Настоящий материал (информация) произведен и (или) распространен иностранным агентом Фондом «Центр Защиты Прав СМИ» либо касается деятельности иностранного агента Фонда «Центр Защиты Прав СМИ»
Случилось небывалое! Суд оправдал ершистую начальницу районной газеты, которую пытались съесть за критику местных властей и нравов.
«ОТСЕЧЬ ГАНГРЕНУ» СВОБОДЫ
После объявления приговора адвокат Алексей Иванов спросил:
— Ты сомневался? Только честно.
— Сомневался ли я?! — усмехаюсь. — Да ни секунды не верил! Абсолютно. Таких чудес в России не бывает!
Два года длился суд. Два года мы делали все, чтобы спасти редактора районной газеты «Наша иртышская правда» Евгению Острую от своры чиновников. Грубо?
Тогда я еще раз повторю — «своры»! И именно «спасти».
Ведь Острая с точки зрения современной региональной журналистики все делала неверно. Самоубийственно неправильно. Оправдывая свою колючую фамилию, она превратила скромную газету в зубастую, едкую, защищающую интересы ее настоящих хозяев — жителей Большереченского района Омской области. В итоге «Наша иртышская правда» в четыре раза увеличила тираж и по местным меркам стала рентабельной газетой (лишь 30% бюджета — деньги государственные, да и те по контракту за публикацию официальной информации). Скоро о журналистском самородке узнала и Москва — маленькая газета Острой вошла в десятку лучших регионалок в России и получила главную награду от Фонда защиты гласности.
Что не понравилось главе района Василию Майстепанову, которому приходилось каждую планерку начинать с чтения районки: где на этот раз его горе-чиновники напортачили. Но главное, это не понравилось тогдашнему главе омского управления по информполитике Станиславу Сумарокову.
Он откровенно мне рассказывал:
— Собрал я редакторов районок и сказал: нельзя, коллеги, все рисовать черными красками, нужно адекватно отражать деятельность власти…
— Давайте будем откровенны, — предложил Сумароков. — Газеты утверждены правительством Омской области, и мы, работодатели, должны определять их политику. Да, пришлось пойти на крайние меры. Это как выбор врача — либо отсечь начавшуюся гангрену, либо пациент потеряет всю ногу. Я отсек! Другие редакторы сделали выводы…
— Но вы нарушаете закон «О печати», — предупреждаю. — Учредитель не имеет права вмешиваться в политику издания. Да и районка принадлежит не чиновникам, а народу…
«ПЕРЕСАЖАЕМ!»
Глава управления в итоге уволил Евгению Острую. А когда коллектив обратился с письмом к Путину, Сумароков прислал в Большеречье проверку и самолично написал заявление в следственные органы. На журналистку возбудили уголовное дело по статье «растрата» (Острой ставилось в вину получение вместе со всеми журналистами 13-й зарплаты, отпускных и компенсации за ведение верстки — в общей сумме 126 648 рублей).
Кроме того, в уголовном деле было обвинительно указано: «Для газеты характерно задиристое отношение ко многим событиям в районе и такое же отношение к представителям местного самоуправления».
Тут было все предельно ясно. Хладнокровно убивая газету, чиновники учили нас, журналистов: хотите жить спокойно и на свободе — не лезьте в наши дела! Пересажаем!
Нахальство властей просвечивало даже сквозь уголовное дело, чья загадочная суть словно списана с Кафки: нельзя платить зарплаты и отпускные по трудовому договору из заработанных газетой денег, если чиновник не разрешал.
Власти были абсолютно уверены — они упрямому редактору покажут, где место прессы. Оправдательных приговоров в России, как известно, 0,01%. Русский суд, дескать, все стерпит.
Главный редактор «КП» предложил Евгении перейти на работу в нашу газету.
А прокурор, словно в отместку, запросил у суда для Острой полгода реального лишения свободы…
Острая в последнем слове уже ни на что не надеялась.
«Мы перешагнули третий год сначала предварительного, потом судебного следствия. За эти годы мои дети преодолели самый золотой возраст, а я не могла быть с ними мысленно каждую минуту, не могла разделить их радости, потому что была размазана обвинением в том, чего не совершала. За это время состарились мои родители, в глазах которых стоял немой вопрос: когда все это закончится?! Я понимаю, что моральная сторона здесь мало кого трогает, но хочу получить удовлетворение от того, что все это сейчас скажу. Мне жаль вас, господин прокурор (и я надеюсь, что мое сочувствие не оскорбит вас так, как доводы моего защитника о некомпетентности следствия и гособвинения), если вам приходится заниматься профанацией. Могу сказать, что я честно трудилась и оставила работоспособную команду, авторитетное издание. Со всей ответственностью заявляю, что это было золотое время для нашего издания… Я не рассчитываю, что этот абсурд мне удастся победить. Но мне нужно выпускать в жизнь своих детей. Учить их добру и вере в людей, не идти на сделку с собственной совестью. По-моему, что-то не так в нашем королевстве, господа! Мой защитник называет это реальностью абсурда. Так вот мы все здесь его участники. Спасибо».
«ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ. И ВСЕ»
И Острая была оправдана. Полностью. С правом на реабилитацию.
«Ура, благородный дон!» — написал мне суперадвокат Алексей Иванов (мы за время долгого процесса даже обзавелись кличками). Удивительный человек. Иванов защищал подсудимую бесплатно, из редкого убеждения «журналистов обижать нельзя».
— Ты сомневался? — торжественно хохотал он.
«Понимаешь, дело не только в журналистике, — устало писала Острая. — Они там всех за преступников считают. Попадешь в эту мясорубку — не выберешься. Мне повезло…»
— А если честно, Володь, — вдруг сказала она. — Теперь хочется просто жить, и все. Мечтать, строить планы на покупку холодильника… Бороться за чужие права желание пропало, думаю, навсегда.
И выходит, отправленный в отставку начальник управления Сумароков все-таки не проиграл. Нет. Он сумел «отсечь гангрену» свободолюбия и профессиональной чести омской журналистики.
Что может заставить ее воевать с чиновниками и рисковать повторить путь Острой?
