Уголовное дело в отношении Светланы Прокопьевой было возбуждено около полутора лет назад. Больше года это дело расследовалось органами предварительного следствия. Было проведено большое количество допросов, осмотров, всевозможных следственных и процессуальных действий.
Все это было проделано ради двух страниц текста публикации. Текста, написанного простым и понятным языком. И чтобы понять смысл которого не требуется никаких специальных познаний в области лингвистики.
Тем не менее, ни в ходе предварительного следствия, ни в суде, мы не дождались от стороны обвинения главного — анализа текста этой публикации, ссылок на конкретные высказывания, имеющие, по мнению стороны обвинения, признаки оправдания терроризма.
Вместо собственного правового анализа государственный обвинитель предлагает суду выдержки и цитаты из заключений лингвистов и психологов.
Очень показательным здесь является то, что сторона обвинения ни разу не огласила в суде текст статьи. Это, несмотря на то, что все остальное в материалах дела вторично по отношению к самой статье Прокопьевой и исследование и оглашение ее текста – это первое с чего должна была начать государственный обвинитель.
Статья «Репрессии для государства» была оглашена в суде Светланой Прокопьевой после того, как защита приступила к представлению своих доказательств.
О чем этот текст, в чем его смысл, какова цель?
В ходе судебного заседания, мы постоянно обращались к отдельным высказываниям Прокопьевой, содержащимся в тексте статьи, анализировали их смысл, в том числе, с привлечением специалистов.
При ознакомлении с содержанием этой статьи, сразу видно, что общий смысл публикации – это поиски причины теракта, совершенного в Архангельске. Предметом речи также является критика в отношении деятельности государства, в том числе, правоохранительной системы относительно ненадлежащего соблюдения гражданских прав и свобод, и что, как следствие приводит к радикализации, в частности, молодежи.
В подтверждение своих суждений, Светлана Прокопьева приводит историческую аналогию, которая принадлежит не ей, она указывает на то, что это уже высказано многими: В своей публикации она это так говорит: «не зря многие тут же вспомнили народовольцев». При этом, эта аналогия представляется ей «чудовищной», она так и называет это: «Сходство тем более чудовищное, если помнить о различиях: те юные смертники, террористы 19 века, жили при монархизме, когда гражданские права и свободы не были не то, что признаны Россией, но даже и сформулированы должным образом, а из каналов распространения информации имелись в лучшем случае ежедневные газеты».
В публикации перечисляются возможности, которыми не воспользовался Жлобицкий, чтобы заявить о своей политической позиции – митинги, одиночные пикеты и прочее: «Он не вышел с пикетом. Не стал собирать митинг. Не опубликовал статью, манифест, открытое письмо с требованием перестать фабриковать дела и пытать людей. Он не пошел ни в одну из партий с предложением включить этот пункт в политическую программу. Он не обратился к своему депутату в Госдуме».
И далее в тексте указывается: «Для разговора с ФСБ он выбрал бомбу».
Из этого следует указание на то, что Жлобицкий выбрал неприемлемый способ действий – она прямо указывает на это. Если человек имел выбор, значит никакой речи о вынужденности уже не идет, поскольку, естественно, вынужденность предполагает отсутствие всякого выбора.
Как я сказал выше, в тексте также содержится критика деятельности государства, в частности, правоохранительных органов и выражена в статье, например, с использованием таких фраз как: суровое государство, жестокая правоохранительная система, государство прессует, страна, власть в которой принадлежит силовикам, репрессивное государство, безжалостное государство.
А также, например, такое высказывание: «Суровое государство, с жесткой, а точнее жестокой правоохранительной системой, для которой главное – наказать преступника, а не защитить права, воспитало соответствующее поколение граждан».
В подтверждение утверждений о репрессивности государства, в тексте приводятся примеры из жизни – про активиста Милушкина и свой собственный негативный опыт взаимодействия с представителями власти.
Фраза в конце текста «надейтесь, что он исключение», по сути, означает – не допустите повторения этого в будущем.
