ДМИТРИЕВСКИЙ против РОССИИ (Dmitriyevskiy v. Russia)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА 

 

 

Третья секция

ДЕЛО ДМИТРИЕВСКОГО
против РОССИИ

(Dmitriyevskiy v. Russia) 

 

 

(Жалоба № 42168/06)

 ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

  Страсбург

3 октября 2017 года

Постановление является окончательным в обстоятельствах, изложенных в пункте 2 статьи 44 Конвенции. Текст постановления может быть подвергнут
редакционной правке.

 

В деле Дмитриевского против России

Европейский суд по правам человека (Третья секция), заседая Палатой, в состав
которой вошли:

Бранко
Любарда (Branko Lubarda), председатель,

Луис
Лопес Герра (Luis López Guerra),

Хелен Келлер (Helen
Keller),

Дмитрий
Дедов (Dmitry Dedov),

Пере
Пастор Виланова (Pere Pastor Vilanova),

Георгиос
Сергидес (Georgios Serghides),

Йолин
Схюккинг (Jolien Schukking), судьи,
и Стефен Филлипс (Stephen Phillips), секретарь секции Суда,

проведя закрытое судебное заседание 5 сентября 2017 года,

вынес следующее решение, которое было принято в вышеуказанную дату.

 

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было начато после подачи жалобы (№ 42168/06) против Российской Федерации в соответствии со статьёй 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Конвенция) гражданином России, Станиславом Михайловичем Дмитриевским (Заявитель), 25 сентября 2006 года.

2. Интересы Заявителя представляла О. Садовская, адвокат, практикующий в Нижнем Новгороде. Интересы правительства России (Правительство) первоначально представляла В. Милинчук, бывший Представитель Российской Федерации при Европейском суде по правам человека, а затем М. Гальперин, Представитель Российской Федерации при Европейском суде по правам человека.

3. Заявитель утверждал, в частности, что уголовный приговор в отношении него за публикацию статей в газете, главным редактором которой он являлся, был нарушением его права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции. Он подал жалобу также в совокупности со статьями 6 и 13 Конвенции в связи с различными нарушениями в уголовном судопроизводстве против него и отсутствием эффективных средств правовой защиты в этом отношении.

4. 6 февраля 2007 года заявление было направлено Правительству. Было также принято решение по приемлемости и существу жалобы (пункт 1 статьи 29).

 

ФАКТЫ

     I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

5. Заявитель родился в 1966 году и живет в Нижнем Новгороде.

6. На момент рассмотрения дела он был исполнительным директором Общества российско-чеченской дружбы – неправительственной организации, которая проводила мониторинг нарушений прав человека в Чеченской Республике и других регионах Северного Кавказа. Он также был главным редактором ежемесячной газеты «Право-Защита», издаваемой тиражом в 5 000 экземпляров. Газета публиковалась и распространялась, главным образом, в Нижегородской области. В конце каждого выпуска было стандартное примечание о том, что позиция редакции может не совпадать с мнением авторов статей.

 

A. Первая статья

7. В начале 2004 года Заявитель получил с сайта Чечен-пресс две статьи. Первая статья под заголовком «Обращение вице-премьера правительства Чеченской Республики Ичкерия Ахмеда Закаева к российскому народу» (Первая статья) была опубликована им в выпуске № 1 (58) «Право-Защиты» в марте 2004 года. В статье говорилось следующее:

«Год назад наметившийся мирный процесс был прерван трагическими событиями на Дубровке. Можно много спорить о том, кто несет ответственность за эту трагедию, но нет спора о том, кому была она выгодна.

Сегодня от имени президента ЧРИ Аслана Масхадова я вновь обращаюсь к россиянам. Нам пока еще не поздно договориться по всем спорным вопросам. Но для этого российский народ должен избавиться от людей, для которых мир означает потерю власти, а возможно, и скамью подсудимых. До тех пор пока они в Кремле, в Чечне и в России будет литься кровь.

Я протягиваю российскому народу руку мира через голову их президента – война не нужна никому, кроме него: ни правым, ни левым, ни бедным, ни богатым. Владимир Путин не оставил
чеченцам выбора, но у вас он есть, вы еще можете выбрать мир, проголосовав против Путина в марте 2004 года. И для вас, и для нас это реальный шанс».

8. Статья сопровождалась комментарием от редакции, в котором говорилось:

«По причинам, не зависящим от редакции, мы публикуем этот документ с запозданием. Данное обращение было сделано накануне президентских выборов в России. К сожалению, российский народ не воспользовался своим историческим шансом, снова избрав своим президентом человека, сделавшего политический капитал на кровавой войне против собственного народа и ведущего страну в тупик полицейского государства. Тем не менее мы уверены, что этот документ, являющийся свидетельством легитимности чеченского руководства к миру, не утратил своей актуальности и сейчас».

 

B. Вторая статья

9. Вторая статья под заголовком «Обращение Президента Чеченской Республики Ичкерия Масхадова к Европарламенту» (Вторая статья) была опубликована Заявителем в выпуске № 2(59) «Право-Защиты» за апрель-май 2004 года. В статье говорилось следующее:

«26 февраля 2004 года Парламент Европейского союза принял Декларацию, в которой официально признал сталинскую депортацию чеченского народа 23 февраля 1944 года актом геноцида. Европарламент также рекомендовал Совету Европы изучить план Правительства ЧРИ по мирному разрешению нынешнего российско-чеченского военного конфликта, утверждённый мной.

Тотальная депортация 1944 года в Среднюю Азию и Казахстан является одной из самых трагических страниц во всей многовековой истории чеченцев, так как в ходе этого
насильственного акта была полностью ликвидирована национальная республика, а её территория была разделена между соседними регионами. За 13 лет, которые чеченский народ провёл в изгнании, погибло около 70% населения.

Нужно заметить, что депортация 1944 года была девятым по счёту крупным актом геноцида со стороны высшего военно-политического руководства Российской империи за период 400-летнего вооружённого противостояния между чеченцами и русскими.

Самая первая депортация чеченцев была осуществлена Россией ещё в 1792 году – после уничтожения государства во главе с первым имамом Кавказа Шейхом Мансуром. А после уничтожения государства во главе с имамом Шамилем и официального объявления об окончании русско-кавказской войны в 1859 году немалая часть чеченцев оказалась на территории Османской империи.

Последней царской депортацией было выселение многих чеченских семей в холодную и далёкую Сибирь в 1913 году. А первые массовые высылки чеченцев при советской власти начались в
годы коллективизации и культурной революции, то есть при сталинском режиме.

К чему вся эта предыстория? Правительство ЧРИ рассматривает данное политическое решение Европарламента как, безусловно, серьёзный исторический шаг на пути достижения
долгожданного мира на залитой кровью чеченской земле. Во всё ещё продолжающейся
последней русско-чеченской войне уже погибло более четверти миллиона мирного населения ЧРИ, полностью уничтожена вся инфраструктура республики, разрушены многие города, сёла, школы, больницы, учреждения культуры, а свет в конце тоннеля ещё не виден.

А мировое сообщество совершенно спокойно наблюдает за целенаправленным и планомерным убийством целого народа и не имеет даже малейшего желания каким-либо образом отреагировать на это преступное безумие кремлевского кровавого режима. Это, в свою очередь, порождает в республике тысячи и тысячи новых бойцов, которые ежедневно пополняют ряды Чеченского Сопротивления свежими силами и при этом считают, что они имеют моральное право использовать против врага его же методы, что однозначно осуждаемо нами.

Даже в эту скорбную дату – 60-летие своей депортации – многие чеченцы отметили в тяжелейших условиях массовых немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жёстких «зачисток», пыток, похищений, исчезновений, «адресных» проверок со стороны российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ.

Я, как законно избранный президент Чеченской Республики Ичкерия, от имени борющегося за свою свободу непокорного чеченского народа выражаю искреннюю благодарность всем европейским парламентариям, которые приняли такое принципиальное решение, признав депортацию 1944 года актом геноцида…

Сегодня, как и 60 лет назад, нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа, являющегося одним из аборигенов древнего Кавказа, что может привести в конечном итоге к его полному физическому исчезновению с лица земли.

Ваше решение в защиту чеченского народа в условиях продолжающегося геноцида является дополнительным моральным стимулом в борьбе за выживание. Мы всегда открыты для конструктивного диалога с мировым сообществом и приглашаем независимых экспертов ООН и ЕС для визуального мониторинга ситуации, чтобы безосновательные клеветнические нападки на чеченцев со стороны российских пропагандистов, нагло обивающих пороги ПАСЕ,
ОБСЕ и других авторитетных организаций, не могли исказить реальную картину в Чеченской Республике Ичкерия.

Вне всякого сомнения, что сегодня центром международного терроризма является Кремль, который выбрал Чечню и чеченцев объектами для испытания террористических методов, разрабатываемых ФСБ. Наивно думать, что нынешний режим России постесняется использовать свой террористический опыт на международной арене для решения политических и иных задач. Примером тому служит вероломный и трусливый теракт, проведённый российскими спецслужбами в Государстве Катар, безвременно унёсший жизнь моего предшественника Зелимхана Яндарбиева, который был осуществлён с использованием дипломатических каналов.

Благодаря широкой огласке последних событий, связанных с семьей Ханбиевых, вы стали свидетелями одного из многочисленных террористических методов, применяемых российской стороной, с захватом заложников из мирного населения. Заложники в большинстве случаев исчезают бесследно, а позже их тела, со следами пыток, находят в тайных захоронениях, обнаруживаемых на всей территории Чечни.

Продолжающийся в ХХI веке геноцид чеченского народа – это прямой и наглый вызов всему прогрессивному человечеству, не говоря уже о цивилизованной и демократической Европе, которая главными своими ценностями и приоритетами считает права человека, ставя, таким образом, во главу угла человеческий фактор как самое ценное достояние цивилизации.

Поэтому хочется верить, что чеченский народ вправе надеяться на скорейшее признание геноцидом войны, навязанной Чечне путинским режимом. Война, которая по своим масштабам, изощрённости, вандализму и бесчеловечности затмила геноцид 1944-го года.

Я искренне верю в торжество разума и справедливости на земле, а также в конечную победу
чеченского народа. Недалёк тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников из числа местных национал-предателей. Чеченское Сопротивление непременно сделает это! Чего бы это ему ни стоило! В этом плане ни у кого в мире не должно быть абсолютно никаких сомнений!».

C. Расследование в связи с опубликованными
статьями                                    

10. 28 ноября 2004 года следователь прокуратуры Нижегородской области (Областная прокуратура) сообщил в раппорте, что статьи, написанные неизвестными авторами, содержали публичные призывы к экстремистской деятельности, в первую очередь к свержению государственного режима и насильственной смене фундаментальных аспектов российской конституционной системы.

11. Заявитель был допрошен в связи с публикацией статей. Он заявил, что согласен с оценкой, данной Ахмедом Закаевым в своей статье, о роли В. В. Путина, Президента России, в истории России за последние несколько лет. Он также заявил, что решительно поддерживает призыв остановить войну и разрешить военный конфликт в Чеченской Республике мирным политическим путем, и поместил комментарии по этому поводу после статьи. Что касается второй статьи, Заявитель пояснил, что, на его взгляд, материал имел большую общественную значимость для российского народа и поэтому был опубликован. Он добавил, что хотел донести до читателей позицию руководителей одной из сторон вооруженного конфликта в Чеченской Республике, поскольку считал, что в свете террористической угрозы и продолжающейся трагедии на Северном Кавказе граждане имели право знать о положении дел из первых уст, а не по ситуации, представленной им российскими средствами массовой информации, которые отражают точку зрения только российских властей.

