Для чего президент разрешил ФСО «принимать меры по защите персональных данных» госчиновников и членов их семей: комментарий директора Центра защиты прав СМИ Галины Араповой.
С момента введения в законодательство термина «персональные данные» их защита стала наваждением у государственных органов. Действительно ли граждане России так страдают от неправомерного разглашения их персональных данных? Да, все мы время от времени получаем эсэмэски и звонки от незнакомых компаний с предложением различных услуг — от кредитов до массажа, из которых видно, что это не просто реклама, а адресат знает о нас подозрительно много. Продажа взломанных баз данных избирателей, пациентов, клиентов банков мало кого удивляет.
Недавно один обыватель (мы по понятным причинам не назовем его имя) обнаружил свои персональные данные, имя, факт судимостей и статус ВИЧ-инфицированного в базе данных, купленной на Савеловском рынке Москвы. Он пытался получить защиту своей приватности, но государство не увидело проблемы в утечках ведомственных баз данных. Как не увидел ее и официальный представитель РФ при ЕСПЧ Михаил Гальперин, представивший в Европейский суд позицию РФ: нет в этой ситуации никакого нарушения права на неприкосновенность частной жизни, а база данных наверняка подделка, МВД утечек не допускает. То есть добиться защиты своих персональных данных обычному человеку довольно трудно, практически невозможно.
Зато наряду с этим постоянно усиливаются меры по защите персональных данных чиновников высокого ранга и их близких. Президент Путин своим указом только что расширил полномочия Федеральной службы охраны (ФСО), предоставив ей право «принимать меры по защите персональных данных» высокопоставленных чиновников и членов их семей. Что именно может делать ФСО, «принимая меры», — не конкретизируется. Расплывчато выглядит и термин «члены семей»: так, согласно Закону о противодействии коррупции, регулирующему обязательное декларирование доходов госслужащих, члены семей четко определены как «супруг и несовершеннолетние дети». Особо охраняемые «объекты государственной защиты» — это президент РФ, председатель правительства, председатели Совета Федерации и Государственной думы, Конституционного суда РФ и Верховного суда РФ, а также генеральный прокурор и председатель Следственного комитета. Но даже у этих лиц семьи бывают большими.
Формулировки указа наводят на мысль, что все эти нововведения — реакция на журналистские расследования и расследования Фонда по борьбе с коррупцией о сыновьях Чайки, домике для уточки на одном из многочисленных объектов недвижимости Дмитрия Медведева, виолончелисте Ролдугине и т.д.
Журналистские расследования о коррупции так или иначе затрагивают личности государственных служащих, сообщают об их имуществе, родственных связях с теми, на кого записано имущество или кто получает доходы с окологосударственного бизнеса. Все это теперь может быть расценено как информация, идентифицирующая личность, то есть как персональные данные, и на их защите будет стоять не только Роскомнадзор, в компетенцию которого до сих пор входил контроль за соблюдением Закона о персональных данных, но тяжелая артиллерия в виде ФСО. А там кто знает, что еще будет входить в компетенцию службы по «принятию мер по защите», тем более она совсем не прозрачная.
Все эти новшества в очередном усилении охраны больших начальников уже никого не удивляют, но у юристов все же вызывают вопросы. Как это все соотносится с декларируемой борьбой с коррупцией? Как это будет отвечать интересам общества? Что теперь будет с обязательным декларированием доходов государственных служащих, их супругов и несовершеннолетних детей? Там ведь тоже масса персональных данных, которые теперь под особой защитой. Значит ли расширение круга охраняемых близких родственников до невнятного «члены семей», что и вполне себе совершеннолетние дети, двоюродные братья-сестры, свояки, племянники тоже пользуются защитой?
С формальной точки зрения критиковать этот указ сложно: государство выполняет свою роль, защищая права и интересы граждан. Но не всех. Это как по Джорджу Оруэллу: все равны, но некоторые равнее.
Галина Арапова,
медиаюрист, директор Центра защиты прав СМИ, — специально для «Новой», Воронеж
Источник: Новая газета