То есть, как мы видим, в публикации привлекается внимание представителей государства к различным проблемам для их решения, для того, чтобы предотвратить в будущем повторение подобных преступлений.
Посмотрим содержится ли в тексте какие-либо положительные оценки террориста и совершенного им теракта.
Напротив, мы видим, что в тексте есть негативные оценки относительно случившегося в Архангельске. Светлана прямо называет Жлобицкого – террористом, а совершенный им взрыв — терактом.
Излагая в публикации предсмертное сообщение Жлобицкого, она говорит: «Написал террорист». Теракт, террорист – это безусловно относится к отрицательным характеристикам в нашем обществе.
И далее в тексте: «То есть это не что-то личное, это вполне себе политическое действие. Теракт как метод политической борьбы… Не зря многие тут же вспомнили народовольцев. Сходство тем более чудовищное, если вспомнить о различиях». Этим высказыванием выражается негативная оценка терактов как таковых – и тех, что совершали народовольцы в 19 веке, а также в 21веке – теракт в Архангельске. Негативная оценка выражена здесь с использованием слова «чудовищный» (согласно словарю Ожегова, это слово означает – что-то, отличающееся по своим отрицательным качествам).
Далее: «Репрессивное по отношению к собственным гражданам государство теперь встречает ответочку. Юный гражданин, который видел от власти только запреты и наказания, не мог и придумать другого способа коммуникации. Жестокость порождает жестокость». Смысл этого высказывания в том, что жестокое государство породило ответную реакцию, то есть теракт, при этом теракт назван словом «жесткость», которое имеет исключительно негативное значение.
Таким образом, очевидно, что в публикации не содержится каких-либо высказываний, которыми бы теракт и террорист оценивались положительно и которые можно было бы квалифицировать, как заявления о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании, как это определяется в Примечании к статье 205.2 УК РФ. Наоборот, мы видим, что в тексте имеются исключительно негативные оценки и теракта и террориста.
Экспертизы стороны обвинения.
Сторона обвинения представила суду несколько судебных психолого-лингвистических экспертиз в качестве доказательств по делу.
Но можем ли мы, безусловно доверять и полагаться на эти заключения? Действительно ли, эксперты выполнили свою работу безупречно, в соответствии с высокими стандартами профессионализма и нравственно-этическими принципами, как это предусмотрено, например, этическим кодексом экспертов. Можем ли мы сказать, что, их заключения, их ответы, не дают ни малейших сомнений в их квалификации и обоснованности выводов.
Мы допросили четырех экспертов из Южного экспертного центра и Северо-Западного экспертного центра. Мы также исследовали заключение двух экспертов из Хакассии – Якоцуц и Байковой.
Поскольку в суде было уделено довольно много внимания и времени исследованию этих экспертиз, мы подробно допрашивали экспертов относительно их квалификации и обоснованности выводов, то я бы хотел сейчас обратить внимание суда на несколько, на мой взгляд, наиболее существенных ошибок, которые были допущены экспертами в исследованиях, и которые не могли не повлиять на правильность их выводов.
А) Так, в двух экспертных заключениях (в заключении Хакасских экспертов Якоцуц и Байковой и в заключении Северно-Западного экспертного центра при Минюсте) имеется одна и та же фактическая ошибка, которая касается следующего высказывания Светланы Прокопьевой: «Этот взрыв, на мой взгляд, лучше, чем любая колонка политолога или отчет Human Rights Watch, доказывает, что в России нет условий для политического активизма».
Хакасские эксперты – лингвист, а затем и психолог неверно истолковывают эту фразу со сравнительной конструкцией «лучше, чем», они грубо искажают ее содержание, приписывают ей положительную оценку теракта.
Конструкция «лучше, чем», безусловно, относится к слову «доказывает» (доказывает отсутствие политического активизма «лучше, чем любая колонка политолога или отчет Human Rights Watch»), а не просто сравнивает между собой «взрыв» и «колонку политолога» в пользу первого. В данном высказывании отсутствует положительная оценка теракта, поскольку речь идет об отсутствии условий в России для политического активизма, что, по мнению Прокопьевой, доказывает произошедший теракт.