12. 11 января 2005 года Областная прокуратура возбудила уголовное дело по п. 2 ст. 280 Уголовного кодекса (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности через средства массовой информации). Заявителя неоднократно вызывали на допрос в качестве свидетеля.

13. В лингвистической экспертизе от 18 февраля 2005 года эксперт-лингвист Т. установила, что указанные статьи не содержат призывов к экстремистской деятельности, а, скорее, направлены на разжигание расовой, национальной и социальной розни, связанной с насилием (см. пункты 20 – 27 ниже). После этого заключения власти решили провести дальнейшее следствие по п. 2 ст. 282 УК РФ (возбуждение ненависти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства).

14. В свидетельских показаниях от 25 апреля 2005 года Заявитель указал, в частности, что он опубликовал обе статьи, поскольку считал, что данный материал представлял большую общественную значимость и хотел проинформировать читателей в Нижегородской области об этих материалах. Какой-либо другой цели он не преследовал. Он также заявил, что принял решение опубликовать статьи самостоятельно, без просьбы других лиц. По его мнению, статьи были достойными и отражали точку зрения их авторов. Он выразил несогласие с выводами лингвистической экспертизы от 18 февраля 2005 года о том, что статьи содержали фразы, направленные на разжигание вражды между русскими и чеченцами, или фразы, умаляющие человеческое достоинство русских по их этническому происхождению. Он также подтвердил свою принципиальную позицию в отношении того, что действия правительства России и ее Вооруженных Сил во время вооруженного конфликта в Чеченской Республике следует рассматривать как военное преступление и преступление против человечества. Кроме того, Заявитель утверждал, что публикация статей способствовала
установлению дружбы и мира между российским и чеченским народами. И, наконец, Заявитель отрицал, что ему заплатили за публикацию статей. В ходе последующих допросов Заявитель подтвердил свою позицию.

15. Решением от 5 мая 2005 года следователь приостановил производство по делу, поскольку виновные лица не были установлены. Решение опиралось на высказывания Заявителя в ходе свидетельских показаний о том, что он получил оспариваемые документы с веб-сайта и опубликовал их с целью информирования читателей в Нижегородской области. В решении также указано, что никаких доказательств, способных опровергнуть доводы Заявителя, в ходе следствия получено не было. Далее говорилось, что имеются доказательства преступления по п. 2 ст. 282 УК РФ в действиях лиц, опубликовавших документы в Интернете; но так как они не были установлены, следствие было приостановлено.

16. Решение от 5 мая 2005 года было отменено заместителем прокурора Областной прокуратуры, и производство по делу было возобновлено 9 июля 2005 года.

17. 2 сентября 2005 года Заявителю было официально предъявлено обвинение по п. 2 ст. 282 УК и запрещено покидать место жительства. В тот же день следователь по делу отказал ему в просьбе назначить другую лингвистическую экспертизу на основании, что выводы, содержащиеся в экспертизе от 18 февраля 2005 года, были аргументированными и последовательными.

18. Решением от 26 сентября 2005 года следователь отказал Заявителю в просьбе о проведении комплексной экспертизы статей с привлечением экспертов-лингвистов и историков, включая историю, культуру и традиции чеченского народа. Основания для отказа были аналогичны основаниям, указанным в решении от 2 сентября 2005 года.

19. 29 сентября 2005 года Заявителю было предъявлено официальное обвинение, и дело с обвинительным заключением было передано в суд.

 

D. Экспертизы от 18 февраля 2005 года

20. В контексте уголовного разбирательства в отношении Заявителя следственные органы запросили проведение лингвистической экспертизы опубликованных им статей. Эксперту было предложено ответить, содержат ли они призывы к осуществлению экстремистской деятельности и, в частности, есть ли призывы к деятельности, направленной на пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по причине их расовой, этнической или социальной принадлежности. Эксперту также было предложено ответить, содержат ли статьи фразы, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, или унижение человеческого достоинства граждан по признакам расы, национальности, происхождения,
языка, отношения к религии или принадлежности к определенной социальной группе.

21. 18 февраля 2005 года эксперт Т. составила два экспертных заключения. В экспертном заключении по Первой статье она указала, что текст содержит высказывания утвердительного характера о том, что «трагические события на Дубровке [театр] и война в Чечне [были] выгодны для Владимира Путина», что «прекращение войны и мирное соглашение с лидерами [Чеченской Республики Ичкерия] означает потерю власти для В. Путина» и что «до тех пор, пока В. Путин [руководит] в Кремле, в Чечне и в России будет литься кровь». Далее в экспертизе приводится следующий фрагмент:

«Нам пока еще не поздно договориться по всем спорным вопросам. Но для этого российский народ должен избавиться от людей, для которых мир означает потерю власти, а возможно, и скамью подсудимых. До тех пор пока они в Кремле, в Чечне и в России будет литься кровь».

Согласно экспертному заключению данный фрагмент, проанализированный в контексте всей статьи, содержит требование автора статьи к народу России не голосовать за Владимира Путина в марте 2004 года. Далее отмечалось, что автор также обещает, что в противном случае убийства и террористические акты будут продолжаться в Чечне и в России («будет литься кровь…»), словесно угрожая российскому народу. На основании данного анализа эксперт-лингвист Т. пришла к выводу, что вышеуказанные высказывания были направлены на возбуждение расовой, национальной или социальной розни, связанной с насилием. В экспертном заключении не содержалось никакой дополнительной информации в отношении данного вывода. В заключении также говорилось, что в статье нет призывов к экстремистской деятельности или каких-либо фраз, направленных на пропаганду исключительности и превосходства чеченцев по причине их этнического происхождения.

22. Второе экспертное заключение от 18 февраля 2005 года касалось лингвистической экспертизы Второй статьи и указывало, что на возбуждение расовой, национальной и социальной вражды, связанной с насилием, были направлены следующие утверждения:

«…депортация 1944 года была девятым по счёту крупным актом геноцида со стороны высшего военно-политического руководства Российской империи…»;

«Самая первая депортация чеченцев была осуществлена Россией ещё в 1792 году…»;

«Во всё ещё продолжающейся последней русско-чеченской войне уже погибло более четверти миллиона мирного населения ЧРИ [Чеченской Республики Ичкерия]…»;

«…мировое сообщество… не имеет даже малейшего желания каким-либо образом отреагировать на это преступное безумие кремлевского кровавого режима…»;

«…60-летие своей депортации… многие чеченцы отметили в тяжелейших условиях массовых, немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жёстких «зачисток», пыток, похищений, исчезновений, «адресных» проверок со стороны российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ…»;

«Сегодня, как и 60 лет назад, нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа…»;

«…приглашаем независимых экспертов ООН и ЕС для визуального мониторинга ситуации, чтобы безосновательные, клеветнические нападки на чеченцев со стороны российских пропагандистов, нагло обивающих пороги ПАСЕ, ОБСЕ и других авторитетных организаций, не могли исказить реальную картину в Чеченской Республике Ичкерия…»;

«Вне всякого сомнения, то, что сегодня центром международного терроризма является Кремль, который выбрал Чечню и чеченцев объектами испытания террористических методов, разрабатываемых ФСБ…»;

«Наивно думать, что нынешний режим России постесняется использовать свой террористический опыт на международной арене для решения политических и иных задач…»;

«Примером тому служит вероломный и трусливый теракт, проведённый российскими спецслужбами в Государстве Катар, безвременно унёсший жизнь… Зелимхана Яндарбиева…»;

«…вы стали свидетелями одного из многочисленных террористических методов, применяемых российской стороной, с захватом заложников из мирного населения…»;

«Поэтому хочется верить, что чеченский народ вправе надеяться на скорейшее признание геноцидом войны, навязанной Чечне путинским режимом…»;

«Недалёк тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников…».

23. В экспертном заключении говорится, что эти утверждения автора статьи непосредственно указывают на то, что именно Россия, российская сторона и ее оккупанты, военно-политическое руководство и спецслужбы проводят «геноцид», «немотивированные массовые убийства, внесудебные казни, необоснованные задержания, жёсткие «зачистки», пытки, похищения, исчезновения, «адресные» проверки и что именно они «бесчинствуют». В заключении также отмечалось, что под фразой «российская сторона» следует понимать обозначение группы людей, организации или государства, противопоставленных по какому-либо признаку/аспекту другой группе людей, организации или государству (в данном случае Чечне)».

24. В экспертном заключении также отмечается, что три последних предложения в статье были восклицательными и выражали презрительное и гневное отношение автора. Согласно экспертизе эти три предложения были «неоспоримым и недвусмысленным заявлением о том, что чеченское сопротивление [будет] неминуемо очищать свои земли от российских военнослужащих». В экспертизе далее указано, что выражение «Чего бы ему это ни стоило!» относится к средствам и методам («использовать против врага его же методы», «террористические методы») и что неважно, были ли эти методы осуждены автором или нет, поскольку «защитная оговорка» автора – «использовать против врага его же методы, что, однозначно, осуждаемо нами» – не меняет истинный смысл вышеупомянутого утверждения.

25. Эксперт Т. также сочла необходимым отметить, что в статье содержался ряд утверждений, имеющих презрительный, гневный стилистический подтекст, выражающий резко отрицательную оценку действий российских военнослужащих и военно-политического руководства России, как, например, «преступное безумие кремлевского кровавого режима», «российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ», «сегодня центром международного терроризма является Кремль» и «путинский режим».

26. Далее в экспертизе говорится, что статья также содержит утверждения, направленные на пропаганду исключительности и превосходства чеченского народа по их этническому происхождению, а именно:

«…нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа, являющегося одним из аборигенов древнего Кавказа…»;

«Недалёк тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников…».

27. В заключение в экспертизе делается вывод о том, что статья не содержит призывы к экстремистской деятельности.

 

E. Судебное разбирательство

1. Судебный процесс

28. На судебном слушании Заявитель не признал обвинений в свой адрес. Он подтвердил, что самостоятельно принял решение опубликовать указанные статьи в газете «Право-Защита» и разделяет мнения, высказанные в них. Далее он утверждал, что его обязанностью как журналиста было информировать своих читателей о позиции другой стороны в чеченском конфликте и о возможных средствах его мирного разрешения. По словам Заявителя, он действовал во имя мира и дружбы между народами России. Он подтвердил, что поддерживает идеи, выраженные в статьях.

29. Сторона защиты Заявителя представила лингвистическую экспертизу, проведённую экспертом В., которую сторона защиты запросила самостоятельно на стадии следствия. В ней отмечалось, что обе статьи, о которых идет речь, нельзя считать подстрекательством к расовой или национальной ненависти и розни. В суде Заявитель утверждал, что выводы эксперта Т. в экспертизах от 18 февраля 2005 года были гипотетическими, поскольку она не учла научные рекомендации в расследовании того типа уголовного
преступления, которое ему вменяли. Заявитель также настаивал на том, что эксперт Т. превысила свои полномочия, дав правовую оценку его действий. Он также указал на расхождения между заключениями эксперта Т., представленными обвинением, и выводами эксперта В., представленными стороной защиты.

