Петербургских журналистов Татьяну Вольтскую и Романа Перла Минюст включил в реестр СМИ-иноагентов в начале октября. «Бумага» узнала у них, с какими юридическими трудностями им пришлось столкнуться, какие страхи вызывает включение в реестр и как на статус реагируют окружающие.
Татьяна Вольтская
поэт, журналистка, сотрудничает с «Радио Свобода»
— Всего этого ждешь, конечно, но всё равно это удар. Чувствуешь себя дискриминированным. Кажется, что стены прозрачные, что на тебя свалилась глыба, которую теперь непонятно, как разгребать. Это как когда ездишь на машине и понимаешь, что авария может случиться со всеми, но думаешь, что с тобой не случится.
Первым делом я пыталась понять, какие на меня ложатся ограничения. Пообщавшись с еще одним «иноагентом», я решила вешать плашку на всех своих постах.
Я поэт, у меня фейсбук на 99,9 % состоит из моих стихов, которые довольно хорошо читают и комментируют. Я, как вежливый человек, всем отвечаю как минимум «спасибо». Сначала я думала, что если пост уже вышел под грифом иностранного агента, то комментарии можно писать свободно. Потом мне юристы и коллеги объяснили, что совершенно железобетонно, по мнению Минюста, каждый комментарий — это отдельное сообщение. Хочешь сказать «спасибо» — пиши отдельно, что оно создано иностранным агентом. Пришлось писать отдельный пост, в котором я пояснила, что теперь «спасибо» и «будь здоров» буду писать крайне редко. Потому что это дикость, представьте себе серию этих огромных плашек с одним или двумя словами [моего текста].
Потом пошли совещания с коллегами, как создавать ООО. Я, конечно, считаю, что это совершенно не правовая вещь. Я получила из Минюста бумагу, что я — это СМИ. Так ведь можно сказать человеку: «ты — танк», «ты — установка „Град“», «ты — трамвай». Как захочется Минюсту, так он тебя и обзовет. Это же против человеческой логики.
Мы всё это будем обжаловать. Понятно, что это вряд ли даст какие-то плоды. Но хотелось бы дойти до Конституционного суда. Мне просто интересно — если мы все не сошли с ума, то на каких основаниях можно указать, что человек является СМИ? И почему кто-то — в данном случае Минюст — может принуждать меня создавать юридическое лицо?
Слава богу, помогают «Центр защиты прав СМИ» и адвокат. Мне проще, потому что я все-таки журналист, человек, который более-менее на виду, уже прошла суд в 2020 году по поводу своей публикации. Какой-то опыт есть. Несколько человек сразу объявили иноагентами — мы, по крайней мере, можем действовать сообща. Думаю, гораздо тяжелее было той же Дарье Апахончич, которую одной из первых объявили [СМИ-иноагентом].
Но все всё равно к этому не подготовлены. К дикости, абсурду и дискриминации нельзя быть подготовленным. Евреям в нацистской Германии запретили определенные виды деятельности — они жили в новой реальности. Я тоже живу в новой реальности. Мне запрещено выходить на публику без «желтой звезды». Из-за этого уже было отменено мое выступление в Кемерове.
Это мои домыслы, но, поскольку моих коллег с «Радио Свобода» тоже объявили иноагентами, я думаю, что именно [сотрудничество с этим изданием] стало сильным аргументом [для внесения меня в реестр]. Действительно, деньги я получаю с Запада («Радио Свобода» финансируется правительством США — прим. «Бумаги»). Но ни одной публикации [мной] не было сделано для пользы и процветания Америки. Все они были сделаны для информирования моих сограждан о том, что происходит в нашей стране.
И, конечно, у меня есть достаточно много гражданских стихов. Начиная с 2014 года — со стихов Украине, против российской агрессии. И я полагаю, что сложились эти два факта — что я работаю на радио с американским финансированием и что пишу гражданские стихи, которыми выражаю недовольство действиями властей. Думаю, эти стихи тоже известны, как у нас любят говорить, «там, где надо».
Я никогда не хотела уехать [из России]. Всегда хотела жить и быть полезной здесь. Очень плохо представляю себе жизнь вне России. Если говорить о какой-то трагедии для меня, это была бы необходимость отъезда. Мои читатели здесь, мой язык здесь, мои источники вдохновения, друзья, воспоминания, всё — здесь. Если я чего и боюсь, то этого сценария. Поэтому я буду ставить все эти плашки, всё соблюдать, как бы ни было неприятно.
Минюст будет сидеть и смотреть за нами, следить, когда мы промахнемся. Нам нужно не дать себя прихлопнуть. Самое неприятное, что ты не можешь расслабиться. Для меня наступил еще не ЧС, но уже режим повышенной готовности. Не зря же на нас накинули эту веревку. Она будет затягиваться.
Конечно, у меня темно в глазах при мысли, как я буду заполнять отчет. Я человек, который с отчетами, бумажками и циферками очень сильно не дружит. Надеюсь, что с помощью коллег коллективным разумом будем постигать эту отвратительную науку.