И вот, интерпретация экспертами этого высказывания, как содержащего значение оправдания не соответствует контексту и говорит либо о намеренном искажении значения, либо о непонимании смысла и отсутствии компетенции для экспертного исследования.
То есть, по сути, это исследование основано на искажении контекста статьи и приписывании ей значений, которые в тексте отсутствуют. Вывод эксперта делается на основе одной фразы, которая на протяжении всего исследования неоднократно приводится как содержащая положительную оценку теракта. Конечно, это не могло не повлиять на правильность окончательных выводов экспертов.
Аналогичную ошибку относительно интерпретации этого высказывания сделали и эксперты Северо-Западного экспертного центра.
Б) Далее. Эксперты Южного экспертного центра и Северо-Западного экспертного центра для определения лингвистических признаков оправдания ошибочно принимали во внимание отсутствие в тексте порицания и осуждения теракта, несмотря на то, что это не является компонентом диагностического комплекса значения оправдания, который предусмотрен действующими Методиками для проведения психолого-лингвистических экспертиз, о чем, в частности, нам говорила один из авторов этой Методики – Специалист в области судебной лингвистики – Сафонова Юлия Александровна.
В) Кроме этого, во всех экспертизах не учитывалось того, что в публикации перечисляются возможности, которыми не воспользовался Жлобицкий, чтобы заявить о своей политической позиции – митинги, одиночные пикеты и прочее. Это очень важно для определения того, имелось ли в тексте в виду то, что террорист действовал вынужденно, или же подразумевалось, что он сделал выбор в пользу неприемлемого действия.
Г) Также ни в одной экспертизе не учитывалось то, что в тексте публикации использовались негативные оценки взрыва в Архангельске. Взрыв прямо назывался терактом, а Жлобицкий – террористом. А также другие высказывания, на которые я уже указывал.
Д) в этих заключениях имеются и многие другие упущения и ошибки, свидетельствующие о некомпетентности экспертов и необоснованности их выводов, на которые мы обращали внимание при допросах экспертов, а также в своих ходатайствах, касающихся экспертиз.
Е) В отношении заключения Хакасских экспертов, самым запоминающимся, конечно, оказался ответ из Хакасского государственного университета, полученный на запрос адвоката Виталия Викторовича Черкасова. В нем было указано, что Университет никогда не проводил экспертизу по этом делу, никогда не регистрировал экспертизу под таким номером, Байкова никогда не привлекалась университетом для производства экспертизы, а бланк на котором представлено заключение, не соответствует бланку университета, то есть эксперты для своей экспертизы использовали подложный бланк государственного Университета.
И вот при таких обстоятельствах: можем ли мы, может ли суд, безусловно доверять и полагаться в своих выводах на те заключения, которые были представлены в суде стороной обвинения. Действительно ли, для нас очевидно, что эксперты выполнили свою работу безупречно, в соответствии с высокими стандартами профессионализма. Можем ли мы сказать, что их ответы, их заключения, не дают ни малейших сомнений в их квалификации, честности, и научной обоснованности их выводов.
Заключения специалистов, представленные защитой
В свою очередь, сторона защиты тоже представила суду свои доказательства – заключения специалистов. Они были исследовали в судебном заседании. Каждый из привлеченных защитой специалистов, является профессионалом с безупречной репутацией, огромным опытом работы, а, например, Юлия Александровна Сафонова, является автором той самой Методики, которой руководствоваться эксперты лингвисты и психологи при производстве подобных экспертиз.