30. Свидетели, допрошенные в суде, дали Заявителю положительную характеристику и сказали, что знают его, как порядочного человека, указав, что он высказывался за мирное урегулирование конфликта в Чеченской Республике.

31. Оба эксперта также были допрошены в ходе судебного процесса. Заявитель представил аудиозапись допроса эксперта Т., которую он сделал в суде. Из аудиозаписи очевидно, что в ответ на вопросы Заявителя эксперт Т. отказалась дать определение понятиям «раса», «этническое происхождение» и «социальная группа», заявив, что это выходит за пределы ее компетенции.

 

2. Решение от 3 февраля 2006 года

32. В решении от 3 февраля 2006 года Советский районный суд Нижнего Новгорода (Районный суд), заседая в составе судьи Б., установил, что в нарушение статей 51 и 59 Закона о СМИ, Заявитель, «действуя умышленно, используя свое служебное положение как главного редактора, принял решение опубликовать две статьи, в которых содержатся утверждения, направленные на возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, национальности, происхождения и принадлежности к определенной социальной группе». Затем суд процитировал фразы, упомянутые в экспертизах от 18 февраля 2005 года (см. пункты 21-22 выше), и отметил, что 5 000 экземпляров каждого из выпусков газеты, в которых были опубликованы статьи, были распространены в Нижнем Новгороде, Москве, Воронеже, Казани и Республики Ингушетия.

33. Районный суд установил, что вина Заявителя была доказана «показаниями свидетелей и материалами дел, [в частности] выводами судебных экспертиз, согласно которым тексты [оспариваемых статей] не содержат призывов к экстремистской деятельности, но [содержат] высказывания, направленные на разжигание расовой, этнической или социальной розни, связанной с насилием». На основании представленных доказательств районный суд счел необходимым классифицировать действия Заявителя как подпадающие под статью п. 2(б) ст. 282 Уголовного кодекса, а именно действия, которые направлены на возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, национальности, происхождения, принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные с использованием средств массовой информации лицом, использующим свое служебное положение.

34. Далее суд установил, что, «действуя с прямым умыслом, осознавая характер своих действий и желая выполнять их, [Заявитель], по своему усмотрению, [принял] решение о публикации двух статей, основу которых составляли высказывания, направленные на возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, национальности, происхождения и принадлежности к какой-либо социальной группе». Суд отметил, что «в ходе судебного разбирательства [Заявитель] неоднократно выражал свою поддержку мнений, отраженных в публикациях» и «подчеркивал, что тем самым [выполнял] свой долг журналиста». Однако, по мнению суда, аргументы, выдвинутые Заявителем в свою защиту, «несостоятельны с правовой точки зрения и их следует рассматривать как попытку Заявителя защитить себя, чтобы избежать наказания за совершенное преступление средней тяжести». Показания свидетелей суд счел «относящимися только к личности Заявителя» и «не имеющими значения для настоящего уголовного дела».

35. Районный суд указал, что обвинительный приговор основан «на законных и обоснованных экспертных заключениях от [18 февраля 2005 года], в которых [экспертом Т.] тщательно проанализированы тексты обеих статей во всей их полноте и сделаны выводы относительно наличия в [них] высказываний, направленных на возбуждение расовой, национальной и социальной розни». Суд счел, что не было оснований ставить под сомнение или опротестовывать выводы в экспертизах, учитывая, в частности, «компетентность, профессионализм и прошлый опыт эксперта Т.».

36. Районный суд далее отклонил экспертизу эксперта В., как неполноценную, считая ее поверхностной и формальной, поскольку данная экспертиза была выполнена без должного учета анализа текстов. Суд также
отметил, что Заявитель оплатил экспертизу эксперта В., не проинформировав ее о соответствующих положениях в процессуальном законодательстве, которые предусматривают уголовную ответственность за составление заведомо ложных экспертных заключений.

37. Суд счел необходимым исключить из обвинения в отношении Заявителя ссылку на «утверждения, направленные на пропаганду исключительности и превосходства чеченцев по признакам их этнической принадлежности… в связи с отсутствием такой формулировки в пунктах статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации».

38. Что касается наказания в отношении Заявителя, суд принял во внимание характер и социальную опасность преступления, в котором он обвинялся, а также тот факт, что Заявитель не был судим, имел положительную характеристику и двоих детей на иждивении. Суд также указал, что не было никаких доказательств на момент рассмотрения дела, что «[его] незаконные действия повлекли за собой какие-либо серьезные последствия». Поэтому суд счел целесообразным дать Заявителю два года условно с испытательным сроком в четыре года.

 

3. Протокол судебного заседания

39. 9 февраля 2006 года Заявитель обратился в районный суд с просьбой внести поправки в протокол судебного заседания. Он жаловался на то, что показания эксперта Т., которые имели решающее значение в его деле, были искажены в протоколе и что, в частности, он адресовал ей вопросы, на которые она не ответила в суде. Заявитель отметил, в частности, что в ходе судебного разбирательства эксперт Т. отказалась отвечать на его вопросы об определении понятий «раса», «этническое происхождение» и «социальная группа», заявив, что это выходит за пределы ее компетенции как лингвиста и, скорее, лежит в пределах компетентности социолога или историка. Однако согласно официальному протоколу судебного разбирательства эксперт Т. дала определения вышеупомянутым понятиям. Заявитель также просил суд приобщить к материалам дела копию и расшифровку аудиозаписи слушания дела в суде первой инстанции, которую вела сторона защиты и которая указывала на расхождения между фактическими заявлениями эксперта Т. и тем, что было отражено в протоколе.

40. Решением от 13 февраля 2006 года судья Б. районного суда отклонил прошение Заявителя. Он отметил, что протокол судебного процесса был сделан в соответствии с процессуальным законодательством и полностью отражает фактические показания всех свидетелей. Судья также заявил, что ни Заявитель, ни его адвокат не уведомили районный суд о ведении аудиозаписи допроса эксперта Т. на суде и не просили включить аудиозапись в материалы дела. Соответственно не было никаких законных оснований для рассмотрения прошения Заявителя.

 

4. Производство в апелляционной инстанции

41. 9, 10 и 13 февраля 2006 года два адвоката Заявителя и он сам подали апелляции против обвинительного заключения.

42. 17 февраля 2006 года Заявитель подал дополнительные апелляционные ходатайства, повторно изложив жалобы на недостатки в протоколе судебного заседания в отношении показаний эксперта Т. и прося суд рассмотреть аудиозапись, сделанную в ходе судебного разбирательства во время показаний эксперта Т., и установить расхождение между аудиозаписью и тем, что отражено в протоколе судебного заседания.

43. В письме от 21 февраля 2006 года судья Б. возвратил Заявителю дополнительные ходатайства, отметив, что, по сути, они отражают его замечания относительно судебного протокола, которые уже были рассмотрены и отклонены 13 февраля 2006 года.

44. 1 марта 2006 года Заявитель повторно направил дополнительные ходатайства от 17 февраля 2006 года в Нижегородский областной суд (Областной суд) и пожаловался на судью Б., отказавшего в их рассмотрении. В
письме от 13 апреля 2006 года Областной суд сообщил Заявителю, что принял его прошения от 17 февраля 2006 года и проанализировал их при рассмотрении кассационной жалобы 11 апреля 2006 года, и, следовательно, нарушенное право Заявителя на оспаривание решения суда от 3 февраля 2006 года было восстановлено. В письме также говорилось, что действия судьи Б., когда он незаконно вернул Заявителю
дополнительные ходатайства от 17 февраля 2006 года, будут обсуждены в Областном суде, но в то же время указывалось, что достаточных оснований для дисциплинарного производства в отношении судьи не было.

45. В своем решении от 11 апреля 2006 года Областной суд счел решение суда от 3 февраля 2006 года
мотивированным и обоснованным и оставил его в силе. Суд повторно привел доводы суда первой инстанции, указав, что вина Заявителя за преступление, совершение которого ему вменялось, была доказана совокупностью доказательств, исследованных в ходе судебного процесса: собственные показания Заявителя, в которых он признался в опубликовании оспариваемых статей, и экспертные заключения от 18 февраля 2005 года. Областной суд поддержал доводы суда первой инстанции о том, что не было оснований ставить под сомнение заключения, сделанные в данных экспертизах. В постановлении также указывалось, что суд первой инстанции изучил экспертное заключение эксперта В., которое было в пользу Заявителя, оценив его критически.

 

F. Жалоба Заявителя в отношении судьи Б.

46. В феврале и марте 2006 года Заявитель безуспешно пытался добиться возбуждения дисциплинарного и уголовного дела в отношении судьи Б. за фальсификацию протокола судебного заседания, превышение полномочий и препятствие правосудию.

 

II. НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА

A. Правовые акты

1. Уголовный кодекс

47. Статья 282 Уголовного кодекса (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) предусматривает:

«1. Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, наказываются штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до двух лет, либо принудительными работами на срок до ста восьмидесяти часов с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет, либо исправительным трудом до одного года, либо лишением свободы на срок до двух лет.

2. Те же деяния, совершенные:

а) с применением насилия или с угрозой его применения,

б) лицом с использованием своего служебного положения,

в) организованной группой,

наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на
срок до трех лет, либо принудительными работами на срок от ста двадцати до двухсот
сорока часов, либо исправительным трудом от одного года до двух лет, либо лишением свободы на срок до пяти лет».

 

2. Закон о СМИ

48. Соответствующие статьи Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года № 2124/1 «О средствах
массовой информации» (Закон РФ от 27 декабря 1991 года № 2124-1 «О средствах массовой информации»)
предусматривают:

Статья 51.
Недопустимость злоупотребления правами журналиста

Не допускается использование установленных настоящим Законом прав журналиста в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения слухов под видом достоверных сообщений, сбора информации в пользу постороннего лица или организации, не являющейся средством массовой информации.

Запрещается использовать право журналиста на распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства и работы, а также в связи с их политическими убеждениями.

Статья 59.
Ответственность за злоупотребление свободой массовой информации

Злоупотребление свободой массовой информации… влечет уголовную, административную, дисциплинарную или иную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Злоупотребление правами журналиста, выразившееся в нарушении требований… [статьи] 51 настоящего Закона, либо несоблюдение обязанностей журналиста влечет уголовную, административную или дисциплинарную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

 

B. Судебная практика

1. Постановление Пленума Верховного Суда № 16 от 15 июня 2010 года

49. 15 июня 2010 года Пленум Верховного Суда Российской Федерации (Верховный суд) принял Постановление № 16 «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации»).

50. Пунктом 28 предусмотрено, что при разрешении дел, касающихся злоупотребления свободой массовой информации, суду следует учитывать не только использованные в статье, теле- или радиопрограмме
слова и выражения (формулировки), но и контекст, в котором они были сделаны (в частности, каковы цель, жанр и стиль статьи, программы либо их соответствующей части, можно ли расценивать их как выражение мнения в сфере политических дискуссий или как привлечение внимания к обсуждению общественно значимых вопросов, основаны ли статья, программа или материал на интервью, и каково отношение интервьюера и (или) представителей редакции средства массовой информации к высказанным мнениям, суждениям, утверждениям), а также учитывать общественно-политическую обстановку в стране в целом или в отдельной ее части (в зависимости от региона распространения данного средства массовой информации).

