушении его права на свободу выражения мнения, предусмотренного статьей 10 Конвенции, которая гласит:

«1.  Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей…

2.  Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».

A.  Приемлемость

20.  Суд считает, что жалоба не является явно необоснованной в рамках значения пункта 3 статьи 35 Конвенции.  Суд далее отмечает, что не видит других оснований для признания жалобы неприемлемой. Следовательно, Суд объявляет жалобу приемлемой.

B.  Существо жалобы

1.  Объяснения сторон

21.  Правительство считало, что вмешательство в осуществление заявителем его права на свободу выражения мнения было предусмотрено законом, а именно статьей 152 Гражданского кодекса РФ. Вмешательство преследовало законную цель — защитить репутацию других людей, в частности прокурора Б., и было необходимым в демократическом обществе.  Правительство ссылалось на постановление районного суда, в котором указывалось, что заявитель не смог доказать достоверность распространенных им сведений.  Наказание, которое было назначено заявителю, не было суровым.

22.  Заявитель поддержал свою жалобу.  Он утверждал, что отрывок из рассматриваемой статьи выражал лишь его личное мнение, основанное на известных ему фактах, касающихся политической обстановки в области.  Вынося решение по иску г-на Б. о защите чести и достоинства, районный суд не стал разграничивать оценочные суждения и утверждения о фактах.  Суд не придал значения заключению группы экспертов, которые пришли к выводу, что рассматриваемый отрывок выражал личное мнение заявителя, и вынес несправедливое решение при рассмотрении настоящего спора. Действуя в соответствии с положениями пункта 2 статьи 10 Конвенции, заявитель в своей статье обсуждал вопросы, представляющие общественный интерес и касающиеся взаимодействия политических групп в области, и выразил критику в адрес работы областного прокурора. Национальные суды не обосновали, почему ими было отдано предпочтение защите личных неимущественных прав областного прокурора, а не праву заявителя на свободу выражения мнения и интересу общественности в получении информации. Как не было продемонстрировано и то, какое негативное влияние оказали распространенные заявителем суждения на профессиональную карьеру г-на Б.  Напротив, г-н Б. был впоследствии повышен до должности заместителя генерального прокурора РФ в Дальневосточном округе.  В целом, заявитель настаивал, что вмешательство российских властей в осуществление им своего права на свободу выражения мнения не преследовало законную цель, не было необходимым в демократическом обществе, и шло вразрез с пунктом 2 статьи 10 Конвенции.

2.  Оценка Суда

23.  Суд отмечает, что у сторон не вызывает разногласий тот факт, что вынесенные по делу о защите чести и достоинства постановления представляли собой вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения, охраняемого пунктом 1 статьи 10 Конвенции.  Сторонами также не оспаривается, что вмешательство было предусмотрено законом, а именно, статьей 152 Гражданского кодекса РФ.  Суд также принимает довод Правительства, что вмешательство преследовало законную цель защитить репутацию и права областного прокурора Б. с тем, чтобы он мог выполнять свою работу без ненадлежащих помех.  Следовательно, остается установить, является ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе».

24.  Основные принципы, касающиеся этого вопроса, четко установлены в практике Суда, и могут быть кратко изложены следующим образом (см., к примеру, постановление по делу Хертель против Швейцарии (Hertel v. Switzerland), 25 августа 1998 года, § 46, Reports 1998-VI):

«(i)  Свобода выражения мнения, как предусматривает пункт 1 статьи 10, является одной из фундаментальных основ демократического общества и одним из основных условий его развития и самореализации каждой личности. Как отмечено в пункте 2, она применима не только по отношению к «информации» или «идеям», которые благоприятно воспринимаются в обществе, либо рассматриваются как безобидные или нейтральные, но также и в отношении тех, которые шокируют, оскорбляют или вызывают беспокойство; таковы требования терпимости, плюрализма и широты взглядов, без которых нет «демократического общества».  Как указано в статье 10, осуществление этой свободы предполагает ограничения, которые … «должны трактоваться узко, и их необходимость должна быть убедительно доказана …».

(ii)  Как следует из смысла пункта 2 статьи 10, прилагательное «необходимый» предполагает существование «насущной общественной потребности».  Договаривающимся государствам представлены определенные пределы усмотрения в оценке того, существует ли подобная потребность, но в то же время это идет рука об руку с европейским надзором за законодательством и практикой его применения, включая решения, вынесенные независимыми судами.  Таким образом, Европейский Суд уполномочен выносить окончательное решение по вопросу о том, насколько «ограничение» совместимо со свободой выражения мнения в том виде, как она защищается статьей 10.

(iii)  Задача Суда при осуществлении его контрольной функции состоит не в том, чтобы подменять собой национальные органы власти, а скорее в том, чтобы проверить в свете статьи 10 и обстоятельств всего дела, вынесенные национальными судами решения, которые последние выносят, используя свое право на свободу усмотрения.  В частности, Суд должен установить, было ли рассматриваемое вмешательство «пропорционально преследуемым законным целям», и были ли причины, указанные органами федеральной власти в его оправдание «убедительными и достаточными». Осуществляя эту функцию, Суд должен убедиться в том, что органы государственной власти применяли стандарты, отвечающие принципам, изложенным в статье 10, и, более того, что в основе их решений лежит допустимая оценка соответствующих фактов …».