Меня очень тронули издатели, коллеги из литературных журналов, которые сразу предложили что-то издать, сделать книжку. Очень тепло реагируют читатели, количество которых выросло. Но моя публичная карьера, ее часть, связанная с выступлениями, станет сложнее. Какие-то площадки зависят от властей, им объективно станет тяжелее [меня принять]. В каких-то местах нашего города я явно не смогу выступать. И сильно осуждать людей, [руководящих площадками], невозможно, потому что они несамостоятельные.
Думаю, [в России] установилась диктатура. Тоталитарное государство душит всякое свободное дыхание. Ему не нужно, чтобы люди были информированы. Оно навязывает нам свою версию истории, навязывает мысль, что нам не нужно и даже вредно жить при демократии, что права человека это миф и блеф, что главное — это величие государства. К сожалению, эта фараонская мысль поддерживается значительной частью населения.
Роман Перл
журналист, бывший сотрудник «100 ТВ» и RTVI, сотрудничает с «Настоящим временем»
— Было понятно, что этот момент наступит. Я, правда, думал, что это случится позже: я все-таки не занимаюсь политической историей.
Если посмотреть реестр [СМИ-иноагентов], можно заметить, что люди, которых туда вносят, — это преимущественно те, кто занимается расследованиями, и те, кто пишет о регионах. Я делаю о регионах фильмы, порой довольно конфликтные. Они чаще всего не связаны с политикой, но тем не менее… У нас всё связано с политикой.
Думаю, кандидатов на попадание в этот список у нас много. Не знаю, по каким параметрам смотрят, [кого признать иноагентом], может, отслеживают, кто и как себя ведет. Мы с коллегами много обсуждали, надо ли, например, чистить посты в фейсбуке, упоминания Навального, какие-то критические вещи. Я решил, что чистить не буду, потому что на фиг.
Юристы сами со мной связались. Есть различные организации, которые сейчас помогают мне и моим коллегам. Буквально за ручку ведут: рассказывают, что и как делать, что лучше не делать. Понятно, что закон очень расплывчатый и полностью соблюсти его невозможно — потому что неизвестно, как это сделать. Просто стараемся исполнять как можно ближе к требованиям.
Есть стратегия камикадзе, когда люди говорят: «нет, я не буду это исполнять — и будь что будет». Я решил, что такой стратегии придерживаться не буду, потому что не готов отказываться от страны, а она предполагает сжигание всех мостов.
У нас стратегия такая. Во-первых, нужно ставить во всех сообщениях эту ***** (плашку — прим. «Бумаги»): «ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ» и прочее… Это довольно напряжно, потому что, например, сильно ограничивает ведение твиттера — там остается место для одного предложения. Много непоняток с инстаграмом.
В чатах [на плашку] реагируют нормально, ставят лайки. Я тут недавно был судьей на дебатах. И перед тем, как что-то сказать или задать вопрос, я должен был зачитать вот эту ***** (информацию о статусе иноагента — прим. «Бумаги»). Ребятам было смешно. Все понимают, как к этому относиться. Не было ни одной негативной реакции.
Далее нужно в течение месяца зарегистрировать юридическое лицо. Мы сейчас занимаемся этим с коллегами из «призыва 8 октября» — решили вместе делать [юрлицо], законом это не запрещено.
Что касается отчетов, то это дело более позднего времени. Юристы сказали, что лучше пока не забивать себе голову, чтобы не поседеть раньше времени. Отчеты нужно сдавать раз в квартал, первый для нас — в январе. Думаю, нам помогут с этим справиться. Кстати, по закону отчет физического лица можно подавать в электронном виде. Но, сука, Минюст не разработал техническую возможность это сделать, поэтому отчет нужно нести лапками в Минюст или на почту.
****** (катастрофа — прим. «Бумаги») не ощущается. Но я понимаю, что он может быть. И предпринимаю действия, чтобы его минимизировать. Паники нет. Но никто не знает, как всё это будет развиваться. В какой-то момент ситуация может от просто создания трудностей для нашей жизни и работы прийти к обыскам и задержаниям. Я стараюсь не нервничать, но для близких это, конечно, стресс. Мне кажется, жена стрессует больше, чем я. И отец переживает.
Надеюсь, на журналистской работе [статус иноагента] пока не скажется. Но кто его знает. Возможно, всё ужесточат, будут нагнетать, и люди начнут пугаться статуса. Пока этого нет. Но есть пример Татьяны Вольтской, которой отказали в выступлении. Не в соответствии с законом — с ней просто не хотят лишний раз связываться. И я не знаю, на каком этапе мне не захотят сдавать в аренду автомобиль или жилье.
Я получил некоторое количество писем поддержки от наших героев в регионах. Это радует. С людьми, к которым я ездил в последнее время, мы обсуждали все эти статусы, в том числе экстремистский, нежелательный. Даже в глубинке считают, что это хрень. Думаю, я не загонялся бы из-за статуса, даже если бы мне никто не писал, но поддержка очень приятна.
Власти пытаются поставить под контроль любые иностранные деньги, которые могут пойти на освещение событий, на журналистскую работу. [Контролировать] неподконтрольных людей. Власть понимает, что теряет популярность, еще одного Крыма для ее подъема нет, поэтому власть смотрит на Беларусь и делает выводы. Мне кажется, пока «шах» не умрет, это не прекратится.
Источник: Владислав Чирин, Бумага