 

2. Постановление Пленума Верховного Суда № 11 от 28 июня 2011 года

51. 28 июня 2011 года Верховный суд принял постановление Пленума № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности».

52. Пунктом 3 Постановления предусмотрено, что при производстве по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности судам необходимо иметь в виду, что согласно соответствующим положениям закона подлежат доказыванию мотивы совершения указанных преступлений.

53. Пункт 7 предусматривает, что под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц. Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды.

54. В том же пункте уточнено, что если установлено, что в деянии, касающемся должностных лиц (профессиональных политиков), присутствуют действия, направленные на унижение достоинства человека или группы лиц, то судам необходимо учитывать положения статей 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой Комитетом министров Совета Европы 12 февраля 2004 года, и практику Европейского суда по правам человека, согласно которым политические
деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым дают согласие стать объектом общественной политической дискуссии и критики в средствах массовой информации; государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в средствах массовой информации относительно того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения прозрачности и ответственного исполнения ими своих полномочий. Критика должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений в средствах массовой информации сама по себе не должна рассматриваться во всех случаях как действие, направленное на унижение достоинства человека или группы лиц, поскольку в отношении указанных лиц пределы допустимой критики шире, чем в отношении
частных лиц.

55. Пункт 8 предусматривает, что преступление, предусмотренное статьей 282 УК РФ, совершается только с прямым умыслом и с целью возбудить ненависть либо вражду, а также унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе. Не является преступлением, предусмотренным статьей 282 УК РФ, высказывание суждений и умозаключений, использующих факты межнациональных, межконфессиональных или иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях и текстах и не преследующих цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе.

56. Пунктом 23 предусмотрено, что при назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях
экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды.

 

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ

57. Заявитель подал жалобу на нарушение его права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, которая гласит:

«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».

A. Представления сторон

1. Заявитель

58. Заявитель настаивал на том, что, опубликовав статьи, за которые был осужден, он преследовал цель представить объективную и неискаженную информацию о конфликте в Чеченской Республике и донести до общественности мнения обеих сторон в этом конфликте. Заявитель утверждал, что приговор в отношении него представлял собой неоправданное вмешательство в его право на свободу выражения мнения.

59. В частности, Заявитель указал, что предполагаемое вмешательство нельзя было считать «предусмотренным законом». Он утверждал, что приговор в отношении него был результатом непредвиденного применения, если не сказать, злоупотребления применением статьи 282 Уголовного
кодекса. Другими словами, разумный человек не мог предвидеть, что действия, за которые он был осужден, будут классифицированы как «направленные на возбуждение вражды и унижение человеческого достоинства группы лиц по признакам расы, национальности, происхождения и принадлежности к какой либо социальной группе».

60. Заявитель утверждал, что, будучи главным редактором газеты и общественным деятелем, он был осведомлен на момент публикации двух статей о положениях статьи 282 Уголовного кодекса и общепринятой интерпретации понятий в данной статье, включая понятия «расы», «национальности» и «социальной группы», и проявил бы осмотрительность при выборе материала для публикации. В частности, он бы тщательно проверил, можно ли было считать, что материал содержит высказывания, запрещенные соответствующим законодательством. Он сделал это в отношении обращений Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова. На его взгляд, несмотря на то, что статьи содержали резкую критику, они не разжигали ненависть или рознь и не унижали достоинство какого-либо лица или группы лиц, что защищалось статьей 282 Уголовного кодекса. В частности, в статьях не было упоминания каких-либо лиц или групп лиц по признакам расовой принадлежности. Кроме того, хотя в статьях упоминаются две этнические группы – русские и чеченцы – нет упоминания отдельных лиц или групп лиц, не говоря уже о стигматизации в связи с их этническим происхождением. Наконец, что касается социальных групп, то в статьях, действительно, содержалась резкая критика в адрес определенных лиц или групп, таких как президент России, спецслужбы России, «российские оккупанты и их приспешники», «российские пропагандисты» и тому подобное. Однако эти лица или группы не подвергались в статье стигматизации по причине их принадлежности к этим группам, а, скорее, подвергались критике за их действия.

61. Заявитель далее отметил, что в соответствии с национальным законодательством, Верховный суд уполномочен давать более формальное толкование внутренних правовых норм. Однако на момент рассмотрения его дела Верховный суд не дал толкования статье 282 Уголовного кодекса. Более того, оказалось, что и практика российских судов по этому вопросу была весьма ограничена в тот момент. Таким образом, по мнению Заявителя, было важно, чтобы национальные суды при рассмотрении его дела, по крайней мере, обращались к доктринальной интерпретации данной нормы права. Однако они не приняли во внимание доктринальные источники, на которые Заявитель ссылался в суде.

62. Заявитель утверждал, что суды при рассмотрении его дела не смогли должным образом установить составные элементы преступления, в котором его обвиняли, и представить разумное обоснование для вмешательства в его право на свободу выражения мнения. Во-первых, они не дали определения группам, защищаемым статьей 282 Уголовного кодекса, и, в частности, не были уточнены понятия «раса», «этническое происхождение» или «социальная группа». Суды попросту сослались на экспертизы от 18 февраля 2005 года, которые не содержали таких определений. К тому же во время допроса в судебном заседании эксперт Т. отказалась давать какие-либо определения, заявив, что это выходит за пределы ее компетенции. В отношении последнего Заявитель сослался на аудиозапись допроса эксперта Т. в суде, которую он представил, заявив, что официальный протокол судебного заседания, согласно которому эксперт Т. дала необходимые определения, был сфальсифицирован. Заявитель также утверждал, что суды при рассмотрении его дела не пытались обращаться к мнению компетентного эксперта, как, например, социолог или антрополог, или прибегнуть к соответствующей научной литературе или судебной практике.

63. Во-вторых, суды не дали определения того, какие действия могут представлять собой возбуждение вражды и унижение человеческого достоинства по отношению к вышеуказанным группам. И, наконец, суды не определили, были ли подобные действия осуществлены Заявителем, и если так, то в отношении каких лиц или групп лиц. В своих решениях суды только упоминали понятия «вражда» и «унижение человеческого достоинства» без какой–либо конкретизации.

64. Поэтому, по мнению Заявителя, российские суды не установили никакой связи между его действиями и нормой права, применимой в его деле, и, следовательно, предполагаемое вмешательство в его право, гарантированное статьей 10, не было «законным».

65. Заявитель также утверждал, что рассматриваемое вмешательство не преследовало никакой законной цели. Он считал, что приговор в отношении него был актом устрашения, чтобы наказать его за публикацию статей, которые содержали резкую критику в адрес топ-политиков России, в том числе президента, и их политики, и препятствовать ему в осуществлении своего права на свободу выражения мнения.

66. Заявитель далее оспаривал доводы Правительства о том, что вмешательство в его право на свободу выражения мнения было необходимо для «защиты прав и интересов многонационального населения России, поддержания общественного порядка и предотвращения возможных противоправных действий». Он заявил, что обвинение не установило ни одного свидетеля, который бы считал себя униженным или оскорбленным указанными статьями по признакам расы, этнического происхождения или принадлежности к какой-либо социальной группе. Наоборот, все свидетели, опрошенные в суде, как русские, так и чеченцы заявили, что они не находили в статьях чего-то, что оскорбляет их честь и достоинство на вышеуказанных основаниях. Заявитель также утверждал, что Правительство неоправданно ссылалось на деликатность отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой, поскольку оно не воспользовалось своим правом в соответствии со статьей 15 Конвенции на отступление от соблюдения обязательств в чрезвычайных ситуациях.

67. Наконец, Заявитель утверждал, что вынесенный в отношении него приговор был явно несоразмерной мерой. Он заявил, что защита, обеспечиваемая статьей 10 Конвенции, распространяется на информацию и идеи, которые шокируют, оскорбляют и возмущают, а те, кто подвергся критике, должны проявлять толерантность и принимать такие идеи, даже если они противоречат их политическим взглядам, деятельности, убеждениям и так далее. Заявитель также указал, что он не был автором статей, о которых идет речь, а был всего лишь журналистским комментатором. Он утверждал, что свобода выражения как таковая требует аккуратности, чтобы отделить взгляды автора комментария от идей, которые обсуждаются и рассматриваются.

2. Правительство

68. Во-первых, Правительство решительно возражало против того, чтобы Суд воспроизводил в качестве «установленных фактов» в своих официальных текстах «различные пропагандистские материалы, написанные лицом, обвиненным в России в совершении ряда серьезных уголовных преступлений», и считало недопустимым «использование ресурсов Суда для возбуждения ненависти или вражды и унижения человеческого достоинства какого-либо лица или группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, вероисповедания и принадлежности какой-либо социальной группе». Правительство отметило, что именно таким образом оно трактует «распространение Судом обращений Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова, которые ранее были опубликованы Заявителем в его газете». Правительство настаивало на исключении обращений из фактических обстоятельств настоящего дела.

69. Правительство далее признало, что имело место вмешательство в право Заявителя на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции. В то же время Правительство утверждало, что вмешательство было законным и необходимым в демократическом обществе.

70. В частности, Правительство указало на то, что в обеих инстанциях национальные суды признали Заявителя виновным в разжигании вражды и унижении человеческого достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности какой-либо социальной группе, совершенными через средства массовой информации с использованием своего служебного положения. Такие действия караются в соответствии с п. 2 ст. 282 Уголовного кодекса, которая послужила основой для уголовного приговора в отношении Заявителя. Далее Правительство оспорило доводы Заявителя относительно предсказуемости применения правовых норм национального законодательства. Правительство утверждало, что, будучи главным редактором газеты, Заявитель должен был знать, что он несет ответственность за свою профессиональную деятельность. Более того, он уже признал в своих замечаниях, что был осведомлен о статье 51 Закона о средствах массовой информации и статье 282 Уголовного кодекса. Таким образом, по мнению Правительства, рассматриваемое вмешательство было предусмотрено законом.

71. Кроме того, Правительство настаивало на том, что, принимая во внимание сложившуюся на тот момент ситуацию и, в частности, деликатность отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой и сепаратистскими тенденциями, вмешательство в право Заявителя на свободу выражения мнения, охраняемую статьей 10 Конвенции, было необходимым в демократическом обществе и преследовало законную цель «защитить права и интересы многонационального населения России, поддержать общественный порядок и предотвратить возможные противоправные действия, которые могла спровоцировать публикация оспариваемых статей».

 

B. Оценка Европейского суда

1. Приемлемость

72. Суд отмечает, что данная жалоба не является необоснованной в свете пункта  3(а) статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям, поэтому должна быть объявлена приемлемой.

 

2. Существо жалобы

а) Предварительные замечания Суда

73. Прежде всего, Суд отмечает, что выражает несогласие с критикой Правительства, где оно утверждает, что, воспроизводя тексты двух статей, опубликованных Заявителем, Суд использовал свои «ресурсы для разжигания ненависти или вражды и унижения человеческого достоинства лица или группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, религии и принадлежности к какой-либо социальной группе».