25.  При изучении конкретных обстоятельств дела, Суду необходимо взвесить ряд факторов, чтобы определить пропорциональность оспариваемой меры.  Во-первых, Суд отмечает, что заявитель был журналистом. В этой связи, Суд напоминает, что пресса играет важную роль в демократическом обществе.  Хотя пресса и не должна преступать установленных границ, особенно в отношении репутации и прав других лиц, тем не менее, ее долг состоит в том, чтобы сообщать любым способом, который не противоречит ее обязанностям и ответственности, — информацию и идеи по всем вопросам, представляющим общественный интерес (см. постановление по делу Де Хаес и Гийселс против Бельгии (De Haes and Gijsels v. Belgium)от 24 февраля 1997 года, § 37, Reports 1997-I, и постановление по делу Бладет Тромсе и Стенсаас против Норвегии (Bladet Troms? and Stensaas v. Norway) [GC], № 21980/93, § 59, ECHR 1999-III).  Журналистская свобода также охватывает возможное обращение к некоторой степени преувеличения или даже провокации (см. постановление по делу Прагер и Обершлик против Австрии (№ 1) (PragerandOberschlick v. Austria (no. 1)) от 26 апреля 1995 года, § 38, Series A no. 313).

26.  Суд также принимает во внимание тот факт, что оспариваемая статья была опубликована в начале 2003 года и содержала обзор политической обстановки в регионе, суммируя политические события ушедшего года. В статье приводились комментарии взаимодействия политических сил, и упоминалась роль, которую в нем играли известные политики и должностные лица.  По мнению Суда, статья затрагивала важные вопросы, и заявитель был вправе привлекать внимание общественности к этим вопросам через публикации в прессе.

27.  Далее Суд отмечает, что в рассматриваемом отрывке критика заявителя относилась к областному прокурору Б., который, будучи должностным лицом, вносящим свою лепту в обеспечение надлежащего отправления правосудия, должен пользоваться доверием общественности и быть защищен государством от необоснованных обвинений (см. постановление по делу Лешник против Словакии (Le?n?k v. Slovakia),  № 35640/97, §§ 54-55 in fine, ECHR 2003?IV).  Тем не менее, Суд повторяет, что границы допустимой критики в отношении должностных лиц, обладающих властью, шире, чем в отношении частных лиц, и рамки свободы усмотрения национальных властей касательно защиты их репутации должны быть соотнесены с интересами демократического общества в обеспечении и поддержании свободы прессы.

28.Соответственно, национальные власти должны были установить должный баланс между правом журналиста на свободу выражения мнения, с одной стороны, и правом областного прокурора на защиту своей репутации, с другой.  Однако в тексте решений, принятых национальными судами, Суд не углядывает каких-либо свидетельств того, что они пытались установить такой баланс.  В своем анализе власти ограничились важностью защитить интересы прокурора без принятия во внимание стандарта, требующего, в соответствии с Конвенцией, веских причин для обоснования ограничения обсуждения в прессе вопросов, представляющих общественный интерес (см., среди других, постановление по делу Годлевский против России (Godlevskiyv. Russia), № 14888/03, § 41, от 23 октября 2008 года).  Соответственно, Суд находит, что национальные суды не смогли установить, что настоящее дело затрагивает конфликт между правом на свободу выражения мнения и правом на защиту репутации.

29.  Что касается причин, которые привели национальные суды в обоснование вмешательства в право заявителя на свободу выражения мнения, Суд отмечает, что суды не приняли довод заявителя о том, что оспариваемый отрывок представлял собой оценочное суждение, считая его утверждением о факте, сделанным заявителем, который давал понять, что г-н Б. совершал противоправные действия, что заявитель не смог доказать.  Отклонив довод заявителя, национальные суды не стали изучать вопрос, являлся ли отрывок выражением оценочного мнения. Они также не привели никаких объективных доказательств, свидетельствующих либо о достоверности, либо о недостоверности оспариваемого отрывка.  В этой связи Суд отмечает, что во многих случаях оценить, является ли конкретная фраза оценочным суждением или утверждением о факте, может быть достаточно сложно.  Однако в соответствии с установленной практикой Суда даже оценочное суждение может иметь под собой достаточную фактическую основу, чтобы являться справедливым комментарием в соответствии со статьей 10 Конвенции (см., например, постановление по делу «Шарзах и Ньюс Ферлагсгезельшафт» против Австрии» (Scharsach and News Verlagsgesellschaft v. Austria), № 39394/98, § 40 in fine, ECHR 2003?XI).