Все специалисты, привлеченные стороной защиты, установили, что в тексте Светланы Прокопьевой не содержится комплекс лингвистических признаков оправдания терроризма. Обоснованность их выводов, по сути, не была подвергнута сомнению государственным обвинителем, поскольку при их допросах в ходе судебного следствия, государственный обвинитель не задала им ни одного вопроса по существу их исследований. И сегодня государственный обвинитель не смогла в прениях привести ни одного довода по существу заключений, который бы поставил под сомнения выводы и показания специалистов. При этом, специалисты были допрошены в суде по всем правилам, предусмотренным уголовно-процессуальным кодексом, в том числе они были предупреждены судом об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
И самостоятельный анализ текста публикации и заключения специалистов показывают, что текст направлен на поиск причин теракта, произошедшего в Архангельске, да, в нем содержится жесткая критика государства, правоохранительных органов, однако, при этом, ни одно высказывание Светланы Прокопьевой не выходит за пределы допустимой критики и не является оправданием каких-либо незаконных и общественно-опасных действий, в том числе и оправданием терроризма.
И здесь будет уместно вспомнить практику Европейского Суд по статье 10 Европейской Конвенции, где указывается, что защите подлежат, в том числе высказанные идеи, которые являются неудобными для государства или оскорбляющими или шокирующими некоторых лиц».
В соответствии с принципами, сформулированными Европейским Судом в своих решениях, — высказываясь по вопросам общественной значимости, журналисты имеют право прибегнуть к некоторому преувеличению или даже провокации, так как ст. 10 Европейской Конвенции защищает не только содержание высказывания по общественно-значимым вопросам, но и форму высказывания, которую выбрал журналист.
Критика, высказанная Прокопьевой в своей колонке, безусловно неприятна для некоторых представителей государства, для правоохранительных органов, но в своих высказываниях она затрагивает общественно-значимые темы. Это и темы, связанные с нарушениями прав и свобод граждан, подавлением протестной активности, это, собственно тема, затрагивающая анализ причин совершенного теракта, и при этом Светлана, подвергая критике органы власти, не выходит за допустимые пределы свободы выражения мнения, — ее слова не несут никакой угрозы ни национальной безопасности, ни общественному порядку.
Поэтому нет никаких оснований, чтобы ограничивать ее право на свободу выражения мнения и распространения информации, и тем более, не было оснований для привлечения ее за высказанное мнение к уголовной ответственности.
Важно также отметить и то, что перед выходом программы в эфир и перед опубликованием текста – эта публикация прошла проверку двух опытных главных редакторов Костикова и Савенко, которые изучили текст Светланы, и, не найдя в нем никаких проблем, приняли решение о выходе программы и публикации текста. Согласно Закона «О средствах массовой информации» именно главный редактор является тем, кто принимает окончательное решение о публикации или выходе в эфир любого журналистского материала. Поэтому, учитывая положения Закона о СМИ, а также показания данные Костиковым и Савенко на начальном этапе расследования, нет никаких сомнений, что так это и было и материал Светланы видели опытные редакторы и тоже не усмотрели в тексте каких-то нарушений закона, включая и оправдание терроризма.
Заключение.
В самом начале процесса, я высказал свое отношение к предъявленному Светлане Прокопьевой обвинению, назвав его неконкретным, неопределенным, поскольку обвинение не указало никаких высказываний из публикации Прокопьевой, которые содержат признаки оправдания. Неконкретное обвинение – это всегда несостоятельное обвинение. В данном случае, отсутствие описания конкретных высказываний, означает, неустановление объективной стороны состава преступления. И конечно, такие дела не должны доходить до суда, такие ошибки необходимо исправлять на стадии предварительного расследования.
Однако, судя по всему, критика, высказанная Светланой в своей колонке, слишком больно задела, некоторых представителей государства, потому что, анализируя в колонке причины теракта, она волей-неволей указывала и на некоторую ответственность государства за случившееся. Как журналист она имеет законное право об этом говорить.
И именно это, именно критику, Светлане не простили. Именно это является настоящей причиной уголовного преследования, а не оправдание терроризма, которого в ее колонке и близко нет.
Уважаемый Суд, в вашей власти находится возможность исправить эту несправедливость и оправдать Светлану Прокопьеву, о чем я вас и прошу.
Выступление Светланы Прокопьевой читайте здесь.
Источник: Центр защиты прав СМИ