74. Суд отмечает, что публикация оспариваемых статей послужила основой для вынесения уголовного приговора в отношении Заявителя по обвинению в разжигании вражды и унижении человеческого достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности к какой-либо социальной группе, совершённой посредством средств массовой информации лицом, использующим своё служебное положение. Данное обвинение лежит в основе жалобы Заявителя в соответствии со статьей 10 Конвенции о неоправданном вмешательстве в его право на свободу выражения мнения. Задача Суда заключается в том, чтобы определить, были ли права, закрепленные вышеупомянутым положением Конвенции, нарушены в результате такого вмешательства. Для того чтобы иметь возможность дать свою
оценку, Суду необходимо должным образом учесть все обстоятельств дела и, в частности, изучить все представленные Суду материалы, в которых спорные статьи имеют ключевое значение. Кроме того, Суд должен опираться на данный материал при составлении мотивировочной части своего решения по настоящему делу и, следовательно, независимо от последующих сделанных выводов, Суд не может избежать
воспроизведения указанных статей в своем постановлении. В этой связи Суд отклоняет требования российских властей исключить статьи из фактических обстоятельств в настоящем деле.

75. Суд также считает необходимым подчеркнуть, что обсуждение в настоящем постановлении высказываний, которые содержатся в статьях, опубликованных Заявителем, предназначено исключительно для разрешения настоящего дела и проводится в контексте обзора Судом тех мер, которые были приняты в отношении Заявителя, с целью установления, не преступило ли государство-ответчик границ своего усмотрения в соответствующей области. Суд не намерен давать в настоящем постановлении фактическую или правовую оценку или исторический арбитраж событий, упомянутых в двух статьях (см. в аналогичном контексте дело Фатуллаева против Азербайджана, № 40984/07, § 76, от 22 апреля 2010 г.).

b) Наличие вмешательства

76. Стороны выражают согласие с тем, что имело место «вмешательство» в осуществление Заявителем его права на свободу выражения мнения, выразившееся в вынесении уголовного приговора в отношении него. Подобные вмешательства нарушают статью 10 Конвенции, если они не удовлетворяют требованиям пункта 2 указанной статьи. Таким образом, остается определить, было ли вмешательство «предусмотрено законом», преследовало ли оно одну или более законных целей, определённых в этом пункте, и было ли оно «необходимым в демократическом обществе» для достижения этих целей.

с) «Предусмотрено законом»

77. В настоящем деле не вызывает споров, что обвинение Заявителя имело основание в национальном праве (п. 2 ст. 282 Уголовного кодекса) и что соответствующая норма права была доступна. Заявитель, скорее, ставит под сомнение предсказуемость применения этой нормы права национальными судами, утверждая, что его приговор по вышеупомянутой норме права за публикацию двух статей выходит за рамки того, что было бы разумно ожидать (см пункты 59-64 выше).

78. Суд подтверждает свою установившуюся судебную практику, в соответствии с которой формулировка «предусмотрено законом» требует, чтобы оспариваемые меры имели основу в национальном законодательстве. Данная формулировка также относится к качеству рассматриваемого закона, который должен быть доступным для затрагиваемых лиц и предсказуемым в отношении его последствий, другими словами, сформулирован с достаточной точностью, чтобы позволить указанным лицам в случае необходимости, при получении соответствующей консультации, предвидеть, в разумной при данных обстоятельствах степени, последствия, которые данное действие может повлечь за собой, чтобы регулировать свое поведение (см. среди прочего дела Озтюрка против Турции (Öztürk v. Turkey), (БП), № 22479/93, § 54, ECHR 1999-VI; Линдона, Очаковского-Лорана и Жюли против Франции (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), (БП), №№ 21279/02 и 36448/02, § 41, ECHR 2007-IV и Дилипака против Турции (Dilipak v. Turkey), № 29680/05, § 55, 15 сентября 2015 г.). Эти последствия не могут быть абсолютно предсказуемыми, так как опыт показывает, что это недостижимо (см. дело Перинчека против Швейцарии
(Perinçek v. Switzerland), (БП), № 27510/08, § 131, ECHR 2015 (выдержки)).

79. Суд впоследствии признал, что поскольку законы должны быть общеприменимыми, их формулировки не всегда точны. Действительно, необходимость избегать чрезмерной жёсткости и идти в ногу с меняющимися обстоятельствами означает, что многие законы неизбежно облекаются в термины, которые, в большей или меньшей степени, являются неясными. Толкование и применение таких норм зависит от судебной практики (см, например, дела Горжелика и других против Польши (Gorzelik and Others v. Poland), (БП), № 44158/98, § 64, ECHR 2004-I и Алтуга Танера Акчама против Турции (Altuğ Taner Akçam v. Turkey), № 27520/07, § 87, 25 октября 2011 г.). Границы понятия предсказуемости в значительной степени зависят от
содержания рассматриваемого инструмента, сферы его предназначения и количества и статуса тех, на кого он направлен (см, например, дело Лендона, Очаковского-Лорана и Жюли против Франции, упомянутое выше, § 41). Можно предположить, таким образом, что, даже если рассматриваемая норма права содержит общие формулировки, она может считаться отвечающей требованию «качества закона», если толкуется и применяется национальными судами неукоснительным и последовательным образом. Суд, кроме того, помнит, что его задача состоит в том, чтобы рассматривать внутреннее законодательство не абстрактно, а определить, привело ли то, каким образом национальное законодательство было применено к Заявителю, к нарушению Конвенции (см. постановление по делу Перинчека, упомянутое выше, § 136).

80. В настоящем деле ключевым является вопрос о том, что, приняв решение опубликовать оспариваемые статьи в газете, главным редактором которой он был, Заявитель знал или должен был знать, получив, если
необходимо, соответствующую юридическую консультацию, что это может повлечь уголовную ответственность по вышеуказанной статье УК (см. там же, § 137). Суд признает, что в рассматриваемой области сложно формулировать законы с абсолютной точностью и что определенная степень гибкости допустима, чтобы позволить российским судам оценивать, следует ли конкретное действие расценивать как разжигающее ненависть и вражду по признакам, перечисленным в указанной статье (см. дело Башкая и Окчуоглу против Турции (Başkaya and Okçuoğlu v. Turkey), (БП), №№ 23536/94 и 24408/94, § 39, ECHR 1999-IV; дело Озтюрка, упомянутое выше, § 55 и Карадемирджи против Турции (Karademirci and Others v. Turkey), №№ 37096/97 и 37101/97, § 39, ECHR 2005-I). Суд последовательно указывает, что в любой системе права, в том числе и в уголовном праве, как бы точно ни была сформулирована норма права, неизбежно существует необходимость толкования её судами, чья функция заключается в чётком разъяснении непонятных нюансов и исключении любых сомнений касательно толкования законодательства (см, например, дело Озтюрка, упомянутое выше, § 55 и Йоргича против Германии (Jorgic v. Germany), № 74613/01, § 101, ECHR 2007-III).

81. В этой связи Суд отмечает, что Правительство не сослалось на какую-либо практику национальных судов, в которой в то время, когда над Заявителем состоялся суд и был вынесен приговор, интерпретировались бы понятия, упомянутые в статье 282 УК РФ, для определения их значения и сферы действия с целью указать, какие «действия» могут повлечь уголовную ответственность по этой статье. Заявитель, в свою очередь, указал на отсутствие соответствующей практики российских судов или толкования указанной статьи Верховным судом (см пункт 61 выше). Действительно, лишь 28 июня 2011 года, спустя более чем пять лет после того, как Заявитель был признан виновным в последней инстанции, Верховный суд принял постановление, в котором рассматриваются вопросы толкования статьи 282 Уголовного кодекса и даются рекомендации по этим вопросам для национальных судов (см пункты 51-56 выше).

82. Судя по всему, в деле Заявителя национальные суды столкнулись с относительно новым правовым вопросом, который не был разъяснен в судебной практике. Суд признает, что не следует обвинять национальные суды в данном положении дел и что всегда будет существовать элемент неопределенности относительно смысла новой нормы права, пока она не станет трактоваться и применяться национальными судами (см. дело Перинчека, приведенное выше, §§ 135 и 138 и Джоб против Соединённого Королевства (Jobe v. the United Kingdom), реш., № 48278/09, 14 июня 2011 г.). Что касается критериев, применённых судами в деле Заявителя, то этот вопрос относится, скорее, к уместности и достаточности представленных ими оснований для обоснования обвинения в адрес Заявителя. Данный вопрос должен быть рассмотрен в
ходе оценки того, было ли вмешательство в право Заявителя, закрепленное в статье 10 Конвенции, необходимым в демократическом обществе.

83. В свете вышеизложенного Суд будет исходить из того, что вмешательство в право Заявителя на свободу выражения мнения можно считать «предусмотренным законом» в рамках значения пункта 2 статьи 10 Конвенции.

d) Законная цель

84. Правительство утверждало, ссылаясь на сложность отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой на момент рассмотрения дела и на сепаратистские тенденции в этом регионе, что рассматриваемое вмешательство преследовало цель защитить «права и интересы многонационального населения России», поддержать общественный порядок и предупредить преступность. Заявитель выразил несогласие с доводами Правительства, утверждая, что приговор в отношении него был актом устрашения, преследующим цель наказать его за публикацию критических статей о топ‑политиках России и пресечь его общественную деятельность.

85. Суд в самом начале отмечал, что, ссылаясь на необходимость защиты «прав и интересов многонационального населения России», Правительство не уточнило, какие именно права и каких конкретных лиц, групп лиц или секторов населения Правительство стремилось защитить, чтобы преследовать законную цель «защиты… прав других лиц», закрепленную в пункте 2 статьи
10 Конвенции. В отсутствие какого-либо указания на обратное Суд будет исходить из того, что ссылка Правительства на «права и интересы многонационального населения России» вместе с замечанием о сложности отношений между Россией и Чеченской Республикой и о сепаратистских тенденциях в этом регионе, преследует цель защиты «национальной безопасности», «территориальной целостности» и «общественного порядка», установленных вышеуказанной статьей.

86. Кроме того, Суд повторяет, что понятия «национальная безопасность» и «общественный порядок» в пункте 2 статьи 10, допускающем вмешательство в права по Конвенции, должны толковаться ограничительно и применяться тогда, когда доказана необходимость пресечения распространения информации в целях защиты национальной безопасности и общественного порядка (см. Штоль
против Швейцарии (Stoll v. Switzerland), (БП), № 69698/01, § 54, ECHR 2007-V и Гёрмюш против Турции (Görmüş and Others v. Turkey), № 49085/07, § 37, 19 января 2016 г.). Суд ранее подчеркивал необходимость
соблюдать осторожность в борьбе с терроризмом и сохранять бдительность в отношении действий, способных повлечь за собой дополнительное насилие (см. среди прочего дело Озтюрка, приведенное выше, § 59; Эрдогду против Турции (Erdoğdu v. Turkey) , № 25723/94, § 50, ECHR 2000-VI и Лерой против Франции, № 36109/03, § 36, 2 октября 2008 г).