30.  В рассматриваемом отрывке заявитель предположил наличие политического союза между городской администрацией и областной прокуратурой.  Он сделал данный вывод на основании ряда фактов, таких как возбуждение и исход уголовных дел в отношении некоторых политиков, передача мебели и транспортных средств прокуратуре, и долгосрочная аренда земли областным прокурором, предоставленная на льготных условиях.  Суд отмечает, что достоверность всех соображений, которые легли в основу сведений, распространенных заявителем, была подтверждена в ходе судебного разбирательства в национальных судах. Уголовные дела были действительно возбуждены в отношении некоторых членов областного правительства, депутата городского законодательного органа К.  Г-н Б. действительно получил кусок земли на условиях, указанных заявителем, и городская администрация г. Саратова действительно предоставила в пользование прокуратуры автомобиль марки «Хендай», а также шесть столов и девять шкафов для хранения документов (см. пункт 11).  Следовательно, Суд убежден, что предположение заявителя о том, что «привилегии» для прокуратуры и самого прокурора не были случайными, имело достаточное фактическое основание.  Оснований для других выводов нет, кроме тех, что предположение заявителя было сделано без злого умысла и с законной целью содействовать информированию общественности о политической ситуации в области и роли в ней областного прокурора.

31.  Суд считает, что намекая на «благодарность» областному прокурору со стороны городской администрации, заявитель высказал оценочное суждение, достоверность или ложность которого не подлежит доказыванию. Соответственно, национальные суды возложили на заявителя чрезмерное бремя, требуя доказать  достоверность мнения.

32.  В заключение, Суд отмечает, что в рассматриваемом отрывке заявитель не прибегал к оскорбительным и несдержанным формулировкам.  Возможно, что использованные фразы граничили с преувеличением и провокацией, но, учитывая цель публикации и реакцию, на которую она была направления, Суд приходит к мнению, что использованные формулировки нельзя считать чрезмерно резкими.

33.  В свете вышеизложенного, Суд считает, что национальные власти преступили границы свободы усмотрения, признав заявителя виновным в диффамации.  Они не представили «веских» причин в обоснование рассматриваемого вмешательства.  Тот факт, что дело рассматривалось в порядке гражданского, а не уголовного, судопроизводства и что окончательная сумма компенсации морального вреда была незначительной, не оправдывают то, что принципы, использованные российскими судами, противоречили принципам, установленным статьёй 10 Конвенции.  Следовательно, вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было непропорциональным преследуемой цели и не было «необходимым в демократическом обществе».

34.  Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

35.  Заявитель подал жалобу в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, утверждая, что районный суд вышел за рамки требований г-на Б. и не разрешил спор о защите чести и достоинства в соответствии с гарантиями справедливости, предусмотренными в пункте 1 статьи 6 Конвенции.

36.  Однако изучив все представленные материалы, Суд не находит свидетельств нарушения данной статьи. Отсюда следует, что эта часть жалобы должна быть отклонена как необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

37.  Статья 41 Конвенции гласит:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протокола к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне …».

A.  Материальный ущерб

38.  Заявитель требовал 150 евро в качестве компенсации материального ущерба, что соответствует сумме, которую заявитель уплатил г-ну Б. по решению российских судов и 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

39.  Правительство сочло разумной сумму компенсации материального ущерба, заявленную заявителем.  Правительство отметило, тем не менее, что эта сумма может быть выплачена заявителю после предоставления доказательств того, что он фактически заплатил указанную сумму г-ну Б. Что касается требования заявителя в части компенсации морального вреда, Правительство считало заявленную сумму чрезмерной и предложило, что признание нарушения будет являться достаточной справедливой компенсацией.

40.  Суд отмечает, что требование заявителя о компенсации материального ущерба прямо вытекает из постановлений, принятых национальными судами, которые Суд счел противоречащими статье 10 Конвенции.  Соответственно, Суд удовлетворяет требование заявителя в части компенсации материального ущерба в размере 150 евро.  Далее, Суд считает, что моральный вред, причиненный заявителю, не может быть возмещен в должной степени лишь признанием самого факта нарушения его права.  Сделав объективную оценку, Суд присуждает заявителю 1 000 евро плюс налоги, взимаемые с этой суммы.

B.  Расходы и издержки

41.  Заявитель не требовал возмещения судебных расходов и издержек. Следовательно, Суд не видит необходимости назначать ему какую-либо сумму по данному пункту.

C.  Процентная ставка

42.  Суд считает справедливым, что процентная ставка должна соответствовать предельной процентной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО

1.  Объявляет жалобу в части вмешательства в право заявителя на свободу выражения мнения приемлемой, а в остальной части — неприемлемой;

2.  Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3.  Постановляет:

(a)  что государство-ответчик обязано выплатить заявителю, в течение трех месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы с последующим их пересчетом в валюту Государства-ответчика по курсу, действующему на момент расчета:

(b)  на указанную сумму начисляется простой процент в размере 3% годовых, который подлежит уплате по прошествии вышеупомянутого трехмесячного срока вплоть до погашения задолженности;

4.   Отклоняет  остальную часть требования заявителя о справедливой компенсации.

Выполнено на английском языке, представлено в письменной форме 3 декабря 2009 года, в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.