87. В российском контексте Суд в постановлениях по ряду дел отмечал тяжелое положение в Чеченской Республике, которое сложилось на момент рассмотрения дела и требовало исключительных мер со стороны
государства для подавления незаконного вооруженного восстания (см. среди прочих дело Хациевой и других против России (Khatsiyeva and Others v. Russia), № 5108/02, § 134, 17 января 2008 г.; дела Ахмадова и других против России (Akhmadov and Others v. Russia), № 21586/02, § 97, 14 ноября 2008 г. и Керимовой и других против России, №№ 17170/04, 20792/04, 22448/04, 23360/04, 5681/05 и 5684/05, § 246, 3 мая 2011 г.). Поэтому Суд признает, что в период, когда над Заявителем состоялся суд и ему был вынесен приговор, вопросы, связанные с конфликтом в Чеченской Республике, носили исключительно деликатный характер и требовали особой осторожности со стороны властей.

88. Суд допускает, соответственно, что меры, принятые в отношении Заявителя, по крайней мере, с виду, преследовали цели защиты национальной безопасности, территориальной целостности и общественного порядка и предотвращения беспорядков и преступлений.

 

e) «Необходимо в демократическом обществе»

89. Задачей Суда остаётся определить, было ли осуждение Заявителя «необходимо в демократическом обществе».

i) Общие принципы

α) Свобода выражения мнения и стандарты, применяемые Судом

90. Свобода выражения мнения является одним из основных положений демократического общества и базовым условием его развития и самореализации каждого человека. В соответствии с пунктом 2 статьи 10 она применима не только к «информации» или «идеям», выраженным в дружелюбной форме или воспринимаемым как неагрессивные или бесстрастные, но также и к тем, которые оскорбляют, шокируют или будоражат. Таковы требования плюрализма, терпимости и либерального мышления, без которых нет «демократического общества» (см. среди многих других источников дело Сюрека
и Оздемира против Турции (Sürek and Özdemir v. Turkey), (БП), №№ 23927/94 и 24277/94, § 57, 8 июля 1999
г.; Сейлана против Турции (Ceylan v. Turkey), (БП), № 23556/94, § 32, ЕСПЧ 1999-IV и совсем недавнее дело Перинчека, упомянутое выше, § 196; а также Беда против Швейцарии (Bédat v.
Switzerland), (БП), № 56925/08, § 48, ЕСПЧ 2016 г.).

91. Пресса играет чрезвычайную роль в демократическом обществе. Хотя она не должна преступать границы, установленные inter alia для защиты таких жизненно важных интересов государства, как предотвращение беспорядков или преступлений, прессе надлежит, в соответствии с её обязанностью и ответственностью, распространять информацию и идеи по всем вопросам, вызывающим общественный интерес, в частности, по политическим, в том числе и противоречивым (см. дело Сюрека против Турции № 1 (Sürek v. Turkey (№ 1)), [БП], № 26682/95, § 59, ЕСПЧ 1999-IV и Сюрек против Турции № 3 (Sürek v. Turkey (№ 3)), (БП), № 24735/94, § 38, 8 июля 1999 г.). Не только у прессы есть право на распространение такой информации и идей, но и у общественности есть право на их получение. Свобода прессы предоставляет общественности одно из лучших средств для знакомства с мнениями других людей об идеях и воззрениях политических лидеров, а также для составления собственного мнения. В этой связи свобода прессы также предполагает возможность прибегнуть к некоторому преувеличению или даже провокации (см. дело Эрдогду, упомянутое выше, § 52).

92. Проверка на «необходимость в демократическом обществе» означает, что вмешательство в осуществление этой свободы должно удовлетворять требованию Суда давать определение, отвечало ли оспоренное вмешательство «острой социальной необходимости». В общем, эта «необходимость» должна быть убедительно установлена. Следует признать, что в первую очередь национальные власти должны оценить, может ли такая необходимость оправдать это вмешательство, и в этой связи они пользуются определёнными рамками усмотрения. Однако эти рамки предполагают обязательный надзор со стороны Суда как в отношении самих законов, так и в отношении решений по их применению, особенно в тех случаях, когда они касаются прессы и обуславливаются интересами демократического общества в обеспечении и поддержании журналистской свободы (там же, § 53).

93. Задача Суда при осуществлении своей надзорной функции состоит не в том, чтобы заменять собой национальные органы власти, а в рассмотрении принятых ими решений в соответствии со своими рамками
усмотрения с точки зрения статьи 10. Это не означает, что надзор ограничивается лишь определением того, что государство-ответчик воспользовалось своей свободой разумно, тщательно и добросовестно; Суд должен рассмотреть обжалованное вмешательство в свете всего дела целиком, включая содержание высказываний, вменяемых заявителю в вину, а также контекст, в котором они были сделаны (см. дела Кумпана и Мазаре против Румынии (Cumpǎnǎ and Mazǎre v. Romania), (БП), № 33348/96, § 89, ЕСПЧ 2004-XI и Фатуллаева, упомянутое выше, § 83).

94. В частности, Суд должен определить, были ли причины, приведённые национальными властями в обоснование вмешательства, «существенными и достаточными», была ли принятая мера «соразмерна законным преследуемым целям». Выполняя это, Суд обязан убедиться в том, что национальные власти, опираясь на приемлемую оценку существенных фактов, применили стандарты в соответствии с принципами, закреплёнными в статье 10 (см. среди многих других источников дело Шови и других против Франции (Chauvy and Others v. France), № 64915/01, § 70, ЕСПЧ 2004-VI; Сейлана, упомянутое выше, § 32; Фатуллаева, упомянутое выше, § 84 и Дилипака, упомянутое выше, § 64). Вдобавок характер и суровость применённого наказания являются факторами, которые следует принимать во внимание при оценке соразмерности вмешательства в осуществление свободы выражения мнения, гарантированной в статье 10 (см., например, дело Сейлана, упомянутое выше, § 37). Суд также должен проявлять крайнюю осторожность в случаях, когда
принятые меры или санкции, наложенные национальными властями, таковы, что они отвращают прессу от участия в обсуждении тем, представляющих законный общественный интерес (см. дело Кумпана и
Мазаре, упомянутое выше, § 111 и Фатуллаева, упомянутое выше, § 102).

 

β) Политическая речь

95. Пункт 2 статьи 10 предусматривает очень незначительные возможности ограничения высказываний на политические темы или дискуссий по общественно значимым вопросам (см. среди других источников дела Сюрека против Турции № 1, упомянутое выше, § 61; Штоля, упомянутое выше, § 106 и Перинчека, упомянутое выше, § 197). Подход, которого неизменно придерживается Суд, состоит в требовании иметь очень веские причины для обоснования ограничений в политической речи, поскольку широкие ограничения, применяемые в отдельных случаях, несомненно, пагубно повлияли бы на общий подход к соблюдению свободы выражения мнения в конкретном государстве (см. дело Фатуллаева, упомянутое выше, § 117 и цитируемые в нём источники).

96. Кроме того, рамки допустимой критики гораздо шире в отношении правительства, чем в отношении частного лица или даже политика. В демократической системе действия и упущения правительства должны быть объектом пристального внимания не только со стороны законодательной и судебной власти, но также и со стороны общественности. Вместе с тем доминирующее положение, которое занимает правительство, обязывает его к сдержанности при применении уголовного судопроизводства, особенно если есть иные средства для ответа на необоснованные нападки и критику со стороны его противников. Несмотря на это, у действующих органов власти, которые призваны обеспечивать общественный порядок, конечно, остаётся возможность для принятия мер, даже и уголовного характера, направленных на то, чтобы отреагировать соответствующим образом на такие действия(см. среди многих других источников дело Сейлана,
упомянутое выше, § 34; Сюрека против Турции № 4, (БП), № 24762/94, § 57, 8 июля1999 г. и Сюрека и Оздемира, упомянутое выше, § 60).

 

γ) «Язык вражды» и призывы к насилию

97. В своей оценке вмешательства в осуществление свободы выражения мнения в делах, касающихся утверждений, предположительно подстрекающих к насилию, ненависти или нетерпимости или оправдывающих их, Суд принимает в расчёт ряд факторов, которые были перечислены в деле Перинчека, упомянутом выше, §§ 205-207).

98. Один из таких факторов – это социальный и политический фон, на котором были сделаны эти утверждения. Так, ранее Суд признал, что в конфликтных и напряжённых ситуациях от национальных
властей требуется особая осторожность при рассмотрении вопроса о публикации мнений, оправдывающих применение насилия в отношении государства (см., например, дело Эрдогду, упомянутое выше, § 62).

99. Ещё один фактор заключается в том, чтобы определить, можно ли расценивать утверждения, верно истолкованные и рассматриваемые в их непосредственном или более широком контексте, как прямые или косвенные призывы к насилию или как оправдание насилия, ненависти или нетерпимости. Суд уже принимал постановления о том, что в случаях, когда такие замечания влекут за собой насилие в отношении отдельного человека, чиновника или части населения, государство имеет более широкие рамки при рассмотрении необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения (см., например, дело Сейлана, упомянутое выше, п. 34). Суд также постановил, что разжигание ненависти не обязательно предполагает призыв к насилию или иные преступные деяния. Нападки на людей в форме оскорблений, высмеивания или клеветы в отношении определённых групп населения могут быть достаточным основанием для властей, чтобы прибегнуть к противодействию высказываниям ксенофобского или по-иному дискриминационного характера по причине безответственного осуществления свободы выражения мнения (см. дела Фере против Бельгии (Féret v. Belgium), № 15615/07, § 73, 16 июля 2009 г. и Вейделанда против Швеции (Vejdeland v. Sweden), № 1813/07, § 55, 9 февраля 2012 г.).

100. В то же время Суд всегда подчёркивал, что если выражаемые взгляды не подстрекают к насилию, другими словами, если они не поддерживают применение насилия или кровавую месть, не оправдывают совершения террористических нападений для достижения целей тех, кто за ними стоит, или не истолковываются как подстрекающие к насилию, выражая глубоко укоренившуюся и иррациональную ненависть в отношении определённых лиц, то Договаривающиеся Государства не могут ссылаться на необходимость защиты территориальной целостности и обеспечения национальной безопасности, сохранения общественного порядка и безопасности или предотвращения преступлений, чтобы ограничивать
права общественности на получение информации о них (см. mutatis mutandis дела Сюрека № 4, упомянутое выше, § 60; Фатуллаева, упомянутое выше, § 116; Гёзела и Озера против Турции (Gözel and Özer v. Turkey), №№ 43453/04 и 31098/05,§ 56, 6 июля 2010 г.; Недима Шенера против Турции (Nedim Şener v. Turkey), № 38270/11, § 116, 8 июля 2014 г.; Шика против Турции (Şık v. Turkey), № 53413/11, § 105, 8 июля 2014 г. и Дилипака, упомянутое выше, § 62).

101. Наконец, важна манера, в которой утверждения были сделаны, а также их непосредственная или потенциальная вредоносность (см. дело Перинчека, упомянутое выше, §§ 206-07). Как бы там ни было, исход рассмотрения дела всегда зависит, скорее, от сочетания различных факторов, нежели от каждого из них,
взятого отдельно. Таким образом, подход, который исповедует Суд, состоит в том, чтобы каждое дело рассматривать в том числе и с точки зрения контекста (там же, § 208).

 

ii) Применение вышеупомянутых принципов в настоящем деле

102. В настоящем деле Заявитель подвергся преследованию в рамках уголовного процесса и получил условный приговор за публикацию двух статей, которые, как постановили национальные суды, содержали
утверждения, «нацеленные на разжигание вражды и унижение достоинства группы лиц по признаку расовой принадлежности, национальности и принадлежности к социальной группе». Как отмечалось в пункте 93 выше, в задачу Суда не входит вынесение решений относительно состава преступления, за которое был осуждён Заявитель в соответствии с национальным законодательством, путём пересмотра и определения того, действительно ли его действия содержали признаки этого преступления. Суду предстоит лишь определить, было ли осуждение Заявителя в связи с этими статьями «необходимо в демократическом обществе» для поддержания национальной безопасности, территориальной целостности и общественной безопасности, а также предотвращения беспорядков и преступлений, то есть для законных целей, которые
преследовало Правительство и признавал Суд (см. пункты 84 и 88 выше). Делая это, Суд обратит особое внимание на положение Заявителя, характер оспоренных статей, формулировки, контекст, в котором они были опубликованы, и подход российских судов к оправданию рассматриваемого вмешательства.

103. Суд отметил, что Заявитель являлся главным редактором областной газеты, и что его задача состояла в
распространении информации и идей по вопросам, представляющим общественный интерес (см. пункт 91 выше). Он опубликовал две статьи, предположительно написанные двумя лидерами чеченских сепаратистов, где они обвиняли российские власти в продолжавшемся конфликте в Чеченской республике и критиковали их в этой связи. Таким образом, ясно, что сами по себе эти утверждения касались правительственной политики в регионе и являлись частью политической дискуссии на тему, вызывавшую общий интерес (см. пункты 95 и 96 выше).

104. Суд осознаёт деликатный характер этой дискуссии, учитывая тяжёлую ситуацию, сложившуюся в Чеченской республике в то время, когда сепаратистские тенденции привели к серьёзным столкновениям между российскими правоохранительными органами и чеченскими повстанцами и к значительному количеству погибших. В этой связи Суд отмечает довод Правительства (см. пункт 68 выше) о том, что предполагаемые авторы оспоренных статей (г-н Закаев и г-н Масхадов) возглавляли движение чеченских сепаратистов и находились в розыске в России в связи с целым рядом серьёзных уголовных преступлений (что касается г-на Масхадова, см. также дело Масхадовой и других против России (Maschadova and Others v. Russia), № 18071/05, §§ 8-17, 6 июня 2013 г.). Однако ранее Суд постановил, что тот факт, что утверждения сделаны тем, кто считается преступником, не может сам по себе оправдывать вмешательство в
осуществление свободы выражения мнения тех, кто публикует такие утверждения (см. дела Сюрека и Оздемира, § 61 и Гёзеля и Озера против Турции, о которых говорилось выше, § 52 и упомянутые в нём источники). В настоящем деле предстоит определить, являются ли оспоренные утверждения в статьях, опубликованных Заявителем, разжиганием вражды или подстрекательством к насилию, направленному, в свете законных целей, которые преследовало Правительство, на подрыв национальной безопасности, территориальной целостности и общественной безопасности, или ведущему к беспорядкам (см. пункт 100 выше).

105. Обращаясь к известным материалам, Суд замечает, что первая статья, автором которой предположительно является г-н Закаев, написана в нейтральном и даже умиротворяющем тоне. Автор «протягивает народу России руку мира», утверждая, что «ещё не поздно… разрешить все вопросы» и что «война не нужна никому». Занимая явно критическую позицию относительно действий российских властей в Чеченской республике, возлагая исключительную ответственность за продолжающийся вооружённый конфликт на неназванных высокопоставленных политиков («пока находящихся в Кремле») и лично на российского президента, г-на Путина, статья не содержит ни призывов к насилию, бунту или насильственному свержению действующего политического режима, ни иных опровержений демократических принципов. Напротив, она предполагает, что конфликт может быть разрешён мирно, если народ России «избавится» от этих политиков в рамках демократического процесса, проголосовав против г-на Путина на предстоящих президентских выборах. В целом эта статья, по мнению Суда, очевидно, никак не
может быть истолкована как разжигание ненависти, не говоря уже о подстрекательстве к насилию, ведущему к беспорядкам или подрыву национальной безопасности, нарушению территориальной целостности или общественной безопасности.

106. Вторая статья, предположительно написанная г-ном Масхадовым, действительно написана более резким языком и содержит жёстко сформулированные утверждения, описывающие действия российской власти в Чеченской республике как «геноцид», «преступное безумие кровавого кремлёвского режима», «российский террор», «террористические методы», «бесчинства» и т.п. Статья осуждает российскую политику в регионе в прошлом и яростно обвиняет политический режим в «навязывании войны» в республике в настоящем. Далее в ней отвергаются подходы «российских захватчиков» в регионе во время недавнего вооружённого конфликта, такие как «массовые немотивированные убийства», «внесудебные казни», «беспричинные задержания», «жестокие операции по зачистке», «взятие заложников из гражданского населения», «пытки», «похищения людей», «исчезновение людей» и «проверки местного населения». В связи с этим Суд, как и ранее, замечает, что поиски исторической правды являются неотъемлемой частью свободы выражения мнения и что дискуссия о причинах особенно серьёзных деяний, которые могут быть равнозначны военным преступлениям против человечности, должна иметь возможность происходить свободно (см. дело Фатуллаева, упомянутое выше, § 87). Кроме того, политическая речь часто бывает противоречивой и даже крайне резкой (см. дело Перинчека, упомянутое выше, § 231), и тот факт, что утверждения содержат жёсткую критику официальной политики и передают односторонний взгляд на происхождение и ответственность сторон в определённой ситуации, не может являться обоснованием для
вмешательства в осуществление свободы выражения мнения (см. дело Сюрека и Оздемира, упомянутое выше, § 61).

107. По мнению Суда, данная статья, взятая в целом, не может расцениваться как призыв к применению насилия или подстрекательство к насилию через возбуждение эмоций, укоренившихся предубеждений или иррациональной ненависти. В действительности, будучи крайне критичной в отношении действий России в Чеченской республике, статья не содержит призыва к вооружённому сопротивлению как средству достижения национальной независимости Чечни или к кровавой мести и террористическим атакам, которые «однозначно осуждались» в материале; в ней отсутствует посыл к читателю о том, что применение насилия является необходимой и оправданной мерой самозащиты перед лицом агрессии. Скорее, в статье высказывается сожаление относительно положения дел, при котором вооружённый конфликт, который уже привёл к большому количеству смертей и разрушению инфраструктуры республики, по-прежнему
продолжается, «и свет в конце тоннеля ещё не виден», и автор статьи надеется на «конструктивный диалог» с «международным сообществом» и на его содействие «мирному разрешению» этого конфликта и «достижение долгожданного мира на залитой кровью чеченской земле».

108. От внимания Суда не ускользнуло ни использование термина «чеченское Сопротивление», ни последний абзац этого текста, где упоминается «конечная победа чеченского народа» и говорится, что «чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников из числа местных национал-предателей.   Чего бы ему это ни стоило!». По мнению Суда, однако, эти замечания могут расцениваться как отражение намерения противоположной стороны преследовать свои цели и как бескомпромиссная позиция её лидеров в этом отношении. Поэтому они имели интересное «новостное» содержание, которое позволило общественности заглянуть в психологию тех, кто являлся движущей силой оппозиции в Чеченской республике, оценить ставки в этом конфликте и ознакомиться с иным взглядом на ситуацию в этом регионе (см. там же.).

109. В целом, по мнению Суда, взгляды, выражаемые в этих статьях, нельзя рассматривать ни как подстрекательство к насилию, ни как разжигание ненависти или нетерпимости, которые могут повлечь за собой насилие. Суд не усматривает в оспоренных материалах ничего, кроме критики российского правительства и его действий в Чеченской республике, которая, будучи резкой, однако, не выходит за приемлемые границы, учитывая то обстоятельство, что эти границы особенно широки в отношении правительства (см. пункт 96 выше).

110. Таким образом, Суд не считает, что опубликование Заявителем этих двух статей могло отрицательно сказаться на предотвращении преступлений в Чеченской республике или в любом другом регионе
России или могло способствовать снижению безопасности или подрыву территориальной целостности или общественной безопасности. Следует также отметить, что оспоренные статьи были опубликованы в региональной газете с небольшим тиражом (см. пункты 6 и 32 выше), что значительно снижало
потенциальное влияние на национальную безопасность, общественную безопасность и порядок (см. дело Окчуоглу (Okçuoğlu v. Turkey), (БП), № 24246/94, § 48, 8 июля 1999 г.). Кроме того, разбиравший это дело суд ясно признал, что действия Заявителя не имели «серьёзных последствий» (см. пункт 38 выше).

111. В свете аргументации, представленной в пунктах 103-110 выше, Суд считает, что рамки усмотрения, предоставленные властям в установлении «необходимости» вмешательства в осуществление Заявителем
свободы выражения мнения, были узкими. Имея это в виду, он теперь обратится к рассмотрению вопроса о том, основывались ли национальные суды при принятии своих решений на приемлемой оценке всех существенных фактов и приводили ли «существенные и достаточные» причины в обоснование оспоренного вмешательства (см. пункт 94 выше).

112. В настоящем деле национальные суды постановили, что Заявитель предпринял «действия, нацеленные на разжигание вражды и унижение достоинства группы людей по признаку расовой принадлежности, национальности и принадлежности к социальной группе» путём опубликования двух статей, которые, согласно лингвистическим экспертизам от 18 февраля 2005 года, «содержали утверждения, направленные на разжигание расовой, национальной или социальной розни, связанной с насилием». По мнению Суда, решения национальных судов по делу Заявителя были глубоко ущербны по ряду причин.

113. Во-первых, основывая свой обвинительный приговор на выводах вышеупомянутых экспертиз, суды не дали им оценки и лишь подтвердили заключения давшего их эксперта, которые, с их точки зрения, были надёжны, учитывая его компетентность, профессиональные навыки и прошлый опыт (см. пункты 35 и 45 выше). Таким образом, чрезвычайно важное правовое заключение относительно наличия в оспоренных утверждениях признаков «языка вражды» фактически было сделано экспертом-филологом, проведшим вышеупомянутые экспертизы (см. пункты 20-27 выше). Проведённая экспертная оценка явно выходила за рамки сугубо языковых вопросов, таких как, например, определение значения конкретных слов и выражений, и, по сути, квалифицировала действия Заявителя с правовой точки зрения. Суд находит такое положение дел неприемлемым и подчёркивает, что все юридические вопросы должны разрешаться только судами. В этом отношении он отмечает, что Верховный суд в своём постановлении от 28 июня 2011 года занял такую же позицию (см. пункт 56 выше).

114. Во-вторых, суды, рассматривавшие дело Заявителя, не предприняли сколько-нибудь значимых попыток проанализировать рассматриваемые утверждения. Как можно определить по соответствующим судебным решениям, суды, как правило, перечисляли утверждения, ставшие предметом рассмотрения экспертиз, и фактически ограничивались в своей оценке повторяющимся воспроизведением выводов этих экспертиз, а также текста п. 2 ст. 282 УК (см. пункты 32-34 и 45 выше). Придя к выводу о том, что утверждения, распространённые Заявителем, были «нацелены на разжигание вражды и унижение достоинства группы людей по признаку расовой принадлежности, национальности и принадлежности к социальной группе», суды не указали ни одной такой группы, ставшей мишенью для этих высказываний, и не уточнили, какие именно утверждения и в каком отношении имели расистский, националистический, ксенофобский или любой другой дискриминационный или уничижительный оттенок значения. Суд также отмечает, что формулировка «связанной с насилием», содержащаяся в описании оспоренных утверждений в экспертных заключениях от 18 февраля 2005 года, была в конечном итоге изъята из текста описания нарушения закона, в отношении которого Заявитель и был признан виновным национальными судами (см. пункт 33 выше), однако последние не дали этому никаких объяснений. Кроме того, Суд не усматривает в решениях национальных судов никаких действий, которые свидетельствовали бы о каких-либо попытках оценить, действительно ли оспоренные утверждения могли нанести вред национальной безопасности, территориальной целостности или общественной безопасности или порядку, как утверждало Правительство.

115. В свете вышесказанного Суд обязан сделать заключение о том, что национальные власти не смогли обосновать своё решение относительно приемлемой оценки всех существенных фактов и не указали «существенных и достаточных» причин для признания Заявителя виновным.

116. Далее Суд напоминает, что обязательство обосновывать причины принятия решения является необходимым защитным механизмом согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции, поскольку это показывает сторонам, что их доводы были услышаны, и даёт им возможность возражать и оспаривать решения, а также служит обоснованием причин принятия судебного решения для общественности. Это общее правило, кроме того, выливается в конкретные обязательства по статье 10 Конвенции, требуя от национальных судов наличия «существенных» и «достаточных» причин для вмешательства. Это обязательство среди прочего даёт гражданам возможность ознакомиться и оспорить причины, стоящие за судебным решением, ограничивающим их свободу выражения мнения или свободу собраний, тем самым предоставляя важный
процессуальный механизм защиты от произвольного вмешательства в осуществление прав, закреплённых в статье 10 Конвенции (см. дела Джумхурьета Вакфи и других против Турции (Cumhuriyet Vakfı and Others v. Turkey), № 28255/07, §§ 67-68, 8 октября 2013 г. и Гюльджю против Турции (Gülcü v. Turkey), № 17526/10, § 114, 19 января 2016 г.). В настоящем деле Суд замечает, что национальные суды не только не привели существенные и достаточные причины в обоснование обвинительного приговора Заявителю (см. пункты 113-115 выше), но и отклонили все аргументы в защиту Заявителя как «несостоятельные с правовой точки зрения», назвав их «попыткой защититься и избежать наказания» (см. пункт 34 выше). Суд пришёл к заключению, что Заявитель был лишён процессуальной защиты, на которую имел право согласно статье 10 Конвенции.

117. Наконец, Суд отмечает, что Заявитель был приговорён к двум годам лишения свободы условно с четырёхлетним испытательным сроком в связи с публикацией статей. Ранее Суд подчёркивал, что «обязанности и ответственность», которые сопровождают осуществление права на свободу выражения со стороны сотрудников СМИ, становятся особенно значимыми в ситуациях конфликтов и напряжённости.
Особая осторожность требуется, когда рассматривается публикация мнений тех представителей организаций, которые прибегают к насилию в отношении государства, иначе СМИ могут стать средством распространения «языка вражды» и пропаганды насилия. Если же взгляды не являются таковыми, то Договаривающиеся Государства не могут, ссылаясь на интересы защиты национальной безопасности или предотвращения преступлений или беспорядков, ограничивать право общественности на получение
информации о них, оказывая давление на СМИ весом уголовных законов (см. дела Сюрека № 4, § 60 и Эрдогду, упомянутые выше, § 71). По мнению Суда, в настоящем деле поражает не столько суровость приговора Заявителю, сколько сам факт признания его виновным в уголовном порядке (см. дело Перинчека, упомянутое выше, § 273). Суд считает, что и признание Заявителя виновным, и суровость наказания могли оказать охлаждающий эффект на осуществление журналистской свободы выражения мнения в России и отвратить прессу от открытого обсуждения вопросов, вызывающих общественную озабоченность, в частности, связанных с конфликтом в Чеченской республике (см. дело Фатуллаева, упомянутое выше, § 128).

118. Вышеприведённых соображений достаточно, чтобы позволить Суду сделать вывод о том, что национальные власти вышли за рамки усмотрения, отпущенные им для ограничения дискуссий, представляющих общественный интерес. Признание Заявителя виновным не отвечало «острой социальной необходимости» и было несоразмерно законным преследуемым целям. Следовательно, вмешательство не было «необходимо в демократическом обществе».

119. Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

 

II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЕЙ 6 И 13 КОНВЕНЦИИ

120. Заявитель также обратился с жалобой по статье 6 Конвенции на различные нарушения, которые превратили уголовные разбирательства в отношении него в несправедливые. В частности, он утверждал, что разбиравший его дело суд, вынося ему обвинительный приговор, неоправданно основывался на экспертных заключениях г-жи Т., датированных 18 февраля 2005 года и представленных стороной обвинения, отклонив экспертизу г-жи В., представленную стороной защиты. По мнению Заявителя, заключения г-жи Т. были ненадёжными, поскольку она, будучи лишь филологом, не обладала другими специальными знаниями и потому не была достаточно компетентной для составления таких заключений. Заявитель также утверждал, что протокол заседания суда был неправилен, поскольку показания ключевого свидетеля, г-жи T., были искажены. Он далее утверждал, что судья Б. отклонил его ходатайства о приведении содержания письменного протокола в соответствие с аудиозаписью слушаний, которые он представил, единственно на основании того, что эта запись не была официально утверждена, и отказался принять дополнительные доводы апелляционной жалобы от 17 февраля 2006 года. В этой связи Заявитель утверждал, что
судья Б. занимал предвзятую и враждебную позицию на протяжении всего процесса. Заявитель также отметил, что, хотя его апелляционная жалоба от 17 февраля 2006 года была в конечном итоге приложена к материалам дела, апелляционный суд не уделил должного внимания его доводам, касавшимся неверного протокола заседания. Наконец, Заявитель обратился с жалобой по статье 13 Конвенции на отсутствие эффективных средств судебной защиты в отношении его жалоб на предположительно неправомерные действия судьи Б.

121. Правительство оспорило заявление о том, что разбирательства в отношении Заявителя были несправедливы. В частности, национальные суды установили его вину на основании заключений г-жи Т., которая тщательно проанализировала текст оспоренных статей и пришла к выводу, что они содержали утверждения, нацеленные на разжигание расовой, национальной и социальной розни. Во время слушания г-жа Т. подтвердила свои заключения и обосновала их. Национальные суды, по мнению Правительства, не имели причин усомниться в верности её заключений, учитывая, в частности, её профессиональную
компетентность, навыки и прошлый опыт. Правительство также утверждало, что суды привели законные причины для отказа от экспертизы г-жи В. как неприемлемого свидетельства. Наконец, Правительство указало на то, что прокуратура провела проверки в связи с жалобой Заявителя на действия судьи Б., однако, свидетельств того, что судья превысил свои полномочия или предпринял действия по искажению текста протокола, выявлено не было.

122. Суд отмечает, что эти жалобы не являются явно необоснованными с точки зрения пункта 3(a) статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что они не являются неприемлемыми на каких-либо иных
основаниях и поэтому должны быть объявлены приемлемыми. Учитывая обстоятельства дела и соответствующие заключения ЕСПЧ по статье 10 Конвенции (см. пункты 113-116 выше), Суд считает, что нет необходимости рассматривать эти жалобы отдельно (см. среди других источников дело Джумхурьета Вакфи и других против Турции, упомянуто выше, § 79).

 

III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

123. Статья 41 Конвенции гласит:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

 

 A.
Ущерб

124. Заявитель потребовал 10 000 евро в качестве возмещения морального вреда.

125. Правительство оспорило этот иск, заявив, что выявление нарушения явилось бы достаточно справедливым удовлетворением в деле Заявителя.

126. Суд заключает, что Заявитель понёс моральный ущерб вследствие нарушения его права на свободу выражения мнения и что этот ущерб невозможно возместить простой констатацией нарушения. Сумма, которую потребовал Заявитель, не производит впечатления чрезмерной, поэтому Суд считает разумным удовлетворить иск в полном размере и назначает Заявителю 10 000 евро в качестве возмещения морального ущерба.

 

B. Судебные расходы

127. Заявитель также добивался возмещения издержек и расходов в ЕСПЧ. В частности, он потребовал 3 530 евро на покрытие юридического представительства. Эта сумма включала в себя расходы на исследования, подготовку документов, юридический анализ и замечания юридического представителя по ставке 50 евро в час, а также сопутствующие административные расходы. Заявитель приложил копию своего договора с г-жой Садовской. Он также потребовал 85 евро на покрытие почтовых расходов, 70 евро – на купленные канцелярские принадлежности и 1 500 евро на оплату перевода его замечаний на английский язык. Он представил копию счёта от компании «Ди-Эйч-Эл» (DHL) на соответствующую сумму.

128. Правительство оспорило это требование, заявив, что Заявитель не подкрепил его документами.

129. В соответствии с практикой Суда заявитель имеет право на возмещение своих судебных издержек только в той степени, в которой, как было установлено, они действительно были взысканы, обязательны и имели разумный размер. В настоящем деле Заявитель не представил никаких документов в подтверждение своего требования в части, касавшейся стоимости перевода и канцелярских принадлежностей, поэтому Суд отклоняет эту часть требований. В отношении стоимости юридического представительства и почтовых расходов, принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении документы и вышеизложенные критерии, Суд считает разумным удовлетворить эту часть иска и присуждает Заявителю 3 615 евро в этом отношении.

 

C. Процентная ставка

130. Суд считает целесообразным принять процентную ставку в соответствии с предельным размером ссудного процента Европейского центрального банка, к которому должны быть добавлены три процента.

 

 НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО

1. Объявляет жалобу приемлемой.

2. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

3. Постановляет, что отсутствует необходимость рассматривать жалобы по статьям 6 и 13 Конвенции.

4. Постановляет:

a) что Государство-ответчик обязано выплатить Заявителю в течение трёх месяцев с момента окончательного вступления данного решения в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы в переводе на национальную валюту Государства-ответчика по курсу на момент расчёта:

i) 10 000 евро (десять тысяч евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве компенсации морального вреда;

ii) 3 615 евро (три тысячи шестьсот пятнадцать евро) с добавлением суммы любого налога, которым может облагаться эта сумма, в качестве возмещения судебных расходов и издержек;

б) что с момента истечения вышеуказанных трёх месяцев до момента выплаты на суммы, указанные выше, выплачиваются простые проценты в размере предельного ссудного процента Европейского центрального банка в течение периода выплаты процентов с добавлением трёх процентных пунктов.

Совершено на английском языке в письменном виде 3 октября 2017 года в соответствии с §§ 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

 

Стефен Филлипс,                                                Бранко
Лубарда,

юрист
секции                                                            председатель

 

© Перевод Центра защиты прав СМИ, 2018